Боль в избитом теле потихоньку отступала, превращаясь в тупую и мучительно–тягучую. Но хуже всего в этот момент было у Гарри на душе. Он не знал как, но Люциус все же узнал об их свиданиях. Поттер пока не представлял, к каким последствиям это может привести, но ничего хорошего их с Драко теперь не ожидало. Перед его мысленным взором все время вставало испуганное лицо любовника, казалось, Малфой был в шоке от произошедшего и находился в тот момент в каком–то ступоре, поэтому и не смог воспользоваться своей палочкой, которую прятал под подушкой. Чем все это грозит его любовнику, Поттер мог только предполагать. Драко боялся своего отца с детства, и, несмотря на то, что сейчас парню было уже восемнадцать и он был совершеннолетним, Люциус продолжал воспитывать сына в строгости, навязывая ему свою волю. Юный наследник очень зависел от семьи и имел массу обязательств, что Гарри всегда казалось абсурдом и пережитком прошлого. Если бы он сам с рождения воспитывался в семье чистокровных магов, таких, какими были Блэки, Малфои или Лестрейнджи, Гарри лучше бы понимал обязанности своего любовника, но сам Поттер вырос в совсем другой среде и этот священный долг казался ему полной чепухой, на которую можно плюнуть слюной и растереть ботинком. Но Драко всегда относился к своему сыновнему долгу иначе, именно поэтому ему и пришлось в свое время стать Пожирателем Смерти. К тому же молодой человек не имел полной финансовой независимости и жил на деньги родителей, в отличие от Поттера, который, став совершеннолетним, мог самостоятельно распоряжаться унаследованными капиталами. Гарри был уверен, что сейчас Люциус наверняка воспользуется ситуацией, чтобы принудить сына к женитьбе. Чем грозит лично ему их разоблачение, бывший гриффиндорец мог только догадываться. Малфой–старший не упустит возможности отомстить ему за те показания, на основании которых арестованный в Отделе Тайн Пожиратель Смерти загремел в Азкабан почти на год и находился бы там неизвестно сколько времени, если бы не вмешательство Волдеморта. Теперь Люциус, заперев его в своих казематах, может сделать с ним все, что вздумается. Убить, конечно, не убьет, но несколько дней продержать в камерах своего замка сможет, используя полную безнаказанность оттого, что Гарри никому жаловаться не станет на беззаконие Малфоя–старшего, ибо в интересах героя магического мира скрыть от всех те обстоятельства, при которых он здесь оказался. А обстоятельства были более чем пикантные – Гарри Поттер, народный кумир и звезда магического мира, был обнаружен в постели бывшего сокурсника, занимаясь с ним сексом.
Гарри поморщился как от зубной боли, представив, что об этом напишут в «Ежедневном пророке», какой из этого раздуют скандал и как начнут к нему относиться, когда всем станет известно, что он гей. Несмотря на то, что он искренне любил Драко, Гарри совсем не хотел, чтобы широкой общественности стал известен факт о его нетрадиционной ориентации. Бывший гриффиндорец очень стеснялся этого и боялся, что о его порочных наклонностях узнают друзья. Любовники предпочитали скрывать свои отношения от всех, тем более в магическом мире к гомосексуалистам относились не так терпимо, как в мире магглов. Малфой не раз рассказывал жуткие истории о преследовании содомитов, и какое страшное наказание их ожидает в магическом мире за противоестественное влечение. Поттер не очень–то верил во все эти страшные россказни, больше напоминающие рассказы из учебников по истории. Каждый из парней имел вескую причину скрывать свои отношения, а Гарри, смущающийся даже при слове «гомосексуалист», предпочитал фразу, вычитанную им в одном маггловском журнале о том, что они «лица, практикующие альтернативный образ половой жизни».
Сейчас, лежа на вонючем матраце и размышляя над всем этим, Поттер отлично понимал, что они с Драко оказались в очень дерьмовой ситуации, и чем все это закончится, он пока не знал, а эта неизвестность все больше и больше рождала в его душе тревогу и смятение. Он неоднократно предлагал Малфою покинуть магический мир, чтобы иметь возможность не опасаться преследований за их преступную любовь, но тот категорически отказывался жить среди магглов, тем более зависимое финансовое положение от своего любовника ставило Драко в разряд «бедной содержанки», а для бывшего слизеринского принца такое положение вещей было неприемлемо. Гарри пытался доказать, что все будет не так, и денежные вопросы никогда не станут яблоком раздора в их отношениях, но Малфой был непреклонен – жить среди магглов, ему, чистокровному аристократу, да еще на довольствие любовника, было невыносимо, и, как Поттер ни пытался его переубедить, все было напрасно. И они продолжали скрываться от всех, предаваясь своей порочной, преступной любви до этого самого рокового момента. Теперь же Люциус имел все козыри на руках для шантажа и давления на обоих любовников, и Гарри предполагал, что Малфой–старший, чтобы избавиться от него, потребует, чтобы он навсегда покинул магический мир, угрожая обнародовать факт его нетрадиционной ориентации. От одной только мысли о том, как это воспримут знакомые ему люди, Гарри становилось тошно. Он представил себе лицо миссис Уизли, не оставляющей надежды на то, что он станет ее зятем и войдет в их семью на правах сына. Поттер глухо застонал, как от зубной боли. Новость о том, что он гей и бросил Академию и Джинни ради Драко Малфоя, будет большим потрясением для семьи, которую он с детства считал почти родной и от которой видел столько добра и заботы. Гарри почувствовал угрызения совести и понял, что примет любые условия Люциуса и даже покинет магический мир, лишь бы никто ничего не узнал. Но, несмотря ни на что, Поттер не намеревался расставаться с Драко. Даже если отец принудит сына жениться, он найдет способ уговорить любовника сбежать из магического мира, возможно, придется покинуть Англию, чтобы затеряться где–нибудь в другой стране и жить среди магглов. Придя к такому выводу, Поттер, наконец–то, смог вздохнуть с облегчением. Казавшаяся безысходной ситуация стала приобретать некий выход, который уже не казался совсем безнадежным. Какие бы козни им не строил Люциус, они все равно будут вместе, пока смерть не разлучит их. «Нет, не так… И даже смерть не разлучит нас», – подумал Гарри, улыбнувшись. Нет на этом свете такой силы, которая могла бы заставить их расстаться.
Поттер вздрогнул от неожиданности, когда дверь каземата со скрипом раскрылась, и в темницу вошли несколько человек. Парень стремительно поднялся с вонючего матраца, но от резкого движения невольно застонал – боль в избитом теле сразу же напомнила о себе. Молодой человек поспешно прикрылся руками, чувствуя, как заливается густой краской стыда под взглядами вошедших в камеру людей.
– Вы Гарри Джеймс Поттер? – поинтересовался один из мужчин в форменной министерской одежде с нашивкой Департамента магического правопорядка.
– Да, – кивнул парень, стыдливо прикрывая пах ладонями.
– Именем Верховного суда Визенгамота вы арестованы и будете доставлены во Дворец Правосудия. Следуйте за мной.
Гарри был так потрясен, что до него не сразу дошел смысл сказанного министерским чиновником. Он растерянно смотрел на человека, объявившего ему об аресте, на авроров, которые с мрачным видом взирали на него, как на преступника, и не мог поверить в реальность происходящего. Смущенный мальчишка с пылающим лицом, стыдливо прижимающий ладони к паху, смотрел на стоящих перед ним суровых мужчин, отказываясь верить в то, что он услышал. Но все его иллюзии были разбиты на мелкие осколки, когда авроры грубо заломили ему руки за спину. Словно очнувшись, Поттер попытался вырваться, но его держали крепко. В тот же миг на руках щелкнули наручники и закрылись с такой силой, что боль в запястьях, в которые впились стальные браслеты, заставила Гарри вскрикнуть.
Его вытащили из камеры и совершенно голого, с заломленными за спиной руками, повели по промозгло–сырым коридорам старинного замка. Поттер пытался вырываться, но авроры не давали ему никакой возможности оказывать сопротивление. Все мысли Гарри в этот момент смешались, тревога горьким комом подступала к горлу, сердце в груди отчаянно колотилось. Арест казался каким–то жутким недоразумением, и в это отчаянно не хотелось верить.
Время от времени один из конвоиров подгонял его толчком в спину или коленом под зад. Это было не больно, но ужасно унизительно. Обнаженный и беспомощный, со скованными руками, Гарри чувствовал себя невероятно уязвимым. Ему не дали даже возможности одеться, и сейчас, с красным от стыда лицом, не в состоянии даже прикрыть наготу, Поттер горестно размышлял о том, что впереди его ждет полная неизвестность. Арест не предвещал ничего хорошего, и от всего этого на душе у молодого человека становилось еще гаже. На него надели наручники, как на какого–то особо опасного преступника, будто он мог куда–то сбежать – без палочки, без мантии–невидимки и одежды, на территории Малфой–Мэнор, где действовали антитрансгрессионные чары. Единственный вариант побега – это добраться до библиотеки, где был спрятан Исчезательный шкаф, но Поттер отлично понимал, что такого шанса у него просто нет. Да и бежать без Малфоя он не мог. Он не бросил бы своего любовника при таких обстоятельствах одного разгребать все это дерьмо. И в этот момент Гарри вдруг почувствовал такую обреченность, безысходность и крушение всех надежд, что первая горячая слеза покатилась по его щеке. Он машинально слизнул горько–соленую капельку с уголка рта. Слезинка показалась Гарри более горькой, чем обычно. За первой слезинкой по другой щеке скатилась вторая, за ней третья. Кто виноват в том, что произошло? Кто–то из замковой прислуги случайно узнал об их свиданиях и донес хозяину Малфой–Мэнор или Люциус вычислил их сам? Поттер не знал этого, но он отлично понимал, что теперь отец Драко сделает все, чтобы разлучить их навсегда, он не потерпит этой порочной связи. Перспектива расстаться с возлюбленным приводила Гарри в отчаяние. С такими мыслями, горькими, как слезы, Поттер переступил порог Малфой–Мэнор и оказался в промозглой осенней мгле. Раннее октябрьское утро встретило его сыростью и пронизывающим холодом. Предрассветный туман еще не рассеялся, заставив Гарри вздрогнуть всем телом. На улице было еще хуже, чем в камере – прямо в лицо дул ледяной осенний ветер, порывы которого заставили Поттера сжаться, а вскоре он окончательно продрог и начал громко стучать зубами. Особенно трудно пришлось босым ногам, которым достался весь холод от выстуженного камня мраморных ступеней лестницы. Сопровождающие его мужчины зябко кутались в мантии, подталкивая арестованного парня в спину, чтобы он не задерживался.
Гарри боялся, что им на пути могут встретиться кто–то из тех, кто жил и работал в Малфой–Мэнор. Оказаться в таком виде перед посторонними людьми стало бы дополнительным унижением к тому позору, что ему уже пришлось пережить. Но тисовые аллеи замкового парка были пустыми в этот предрассветный час, вода в фонтанах журчала неестественно громко на фоне предутренней тишины, под ногами хрустел гравий, и только пару раз испуганно зашипел белый павлин, расправляя серебристое оперение хвоста.
Только они пересекли границу владений Малфоев, высокие кованые ворота центрального входа закрылись за ними и засветились едва заметным мерцающим свечением. Гарри на мгновение обернулся, чтобы в последний раз взглянуть на неприступные стены замка, за которыми остался Драко Малфой. В этот миг в действие было приведено трансгрессирующее заклятие, Поттер оказался в бездонной невесомости и был увлечен в поток стремительно перемещающегося пространства.
– Проснитесь… Господин Малфой, хозяин… – кто–то настойчиво тряс Драко за плечо. – Проснитесь.
Молодой человек вздрогнул и приоткрыл глаза. Судя по серому свету, падавшему в комнату, солнце еще не встало. Окно было разбито и распахнуто настежь, оплывшие свечи в подсвечнике едва разгоняли тьму.
– Потти, какого… – недовольно начал было Драко, когда его снова настойчиво потрясли за плечо, но вместо любовника он увидел морщинистое личико одного из домовых эльфов, имени которого Малфой так и не удосужился запомнить – такие мелочи, как имена прислуги, тем более домовиков, его никогда не интересовали.
Увидев испуганное личико эльфа, Драко сразу все вспомнил, и страх холодным комком подкатил к горлу.
– Где Гарри? – спросил парень хриплым ото сна голосом, хотя он уже догадывался, что случилось с его любовником.
– Он арестован, господин. Его увели час назад. А сейчас они пришли за вами, хозяин, и велели поторопиться, – пропищал домовик, испуганно вжимая голову в плечи, будто бы опасаясь, что Малфой ударит его.
«Вот и все», – обреченно пронеслось в голове у Драко, к горлу снова подкатил уже знакомый горький комок. – «Отец все–таки сделал это».
Внезапно молодого человека охватило какое–то странное, неведомое доселе возбуждение, когда путаются мысли и все плывет перед глазами, но при этом хочется что–то делать, куда–то бежать, дать любой выход переполнявшему его чувству страха и обреченности. Драко резко сбросил одеяло, соскочил с кровати и сделал несколько быстрых шагов в направлении ванной комнаты, но эльф, вновь испуганно сжавшись, тихо пропищал:
– Мистер Малфой, хозяин, они просили поторопиться…
Драко резко обернулся, метнув злой взгляд на домовика.
– Я что, не могу даже принять утреннюю ванну? – холодно спросил парень.
– Велели поторопиться… – повторил домовик, трясясь от страха, и Драко показалось, что эльф даже уменьшился в размере, сжавшись, чтобы стать неприметнее и избежать хозяйского гнева.
– Велели… – задумчиво произнес парень, медленно переведя взгляд с маленького существа на разбитое окно, потом на сорванную с петли дверь, затем взгляд обратился на скомканную, валяющуюся на полу одежду, которую они с Гарри вчера вечером в порыве страсти, не в силах сдерживать желание, срывали друг с друга и швыряли в стремлении скорее прикоснуться к разгоряченной от возбуждения коже. На белой футболке Поттера чернел грязный след от сапога… Драко передернуло, и он зябко обхватил плечи руками. Ему вдруг стало очень холодно от задувавшего в комнату сквозняка, и он с гнетущей тревогой подумал о своем любовнике, которого ночью голым оттащили в промозглые каменные казематы Малфой–Мэнор. Дверь противно скрипнула уцелевшей петлей, и парень невольно вздрогнул. Его ждали там, в коридоре, чтобы арестовать…
Драко взял протянутую эльфом тонкую шелковую рубашку с вышитым вензелем и принялся одеваться. Он невольно поморщился, когда неосторожно задел слегка трясущимися руками вздувшийся кровавый рубец на бедре. Тело во многих местах было покрыто ссадинами и кровоподтеками, оставленными хлыстом Люциуса, и сейчас они слегка подергивали пульсирующей болью. Драко поспешно одевался, стараясь не обращать на это внимание. Он подошел к огромному, от пола до потолка, зеркалу венецианской работы с вычурной золотой рамой, которое было подарком Блейза Забини к его дню рождения, и увидел отражение бледного молодого человека, немного осунувшегося после ночного происшествия.
– Ужасно выглядишь, милый, – кокетливо произнесло зеркало, но хозяин этим утром не настроен был на игривый лад.
– Заткнись, – прошипел Малфой, и зеркало предусмотрительно последовало его совету, не рискуя более задевать и так озлобленного господина, опасаясь печальной участи своих предшественников, превратившихся в многочисленные хрустальные осколки.
Драко задумчиво посмотрел на перстень с массивным изумрудом и стянул его с пальца, положив в большую шкатулку возле зеркала. Он поколебался еще мгновение и положил рядом с перстнем платиновую цепочку с крупным кулоном в виде герба Малфоев, усыпанного алмазами и изумрудами – подарок Люциуса на его совершеннолетие. Что–то ему подсказывало, что эта часть жизни осталась в прошлом, а тащить в тюрьму фамильные драгоценности было верхом глупости.
– Мистер Малфой, господин, вас ждут, – напомнил эльф, снова низко кланяясь.
– Пшел вон, – немного резко и нервно произнес парень, когда заметил домовика, склонившегося в почтительной позе, про которого уже совсем забыл. Эльф тут же растворился в воздухе, торопясь убраться с глаз молодого хозяина.
Драко накинул на плечи мантию с капюшоном, еще раз на прощание оглядел свою спальню, которая весь этот безумный год была местом их тайных свиданий с Гарри, и, резко развернувшись, вышел в коридор.