========== Глава 5. Забытые чувства ==========
Утро.
Покои управительницы.
Темноволосая Султанша, расслабленно откинувшись на спинку тахты, вместе с дочерьми, сидящими по обе стороны от нее, наслаждалась горьковатым и горячим кофе после завтрака, изнемогая от летней июльской жары, проникающей в затемненные покои сквозь открытые настежь двери на террасу, залитую солнцем.
Отставив пустую чашку на низкий столик, Хюррем, сидящая на большой подушке, повернула темноволосую голову к матери, отчего-то задумчивой и слегка отстраненной.
— Валиде, я слышала, что та сеньора часто захаживает в гарем.
— Какая сеньора? — непонимающе пролепетала Айше, взглянув на старшую сестру.
Хюррем не обратила на нее внимания, будто не расслышав вопроса и в ожидании ответа смотрела на мать, которая неторопливо перевела взор темно-карих глаз к ней.
— Так часто, что мне начинает казаться, будто она уже переехала в Топ Капы.
— Не понимаю, почему Повелитель позволил ей входить в гарем… — задумчиво воскликнула Хюррем, качнув узкими плечами. — Ей здесь не место. Она — представительница Генуи, с которой мы уже долгие годы враждуем.
— О ком вы говорите? — нахмурилась Айше, уязвленная тем, что на нее не обращают внимания. — Валиде?
— Подожди, Айше, — с толикой раздражения в голосе ответила Шах. — Неужели ты не видишь, что мы с Хюррем разговариваем?
— А со мной вы говорить не желаете?
— Прекрати капризничать, — с укором проговорила Хюррем, обратив, наконец, темные глаза к сестре.
Айше, вспыхнув от недовольства и обиды розоватым румянцем, поднялась с подушки и с шумом отставила почти полную недопитым кофе чашку, которая неприятно звякнула.
— С вашего позволения, Валиде, я вернусь в свои покои.
— Ступай, — выдохнула та, поджав губы в недовольстве, вызванным поведением дочери.
Темноволосая Айше, облаченная в нежное кружевное платье любимого розового цвета, обиженно сверкнув пронзительными глазами в сторону матери, поклонившись, покинула покои под взглядами Султанш.
— Айше все еще остается ребенком, — покачала головой Хюррем.
— Порой ее наивность и инфантильность настораживают меня, — призналась Шах, держа в руках пустую чашку. — Она юна, мечтательна и ранима. Такой в ее возрасте и я была, Хюррем. Нужно быть мягче с ней… Тем более, ей сложно без моей покойной Назлыхан Султан. Мудрецы говорят, что близнецы должны расти вместе, а если они оторваны друг от друга, то им всю жизнь будет кого-то или чего-то не хватать, а отсюда и наивность, и мечтательность, и ранимость.
Хюррем с толикой грусти вздохнула, а потом оживилась, будто вспомнив о чем-то.
— А что с той наложницей, которую вы выбрали для борьбы с Гюльхан?
— Артемисия нравится мне своим спокойствием, некоторой мрачностью и загадочностью, — довольно улыбнулась Султанша. — Она уж точно не станет второй Сейхан в гареме, потому как совершенно другого нрава. Это меня и прельщает в ней. Я не совершу ошибки Михримах Султан, которая собственными руками взрастила соперницу.
— Воистину мудрое решение, Валиде, — льстиво проговорила девушка, кивнув одобрительно головой, хотя ее одобрения никто и не спрашивал. — И когда же она предстанет перед Повелителем?
— Дай Аллах, этой ночью, Хюррем.
Снова кивнув, темноволосая Хюррем замечает, что мать задумчиво рассматривает ее.
— Что?
— Как Ферхат-паша? — осторожно спросила Хюма Шах, не сводя с дочери пронзительного и проницательного взора. — Ты столь много времени проводишь подле меня, что я и позабыла, что ты замужем.
Молодая Султанша мгновенно помрачнела и, поджав, словно как мать, губы, зачем-то вязла в руки свою пустую чашку со стола, начав крутить ее между пальцев будто от волнения.
— А что с ним может быть?
— Неужели он до сих пор не смог тебе угодить?
— Валиде, я не желаю о нем разговаривать, — уклончиво ответила Хюррем, хмурясь.
— Не понимаю твоего отношения, Хюррем. Ты же не была против брака с ним. Помнится, я несколько раз разговаривала с тобой об этом и ты была согласна связать с этим мужчиной свою жизнь.
— Я думала, что он другой… Да и стать женой великого визиря казалось для меня чем-то достойным и важным.
— Ты разочаровалась в нем? — понимающе отозвалась Шах Султан.
— Не знаю, что и делать, Валиде… — устало выдохнула девушка. — Ферхат-паша одаривает меня драгоценностями, шелками. Но зачем, если я с детства в этом купалась? Да и он уже не молод…
— Ты видишь в нем лишь недостатки, — снисходительно ухмыльнулась Шах. — Попробуй увидеть достоинства.
— Как и вы, Валиде, — язвительно заметила Хюррем. — Попробуйте увидеть в Мустафе-паше не только недостатки, но и достоинства. Легко ли вам это сделать?
Хюма Шах от слов дочери помрачнела, сурово осадив ее взглядом.
Стамбул. Дом Рейны Дориа.
Самодовольно ухмыляясь, темноволосая Рейна, прищурив один глаз, умело воздела руки с луком и заправленной в него стрелой и туго натянула тетиву, которая вскоре дрогнула и стрела взлетела в воздух, а после попала точно в мишень, стоящую в отдалении.
Эдже, с горячим интересом проследив за ее полетом, перевела восхищенный взгляд к женщине, которая передала лук стоящему рядом с ней Деметрию в черно-красном плаще.
— Как ты этому научилась?
— Что? — непонимающе усмехнулась Рейна. — Просто захотела научиться и научилась. В Генуе все по-другому, Эдже. Там женщины имеют право говорить и думать, а если уж женщина происходит из благородного и богатого дома, то она и вовсе вольна делать то, что пожелает. Для меня все женское было чуждо, потому как я рано лишилась матери и воспитывалась отцом, который часто брал меня вместе с моим старшим братом Джованни на свой корабль, где учил военному мастерству. Признаюсь не без гордости, что у меня получалось лучше, чем у брата.
— Тебе повезло родиться в Генуе… — с завистью вздохнула Султанша, опустив зеленые глаза к своим рукам, сложенным на животе. — Здесь я хоть и Султанша, но все, кроме драгоценностей и вышивания, для меня непозволительно.
— Это не так, — мягко возразила Рейна, подойдя к племяннице и нежно приподняв ее лицо прикосновением к подбородку. — Вспомни свою мать. Ингрид думала так же, как и ты, но когда я показала ей, на что она способна, то твой отец позволил ей не только заявляться в мужское крыло, в библиотеку, но и учиться со мной военному мастерству. Прямо под стенами Топ Капы. Видела бы ты лица пашей и женщин гарема!
— Отец любил ее, поэтому позволил, — тоскливо подметила Эдже. — Будь он жив и мне бы позволил. Но сейчас правит Орхан, а значит, ничего мне не добиться…
— Раз единственный путь к власти и величию лежит через ложе султана, то… — развязно усмехнулась темноволосая сеньора, игриво взглянув на Султаншу.
Эдже, насупившись, покраснела от настигшего смущения, что не было ей свойственно, а после покосилась на Деметрия, который умело делал вид, что его и вовсе здесь нет.
— Что ты такое говоришь..?
— Ты ведь не родная его сестра, — невозмутимо пожала плечами Рейна, беря из протянутых рук своего рыцаря длинный и искрящийся на июльском жарком солнце меч с рукоятью из стали, украшенной черными агатами и кровавыми рубинами. — Помнится, Ингрид рассказывала мне о том, что Шехзаде Баязид, брат твоего отца, женился на своей двоюродной сестре. Чем ты хуже нее?
— Рейна, давай прекратим этот разговор, — сухо проговорила Эдже, смущаясь еще больше от подобных слов и мыслей, ими вызванных.
— Нет! — горячо возразила Рейна, сверкнув зелеными глазами в сторону племянницы, отчего та вздрогнула. — Твое имя Эдже, что означает «царица», а мое Рейна в значении «королева». Мы рождены править! Я в Генуе, в Европе, а ты в Османской империи, на Востоке. Не вышло у твоей матери, так выйдет у тебя. Отомсти за нее, Эдже! Пусть вся империя этих варваров прогнется под тобой во имя твоей матери.
Амасья.
Медленно бредя по внутреннему двору мечети султана Баязида II, светловолосая Севен, облаченная в темное траурное платье, с содроганием покрывается мурашками, едва ее голубые глаза находят чуть впереди две свежие могилы.
Не сдерживая рвущиеся наружу слезы, Султанша медленно подошла к ним, а после, не выдержав, осела на землю, приложив трясущуюся руку к надгробному камню, на котором было написано имя Селима и его годы жизни.
Назлы-хатун, сочувственно глядя на Султаншу, боковым зрением заметила, как к ним кто-то приближается.
— Султанша. Кто-то идет.
Севен, не обращая на нее внимания, плача, скорбела на могиле брата, когда черноволосая девушка с пустыми голубыми глазами медленно подошла к могилам, облаченная в пыльное черное платье.
На ее красиво очерченных губах отчего-то шелушилась кожа, а уголки рта краснели на ужасно бледном лице, будто обожженные.
Позади нее плелась серьезная девушка в простом сером платье. Видно, служанка.
Растеряно взглянув на сидящую на траве у могилы светловолосую Султаншу, пришедшая нахмурилась.
— Севен Султан?
Вздрогнув от знакомого голоса, звучащего словно в отдалении, Севен обернулась и обратила заполненные слезами голубые глаза к позвавшей.
— Инджи? — растеряно прошептала Севен, протягивая руку Назлы-хатун, которая помогла госпоже подняться с зеленой травы. — Аллах сохрани…
Всхлипнув, Севен подошла к черноволосой Инджи, всем своим существом излучающей беспросветную тоску и скорбь, и в каком-то отчаянии обняла ее за хрупкие плечи.
— Султанша, — прошептала Инджи, обнимая ее в ответ. — Я знала, что вы приедете…
— Как же я могла не приехать? — отстраняясь, прошептала Севен. — Как ты? Я заезжала во дворец, чтобы встретиться с тобой, но мне сказали, что гарем распущен, а ты куда-то уехала.
— Верно, госпожа, — мягко кивнула Инджи. — Султан Орхан выделил мне небольшой дом на окраине провинции и назначил жалованье, как вдове Шехзаде, но, признаться, его едва хватает на пропитание…
— Теперь нам приходится тяжело… Знай, что Селим и Коркут всегда с нами и желают нам счастья, — мягко шептала Севен, не зная, для себя или для Инджи. — Я тебя в бедности и тоске не оставлю…
Черноволосая девушка непонимающе нахмурилась от слов госпожи, которая, взяв ее за руку, медленно повела прочь от могил, которые все еще рождали в ней дрожь и смятение.
— Мне позволили на очень короткий срок съездить в Амасью, поэтому я этим вечером возвращаюсь обратно в Стамбул. Я хочу забрать тебя с собой, Инджи.
— В Топ Капы? — растеряно переспросила та, остановившись и замерев на месте.
— Да. Говорю же, я тебя здесь не оставлю. Поверь, Повелитель позволит тебе остаться. Пожалуйста, Инджи… Едем со мной.
Та заметно колебалась, не уверенная, что хочет оставлять Амасью и что готова взглянуть на убийцу любимого и сына.
Но Севен не собиралась так просто сдаваться в силу своего душевного устройства.
В отличие от сестры Эдже она не была вспыльчивой, бойкой и острой на язык, но в глубине ее души пряталась тихая решимость и упрямство, делавшими ее подобной воде, которая, несмотря на то, что податлива и мягка, способна ненавязчиво обходить опасности, обтекая их, упрямо и едва заметно глазу точить камни, казалось бы, нерушимые, и нести в себе скрытую мощь.
— Инджи, ради меня, поедем со мной в столицу! Друг у друга лишь мы остались, связанные памятью о Селиме и любовью к нему.
Вздохнув, та едва заметно качнула головой в знак согласия.
— Хорошо, Султанша. Я поеду с вами.
Когда вечер опустился на земли Амасьи, карета понеслась по вытоптанной дороге в сторону Стамбула, сотрясаясь на кочках и утопая в летней пыли, поднимаемой в воздух копытами лошадей и колесами.
Светловолосая Севен мягко улыбнулась сидящей напротив нее Инджи, которая подарила ей ответную улыбку, но отягченную тоской.
— Почему вы так торопитесь вернуться в столицу? — тихо спросила черноволосая девушка. — Мы могли бы еще немного побыть в Амасье…
Мрачно вздохнув, Севен повернулась к выходу, который едва прикрывала тяжелая занавеска, и в голубых глазах ее отразилась тоска.
— Повелитель решил выдать меня замуж. Не знаю, кто станет моим мужем. Это решать султану. Подготовки к моему прибытию должны завершиться, поэтому я тороплюсь, дабы не задерживать празднество.
Инджи проницательно заметила, что Султанша не питает особой радости по поводу своей скорейшей свадьбы.
— Вас отдают замуж силой?
Служанки бегло переглянулись между собой, вынужденные слышать этот разговор, но понимающие, что для их ушей он не предназначался.
— Мы, Султанши, почти всегда не вольны в выборе супруга, Инджи… Но не только это меня тяготит.
— Что же еще может быть?
— Мое сердце принадлежит другому, а его - мне, но нам не суждено быть вместе. Никогда.
— Нет ничего невозможного, Султанша, — осторожно возразила Инджи, покачав черноволосой головой. — Расскажите о своей любви Повелителю и он, я уверена, позволит вам связать свои жизни. Почему же вы молчите?
— Потому что наша любовь — порочна, — тяжело вздохнула Севен. — Я и Султанзаде Осман, сын Хюмашах Султан, принадлежим династии и являемся близкими родственниками.
Инджи содрогнулась от этих слов и нахмурилась, понимая, что Султанша мыслит весьма рационально.
— Можно найти какой-то выход из этой ситуации, Султанша…
— Я в это не верю… Пусть будет то, что будет. Нам с Османом все равно никогда не быть вместе… Я это покорно принимаю.
Стамбул. Топ Капы. Султанские покои.
Восседая на широком троне, черноволосый Орхан, порядком уставший за несколько дней правления от бесконечных аудиенций, сдержанно улыбнулся кланяющемуся ему Касиму-паше.
Высокого роста, подтянутый и относительно молодой, а также весьма приятной наружности Касим-паша казался Орхану достойным кандидатом на руку его сестры Севен.
— Повелитель. Как только я получил письмо от Ферхата-паши о том, что вы желаете меня видеть в столице, то я немедленно покинул Египет и отправился в путь. Надеюсь, я не заставил вас долго ждать.
— Касим-паша, добро пожаловать. Ты превосходно справился со своей должностью наместника Египта, поэтому я пожелал, чтобы такой умелый и деятельный государственный муж был рядом со мной, в столице. Отныне ты назначаешься третьим визирем Совета Дивана.
Вспыхнув от довольства, Касим-паша, как полагается, опустился на колени перед троном и почтенно прикоснулся губами к подолу кафтана султана, который одобрительно похлопал его ладонью по спине.
— Поднимись.
Черноволосый, статный мужчина распрямился, благодарно смотря на господина.
— Но в столицу я вызвал тебя не только для того, чтобы даровать новую должность, но и облагодетельствовать тебя высочайшей честью. Желаю, чтобы между тобой и Севен Султан, моей сестрой, был заключен брак.
Растерявшись на мгновение, Касим-паша нахмурился.
— Ты несколько лет назад, как мне известно, лишился супруги из-за ее болезни, а также относительно молод и достоин моей сестры, Касим-паша. Волей падишаха объявляю о вашей помолвке.
— Почту за честь, Повелитель, — благоговейно проговорил тот, кланяясь.
— Ступай.
Поклонившись, Касим-паша покинул султанскую опочивальню, чувствовавший, будто взлетел в небеса от радости, но в коридоре едва не столкнулся с высоким и широкоплечим Султанзаде Османом, ожидавшим аудиенции с султаном, дабы узнать о своем назначении, которое тот обещал ему даровать, так похожим на своего отца Ахмеда-пашу, с которым Касим несколько лет назад имел честь познакомиться.
— Султанзаде, — поклонился паша. — Рад видеть вас.
— Касим-паша, — приветственно кивнул Осман. — Вы будто светитесь от радости. Позвольте узнать причину?
— Повелитель вызвал меня из Египта и облагодетельствовал. Отныне я — третий визирь Совета Дивана и будущий дамат династии. Клянусь Аллахом, удача, наконец, повернулась ко мне.
Насторожившись, Осман нахмурился и осторожно сглотнул.
— Повелитель решил женить вас на Эдже Султан?
— Нет, Султанзаде, — отрицательно качнул головой тот и Осману показалось, будто мир с грохотом рухнул. — Помолвка заключена между мной и Севен Султан. С вашего позволения.