Растерянно смотря, как паша удаляется по коридору, темноволосый Султанзаде вспыхнул такой жгучей ревностью и негодованием, что, не дождавшись, когда Локман выйдет из покоев и пригласит его в опочивальню султана, резко развернулся в беспомощном смятении и покинул коридор.
Спустя некоторое время…
Гарем.
Рыжеволосая Гюльхан, как никогда, сияющая радостной и довольной улыбкой, спешно шагает по золотому пути, сверкая в роскоши лазурного одеяния, украшенного золотой нитью, и драгоценностях.
Локман-ага, завидев ее, почтенно поклонился и известил султана о визите госпожи, которую вскоре пригласил войти в опочивальню.
Непрестанно улыбаясь, Гюльхан вошла в покои и поклонилась перед сидящем на тахте Орханом, который смотрел на нее в ожидании.
Рядом с ним сидела сдержанная Дэфне в серебристо-сером платье и серебряной скромной короне, которая, встретившись взглядом с Гюльхан, помрачнела.
— Повелитель.
— Что такое, Гюльхан?
— Неужели вы не рады меня видеть? — осторожно воскликнула Султанша, видя на лице мужчины отстраненность и сухость.
— Я просто утомился…
— Тогда я поспешу вас обрадовать и избавить от этой томительной усталости, — нетерпеливо ворковала Гюльхан, смотря при этом с некой триумфальностью на светловолосую госпожу. — У меня для вас радостная весть.
Дэфне, поджав губы, почувствовала себя лишней и, спешно поднявшись с тахты, поклонилась султану.
— С вашего позволения.
— Ступай, — позволительно кивнул головой Орхан, а после настороженно обернулся к Гюльхан. — О чем ты?
— Я ожидаю ребенка.
Эти слова, словно гром среди ясного неба, неистово прогремели в ушах Дэфне, которая, выходя в распахнувшиеся перед ней двери, качнулась на подкосившихся ногах.
Оставшись в коридоре, ошеломленная и сломленная Султанша, тяжело дыша, прислонилась в бессилие к стене и глухие рыдания вырвались из ее груди.
Локман-ага, уставший наблюдать эту картину, подошел к госпоже, а после, не решившись к ней притронуться, повернулся к служанкам, стоящим в отдалении.
— Что вы встали, девушки?! Помогите госпоже дойти до ее покоев.
Спохватившись, девушки подбежали к сотрясающейся в рыданиях Дэфне и, безвольную от сжигающих душу страданий, мягко увели из коридора.
Сглотнув, Локман-ага, смотря им в след, заслышал шаги, раздающиеся за спиной и, обернувшись, к своему удивлению увидел перед собой высокого и широкоплечего молодого мужчину со жгучим и красивым лицом, обрамленным чернильно-черными волосами.
— Альказ Бей.
— Локман-ага, оповести Повелителя обо мне, — раздался его низкий, густой голос.
— У султана Гюльхан Султан. Подожди немного.
Кивнув, Альказ вздохнул и в ожидании встал у дверей.
— Как дела в Топ Капы?
Локман-ага не успел ответить, так как из покоев вышла Гюльхан Султан и оба мужчины склонились в поклоне.
— Султанша.
— Альказ Бей? — изумилась та, рассмотрев его. — Добро пожаловать.
— Благодарю, госпожа.
Довольная, рыжеволосая Султанша степенно двинулась по коридору и вскоре Локман вышел из султанской опочивальни с позволением войти.
Представ перед султаном, Альказ почтенно поклонился, сложив руки перед собой.
— Альказ Бей, — довольно протянул Орхан. — Рад видеть тебя. Наконец, ты вернулся из Коньи. Как с имуществом моих братьев дело обстоит?
— Именно им я и занимался, Повелитель, — отозвался Альказ. — Все до единой монеты уже передано в государственную казну.
— Прекрасно, — кивнул черноволосый султан. — Ты сослужил мне хорошую службу, Альказ. Такого умелого воина и находчивого стратега я не могу отправить обратно охранять границы на востоке, поэтому повелеваю тебе оставаться в столице и ждать дальнейших указаний.
— Как вам будет угодно, — поклонился тот. — Позвольте удалиться? Я устал с долгой дороги…
— Разумеется.
Выйдя в коридор, Альказ Бей, заметив в дверях неловко мечущуюся в каком-то нервозном волнении темноволосую девушку, в которой он, судя по дорогому одеянию и диадеме на голове, узнал Султаншу.
— Султанша, — поклонился он, опустив, как полагается, черные глаза в пол.
Айше, вздрогнув от его грубого и глубокого голоса, подняла свои темно-карие глаза на молодого мужчину и внезапно замерла.
Сердце, до этого волнительно трепещущее в груди из-за предстоящего разговора с Повелителем, который она решила более не откладывать, сбилось с ритма и неистово понеслось в скач, окрашивая щеки девушки в нежный розовый румянец.
Локман-ага, увидевший это, понимающе ухмыльнулся, так как давно знал Альказа, как и знал о его влиянии на женщин.
Альказ, будто не заметив этого, развернулся и размашистыми шагами двинулся по коридору, провожаемый растерянным и взволнованным взором юной Султанши.
— Айше? — неожиданно раздался за ее спиной материнский голос, от которого Айше вернулась в реальность. — Что ты здесь делаешь?
Раскрасневшаяся и взволнованная, Султанша обернулась к матери и та непонимающе нахмурилась, разглядывая дочь.
— Аллах милостивый, что с тобой?
— Ничего, Валиде… С вашего позволения.
Спешно девушка обошла мать и едва не бегом покинула коридор, отчего Локман-ага подавил улыбку, вызванную умилением и некоторой долей понимания.
Проводив непонимающим взором убежавшую дочь, Шах, прочистив горло, попросила хранителя покоев известить султана о ее визите и вскоре вошла в опочивальню.
Уставший Орхан корпел над каким-то документом, оставляя на нем печать султана.
— Орхан, — улыбнулась Хюма Шах, подходя ближе.
— Проходи, сестра.
— Помнится, ты говорил, что устал… — ненавязчиво начала она, приступив сразу к тому, ради чего пришла.
— К чему ты об этом говоришь?
— Если ты не против, я бы хотела отправить к тебе этой ночью наложницу. Из тех, что я закупила вчера специально для тебя.
Орхан некоторое время задумчиво молчал, а после позволительно кивнул, подумав, что ему не помешает, наконец, расслабиться, а беременная Гюльхан ему в этом уже помочь не может.
— Пусть приходит.
Гарем.
Довольная, Хюма Шах степенно проходила мимо распахнутых дверей гарема в сторону своих покоев, как ее окликнула рыжеволосая Гюльхан, вышедшая из гарема, едва завидев ее.
— Султанша, — вынужденно поклонилась она, не стирая с лица злорадной и самодовольной улыбки.
— Гюльхан.
— Вы уже слышали радостную весть?
— О чем ты говоришь?
— Я ожидаю ребенка, госпожа.
Вздрогнув от неожиданной и малоприятной новости, Шах, поджав губы, сдерживается от волны негодования и холодно улыбается женщине.
— Дай Аллах, Гюльхан, родишь здорового ребенка. Ты ведь уже далеко не молода…
— Но Повелитель ценит меня не только как женщину, — помрачнев, съязвила та, сверкнув синими глазами.
— Всем известно, что именно твое тело он и ценит, которое уже опостылело ему, — жестко процедила Шах, прожигая темно-карими глазами самодовольную наложницу. — Уверена, скоро династия пополнится множеством детей, ведь я обновляю гарем брата. Новые и красивые наложницы томятся в ожидании его внимания и, будь уверена, я готова помочь им в исполнении их мечт.
Ухмыльнувшись, темноволосая Султанша степенно удалилась, а Гюльхан, проводив ее испепеляющим взором, насторожилась словам о гареме и наложницах.
Вечер.
В небольшой комнате гарема худощавую Артемисию служанки старательно готовят к хальвету.
Длинные темные волосы, едва успевшие просохнуть после похода в хамам, были собраны на затылке в витиеватую, но незамысловатую прическу, а сама девушка блистала в ярко-фиолетовом платье с кружевной отделкой на груди.
Когда двери распахнулись и в комнату вошла ухмыляющаяся Шах Султан, наложницы застегнули на тонкой шее Артемисии серебряную цепочку с небольшим медальоном.
— Султанша, — поклонилась наложница, спокойно встретив тяжелый взор госпожи.
— Красавица, — критично осмотрев девушку, довольно изрекла та. — Ты ведь понимаешь, что всему этому обязана мне, Артемисия?
— Да, госпожа.
— Прекрасно. Будь всегда такой же спокойной и благодарной. Тогда жизнь в гареме для тебя обернется раем, ведь те, кто мне не угоден, здесь горят в адском пламени страданий.
— Не волнуйтесь, госпожа. Ад мне не страшен, так как в его пламени я давно сгорела.
Нахмурившись от ее слов, которые можно было воспринять как дерзкий, но умело отстраненный ответ на предостережения, больше походящие на угрозы, Хюма Шах задумалась над тем, что хатун прячет в себе довольно своенравный характер, который настораживал госпожу с самого их знакомства.
Ночь.
В нерушимой тишине Орхан в задумчивости рассматривал темноволосую девушку, лежащую рядом с ним на ложе, нагота которой была прикрыта тонкой простыней.
Ее затуманенные серо-голубые глаза меланхолично рассматривали искрящиеся мерцающими звездами ночное небо, которое было видно через распахнутые на террасу двери из-за неимоверной летней жары.
Утонченная красота девушки в скупе с ее загадочностью и даже каким-то веющим от нее странным мистицизмом поразила его.
Он давно не знал других женщин, кроме Гюльхан, на которую в последнее время уже и смотреть не мог без раздражения.
Его подобное устройство его жизни устраивало, потому как он был отягощен мыслями о государстве, о чувстве вины, вызванном убийством братьев.
Сейчас же ему казалось это глупым, ведь подобные создания томились в гареме, ожидая его внимания.
Хотя какого-то томления, какое заключено в глазах наложниц его гарема, когда он проходил мимо него, в серо-голубых глазах Артемисии не было, как не было и льстивого, наигранного обольщения.
Вздохнув, он медленно провел по ее впалой щеке с заостренными скулами ладонью, отчего девушка вздрогнула и, будто очнувшись от какого-то дурмана, растерянно взглянула на мужчину.
— Ты столь юна, но в глазах твоих мудрость и тоска, — тихо проговорил Орхан, нахмурившись от высказанного вслух собственного наблюдения.
— У каждой рабыни, что живет в вашем гареме, своя печальная история, — пронзительным шепотом ответила Артемисия, улыбнувшись уголками губ Орхану, до сих гладящему ее по щеке, что немного пугало ее тем, что доставляло приятные ощущения, незнакомые ей. — Каждая попала сюда не по своей воле, будучи плененной и силой проданной сюда, дабы усладить вас, Повелитель. Но для меня рабство и гарем не есть самое ужасное в жизни. Наоборот, для меня это спасение.
— Спасение? — непонимающе нахмурился черноволосый султан, приподнявшись на локте и заглянув в глубокие глаза девушки, будто пытаясь что-то разглядеть на их далеком дне.
— Однажды, если вы, конечно, позволите, я поведаю вам историю своей жизни. В эту ночь я не готова вспоминать все это…
— Что же с тобой случилось? — беспокойно и заинтересованно воскликнул Орхан, томясь от тайн, что она хранила в себе, и от ее загадочности.
Вздохнув, Артемисия, наклонившись к нему, кратко целует его в губы, отчего Орхан немного оторопел, привыкший, что Гюльхан никогда его сама не целует, а Дэфне стеснялась это делать, что уж говорить о простых наложницах, которые и глаз на него поднять не смели.
— Это уже не важно, господин. Главное, вы сейчас со мной и все остальное не имеет значения.
Проведя ладонью по его черным волосам, Артемисия увлекла очарованного султана на шелковые подушки.
Орхан в эту ночь чувствовал, что в его обратившемся в грубый камень сердце что-то зашевелилось, заинтересованное загадочностью девушки и ее непривычной юностью, давая трещины на непроницаемой когда-то поверхности.
Комментарий к Глава 5. Забытые чувства
Дополнительные материалы, способные сделать чтение фанфика более интересным, а представление образов и интересных ситуаций более лёгким - https://vk.com/protivostoyanieandvalidehurrem
========== Глава 6. Любовь и кровь ==========
Спустя некоторое время…
Гарем.
Облаченные в пыльные дорожные плащи, Инджи и Севен, усталые после утомительного пути, вошли в гарем, контрастирующие между собой светлыми и черными волосами.
Зейнар-калфа, встретив их, почтенно склонилась, сложив руки перед собой.
— Султанша. С возвращением.
— Благодарю, калфа, — мягко прошелестела Севен. — Шах Султан в своих покоях?
— Да, — покосившись на неизвестную ей Инджи, ответила калфа.
Взяв смущенную и тоскливую Инджи за руку, светловолосая Султанша потянула ее за собой в сторону покоев управительницы.
Покои управительницы.
Темноволосая Шах Султан, облаченная в темно-красное, кровавого оттенка, платье, покровительственно взглянула на сидящую у низкого столика на атласной подушке Артемисию, как всегда, сдержанно улыбающуюся, будто таящую за этим выражением лица что-то сокровенное.
— Я знала, что сделала правильный выбор.
Нисколько не изменившись в лице, темноволосая Артемисия сдержанно кивнула.
— Тебе удалось понравиться нашему Повелителю. Это очень важно, Артемисия.
— Я понимаю.
Вздохнув, Шах задумчиво рассмотрела задумчивую и сдержанную девушку.
— Кстати, я уже отдала приказ Зейнар-калфе переселить тебя на этаж фавориток. Будешь отныне жить в отдельной комнате. Помни, что все это — моя заслуга.
— Я помню, госпожа, — шире улыбнулась Артемисия и Шах изумилась тому, как преобразилось ее до этого мрачное лицо. — Спасибо за вашу доброту.
Фериде-калфа, стоящая в стороне и молча наблюдающая за женщинами, настороженно глядела на Артемисию, которая, в отличие от ее госпожи, очарованной девушкой, вызывала в ней какую-то напряженность и подозрительность.
Двери в покои со скрипом распахнулись и вошли Севен с черноволосой Инджи под руку.
Шах изумленно вскинула брови, увидев перед собой сестру и приветливо улыбнулась.
— Севен? Добро пожаловать! Ты быстро вернулась из Амасьи…
Севен, мимолетно посмотрев на незнакомую юную девушку, сидящую у ног Султанши, смущенно улыбнулась.
— Спасибо, Султанша. Рада видеть вас.
Хюма Шах перевела неприкрыто заинтересованный и оценивающий взгляд к серьезной и грустной черноволосой девушке, стоящей рядом с сестрой.
— Кто это рядом с тобой?
— Это — Инджи Султан, — представила ее Севен, улыбнувшись. — Вдова моего брата — Шехзаде Селима.
Шах мгновенно напряглась, но умело не показала этого и лишь приветственно улыбнулась.
Двери снова распахнулись и в опочивальню вошел статный Орхан, который, увидев перед собой стольких женщин, нахмурился.
Взглянув на Севен, которая, как и все, склонилась в поклоне, черноволосый султан улыбнулся.
— Ты уже вернулась?
— Да, Повелитель, — пролепетала Султанша, смутившись его прямого взора. - Я, как и обещала, не стала задерживать подготовки к свадьбе.
Орхан, сдержанно кивнув, чинно поцеловал еще больше смутившуюся Севен в лоб, при этом бросая выразительный, заинтересованный взгляд на Артемисию, которая ему чуть улыбнулась, ответив тем же долгим взором.
Хюма Шах, заметившая это, подавила довольную ухмылку.
После Орхан, наконец, взглянул на незнакомую ему черноволосую девушку, которая отчего-то прожигала его пронзительными голубыми глазами, причем откровенно неприязненно, а после непонимающе повернулся к Шах, которая поспешила объясниться.
— Повелитель. Это — Инджи-хатун. Наложница Селима, которую Севен забрала с собой из Амасьи.
Поняв причину столь неприкрытого отчуждения в глазах девушки, Орхан наполнился ядовитым чувством вины и какой-то тяжестью, заполнившей его грудь.
— Повелитель, простите, что смею обременять вас своими просьбами, но…- мягко залепетала Севен, решив улучить момент. — Позволите ли вы Инджи Султан остаться здесь, в Топ Капы? Каждый миг ее жизни в Амасье наполнен страданиями…
Султан, тяжело вздохнув, позволительно кивнул, понимая, что делает это под гнетом нестерпимого чувства вины.
— Пусть остается.
Шах одарила брата недовольным взором темно-карих глаз, который этого даже не заметил и, кивнув ей, покинул покои, напоследок снова мимолетно оглядев Артемисию.