«„Одиночество и ощущение, что ты никому не нужен, — самый ужасный вид нищеты”. Мать Тереза.
Ты не нищая, но ты бедна, ибо не подпускаешь людей близко, а лишь позволяешь им любить тебя на расстоянии. Твой отец был единственным, кто был действительно близок к тебе и кого ты не отталкивала. Прости, но я так думаю. Действительно, закрыли тему. Итак, насчет той книги…»
Перечитав нашу с Робином переписку, я откинулась на кровати. До Рождества остался всего месяц, а это значило, что совсем скоро я уеду отсюда. Прощай, Олд-Гемпшир. Прощайте, друзья. Я буду писать всем вам, но не думаю, что снова приеду сюда. Слишком тяжело понимать, что те, кто был тебе так близок, в следующий твой приезд станут совсем чужими. Лучше сохранить ту искорку тепла, что останется в памяти. Наверное, я тоже немного фаталист.
========== А хочет ли она, чтобы ей помогли? ==========
— Мери, противная, а ну вставай! — Лили не умела входить в помещение, она в него всегда врывалась.
— Что-то не так? — удивилась я, откладывая книгу на подушку. Когда в комнату ворвалась моя кузина, я сидела на кровати, укутавшись в одеяло, и читала, а потому немного расстроилась: меня явно собирались выдернуть из теплого «гнезда» из подушек и одеял и куда-то потащить…
— Она еще спрашивает! Ты меня до сих пор динамила с магазинами, но сегодня не получится!
— Думаешь? — ехидно усмехнулась я. Девушка хитро прищурилась.
— О да. Если, конечно, ты не хочешь его расстроить. Подмога!
В комнату вошел Тим, мстительно ухмыляясь:
— Ну всё, мадмуазель психолог! Час мести пробил! Как только я услышал, что Лили не может вытащить тебя в магазин, я понял, что это мой шанс помучить тебя не хуже, чем ты меня. Вперед, на приступ прилавков и вешалок!
— Шутить изволите? Никуда я не пойду с этим мстителем в черной маске. «Месть — как пожар, чем больше она пожирает, тем голоднее становится», а удовлетворять твой голод я не хочу. Я не пицца.
— Милая, Кутзее тебе не поможет, так что собирайся, — фыркнул Тим, а я закатила глаза и поплотнее укуталась в одеяло.
— А? Что такое «Кутзее»? — удивилась Лили, мы с Тимом переглянулись, и он несколько скривился:
— Не что, а кто. Джон Максвелл Кутзее. Британский писатель, автор знаменитого романа «Бесчестье».
— Кстати, Нобелевский лауреат и дважды обладатель Буклеровской премии, — не преминула вставить я. Работы Кутзее я любила, к тому же он был борцом за права животных, и за это я его очень уважала.
— Да ну вас, что вы читаете? Лучше почитайте Стивена Кинга: вот это литература — шквал эмоций, волосы дыбом, три дня всего шугаешься. Книга должна оставлять впечатление.
— У Кинга есть хорошие работы, например «Побег из Шоушенка», но книга не обязательно должна оставлять после себя ужас на три дня, она может подействовать куда тоньше, раскрыть тебе глаза на многие вещи. Она способна даже заставить тебя переосмыслить свою жизнь, в этом ее главная ценность, — сказала я, впрочем, не надеясь, что кузина со мной согласится — не тот тип личности.
— Вот именно. Ужастик — это хорошо для того, чтобы пощекотать нервы. Настоящая же философия может эти самые нервы просто-напросто вывернуть наизнанку. Невозможно пройти мимо хорошей книги, также как невозможно пройти мимо уроков жизни. Ты читала «Идиота» Достоевского? Понимаешь его? — поддержал меня Тим, а я подумала: «Нервы — наизнанку? Это как?»
— Так, вот попрошу меня с идиотами, пусть и книжными, не сравнивать! Я не тупая.
— Ооо… — Тим явно расстроился. Похоже, раньше он говорил с Лили лишь о том, что было интересно ей.
— Да он тебя не называл идиоткой. Князь Мышкин, главный герой того романа, человек неординарный, но он не идиот, — вмешалась я, решив дать передышку отвернувшемуся к косяку парню, старательно пытавшемуся прогнать с лица расстроенное выражение. — Таким его считали именно из-за его нестандартного поведения, из-за его суждений о жизни, чуждых другим людям. И хоть его и считали идиотом, его рассуждения гораздо честнее и справедливее слов всех остальных героев. Но когда человек выделяется, в большинстве случаев его стремятся растоптать. Тим просто хотел сказать, что эта книга заставляет читателя посмотреть на окружающих его людей и на себя самого с несколько иной точки зрения. Он лишь привел пример книги, которая цепляет гораздо глубже, чем работы Кинга.
— Скучные вы. Ладно, не хочешь идти с нами? — сменила тему кузина, махнув на нас рукой.
— Не-а, — коварно усмехнувшись, ответила я.
— Тогда попробуй отказать ему, — усмехнувшись еще более коварно, провозгласила Лили. — Подмога номер два!
На зов откликнулся человек, который явно хотел притвориться глухим, а я мысленно взвыла.
— Прости, — пробурчал Джейсон. — Я знаю, что ты не хочешь идти, но, думаю, было бы здорово, если бы ты надела что-то вроде того платья. Нет, тебе всё идет, я не хочу сказать, что тебе что-то не идет, просто… — он окончательно запутался и замолчал.
«Да уж. Интересно, почему когда он говорит о посторонних вещах, то рассуждает четко, здраво и логично, он даже перестал бояться давать им оценки, однако как только дело доходит до меня, всё, чему он научился, испаряется и бедный Джейсон становится даже более растерянным?!» — возмущенно подумала я и тут же впала в пессимизм: чтобы поддержать самооценку парня, мне надо было согласиться пойти на убой. Точнее, за покупками. Только вот мне этого отчаянно не хотелось…
— Ты серьезно хочешь пройтись с нами по магазинам? — вяло спросила я.
— Ну, да…
Приговор вынесен и обжалованию не подлежит. Джейсон, ну вот за что ты так со мной, а? Ладно, не буду ныть. Надо, значит, надо. К тому же Лили точно от меня не отвяжется, так что лучше раньше, чем позже. Отмучаюсь сегодня — не придется страдать из-за этого завтра.
— Ладно, идем. Достали старушку, молодые-резвые. Положили бы мои артрозные кости на кроватку, дали в зубы валерьянку и оставили помирать — так нет, всё куда-то тащите, всё вам что-то нужно… — бурчала я, пока собиралась.
«Интересно, почему Джейсон единственный человек, которому я не могу отказать? Я даже Робина легко посылала в лес за ягодами, если мне было неинтересно его предложение. Почему же этот парень — мое слабое место? И ведь не в возрасте дело: я и пятнадцати, и тринадцати, и десятилетним отказывала. Становлюсь тряпкой», — мысленно корила я себя, пока друзья обсуждали, куда же они меня потащат.
На улице было свежо, однако не очень холодно. Видимо, погода решила сделать людям поблажку и слегка модернизировалась в сторону потепления. «Жизнь прекрасна! Солнышко светит, снежок хрустит, на улицах, как всегда, пустынно. Сказка просто!» — звенело у меня в голове, пока мы топали к магазину одежды. Странно, но прогулка меня взбодрила, даже несмотря на ее конечную цель. Дойдя до большого магазина одежды, мы заметили знакомую машину, припаркованную возле соседнего здания, в котором располагался офис фирмы «New cloth».
— Ого, неужели Эрик приехал на работу? Нечастое явление. Он всё больше что-то дома проектирует, — удивилась Лили. Со дня визита Эрика она каждый день звонила ему по вечерам и подолгу о чем-то рассказывала. Он не жаловался, но было видно, что его это порядком раздражало. Однако в ходе таких бесед она выяснила, что Эрик — инженер-конструктор, работает на самом деле не на заводе тканей Олд-Гемпшира, а в известном конструкторском бюро Вашингтона, а здесь просто живет и помогает с техникой на фирме «New cloth», так как у них стоит оборудование, которое он сконструировал, и они попросили понаблюдать за ним. Впрочем, деньги он за это получал, так что, можно сказать, что это тоже была работа. В тот день, когда мы с ним познакомились, на фирме был аврал, заболели сразу четверо водителей, и его попросили отвезти товар, чуть ли не в ножки кидаясь. Эрик говорил мне, что сам не знает, почему тогда согласился, ведь обычно он просто развернулся бы и ушел, но тогда что-то повлияло на его решение. «Судьба» — именно так он определил это таинственное «что-то». Конечно, Лили могла спокойно спросить обо всем этом у меня, но то, что она предпочла выяснить всё сама, вызывало уважение.
— Думаю, что-то со станком случилось, иначе он вряд ли бы приехал, — протянула я, и в этот момент в дверях фирмы показался объект нашего обсуждения. Черное пальто идеально сидело на нем, новые дорогущие фирменные ботинки сверкали, а шапку он не носил в принципе.
— Чего он весь такой черный вечно, других цветов нету, что ли? Вон на Тиме какая классная синяя болониевая куртка! С прикольными серебристыми вставками. И не скучно, и не броско — то, что надо серьезному парню холодной зимой, — пробурчала Лили и побежала через дорогу к Эрику. Ее понятия о моде базировались на одежде для молодежи и подростков, стиль людей в возрасте ее не интересовал, она считала его слишком скучным. К сожалению, она видела в Эрике молодого парня, а не взрослого мужчину, каковым он являлся, а вот я бы, увидев Джейнза в куртке Тима, впала в шок надолго. Просто потому, что возраст, указанный в паспорте, разительно отличался от возраста души Эрика Джейнза. А второе было куда важнее…
Через пару минут Лили прискакала обратно, таща на буксире абсолютно не сопротивлявшегося, но и не рвавшегося в бой Эрика.
— Тоже припахали? — вяло поинтересовалась я.
— Видимо, так, — ответил он.
— Народ, мне кажется, или температура резко понизилась? Ну ладно, Эрик мрачный, он вообще Царевна-Несмеяна, но ты-то, Мери? Он на тебя отрицательно влияет, — возмутился историк, слегка расстроенно косясь на Лили.
— Тим, не надо. Эрик хороший человек, у него просто такой характер, — неожиданно вмешался Джейсон.
— Ого, с каких это пор вы друзья-приятели? — подколол друга аспирант.
— Ну, мы просто общаемся… — промычал паренек.
«А вот это для меня новость. И оба скрывали! Что за свинство?! А вообще, обидно. Неужели они мне настолько не доверяют?» — расстроилась я и холодно поинтересовалась:
— И давно?
— Ну… довольно давно, — неопределенно помахал руками Джейсон с виноватым видом.
— И вы нам не сказали?! Скрытные противные шпионы! Тоже мне, тайна мадридского двора! Я в возмущении, — надула губки Лили.
— Простите… — прошептал Джейсон, но тут же вскинулся: — Так было надо!
«Ого… Неужели тренировки не прошли даром?» — удивлению моему не было предела, а потому даже возмущение отошло на второй план. И чтобы не возвращать его на главенствующие позиции в собственном настроении, я скомандовала, направляясь к высоким прозрачным дверям:
— Ладно, идемте в магазин, а то погодка нынче не летняя.
«У каждого есть право на секреты, а я им никто, так что не имею права предъявлять претензии по таким пустякам. Они же меня не предавали…» — говорила я сама себе, но сердце всё равно сжималось от боли. Раздражение ушло, оставив лишь щемящую тоску, но это было к лучшему: в таком настроении я не стану возмущаться и портить окружающим настроение. К тому же, из такого состояния проще настроиться на позитив, чем я и попыталась заняться. Слушая вопли восторга Лили или ее критику в адрес каждой шмотки, что встречалась на вешалке необъятного магазина, я постепенно пришла в себя и даже втянулась. Критика девушки была очень конструктивной, а восторги, в принципе, обоснованными, другое дело, что меня эти вещи не впечатляли в силу моего собственного вкуса. Наконец, обойдя весь магазин и не забыв мужской отдел, где начинающий дизайнер дала наставления каждому из нашей «свиты», мы набрали ворох одежды и пробились в примерочную. Лили влетела в кабинку вслед за мной, заявив, что она должна посмотреть на мою фигуру — она же здесь стилист. «И ведь возразить-то нечего», — подумала я и сдалась. Пока девушка настойчиво пыталась впихнуть меня в облегающий топ в виде корсета, а я стонала и возмущалась, парни за ширмой вели свой диалог, расположившись на небольших диванчиках.
— Две девушки в тесной примерочной кабинке пытаются примерить одной из них обтягивающую шмотку. Слушая звуки оттуда, фантазия начинает работать быстрее, — усмехнулся Тим.
— Ты пошляк! Так нельзя, они же девушки! — возмутился резко краснеющий Джейсон, а Эрик погрузился в изучение собственных расчетов на КПК.
— Да ладно тебе, Джей, как ни посмотри, а я молодой мужчина, у которого вырабатываются гормоны, так что подобное в порядке вещей. Я же не врываюсь в кабинку с похотливым взглядом и падающей на пол слюной вожделения, а наслаждаться такими вот моментами — не преступление.
— Да ты!.. Эрик, ну хоть ты мне помоги! — воззвал к помощи ближнего Джейсон, зная, что переубедить Тима у него не получилось еще ни разу в жизни.
— А что я могу сказать? — отозвался инженер привычно апатичным голосом. Вот только слова сквозили сарказмом: — Все эти фантазии на его извращенной совести. Он прав, большинство подростков мужского пола так и поступают, так что бороться с этим бесполезно. Вырастет — поумнеет. А раз ему всё еще достаточно подобных звуков для получения наслаждения, не вижу смысла с ним разговаривать. Попробует влететь в кабинку — дело другое.
— Ты меня, значит, дитем малым считаешь? — разозлился Тим.
— Раньше не считал, но, учитывая то, что ты смотришь на собственных подруг лишь как на предмет вожделения, мне приходится переоценивать собственное мнение о тебе.
— Вот не знал, что вы с Мери так похожи: для вас гадость сказать — пара пустяков!
— Вероятно, то, что ты считаешь гадостью — это попытка донести до тебя простую информацию, определяющуюся тремя словами: «Ты не прав».
— Я в состоянии понять эту фразу, сказанную напрямик и без всяких гадких замечаний в мой адрес!
— Такая попытка была предпринята Джейсоном, однако информация не была принята к сведению. Оставался лишь более радикальный подход, ибо объяснять что-то одними и теми же словами, не воспринятыми с первого раза, глупо.
— Да что вы понимаете? Считаете себя самыми умными, знаете, как надо жить, а у самих не жизнь, а черти-что! — взорвался Тим, вскакивая с дивана.
— Согласен, наши жизни — это то, чего не пожелаешь никому, особенно своим врагам, — Эрик поднял взгляд на оппонента и внезапно спросил: — Ты видел смерть?
Тим опешил:
— Нет, а это тут при чем?
— Ты чувствовал боль, как физическую, так и душевную, от которой хочешь не умереть, а исчезнуть и стереть все следы своего существования?
— Нет, но…
— Значит, ты счастливый человек, который не был за гранью. Мы перешли эту грань, а оттуда не возвращаются. Когда ты ее переходишь, теряешь то, что когда-то в тебе было, теряешь способность жить как все, теряешь свое «я». Ты стареешь, ты исчезаешь для этого мира. Ты изгой. Но не потому, что люди тебя не понимают, а потому, что ты не понимаешь людей. Ты можешь сотню раз говорить себе, что их поведение нормально и оно обусловлено простыми человеческими чувствами, которые так же естественны для них, как дыхание, но у тебя этих чувств нет. Они умерли и не подлежат восстановлению. Переживший такое никогда не поймет того, кто причиняет другим хоть малейшую боль. Видя это, такой человек становится поистине жесток, ибо жестокость в нем не умерла. Она лишь взросла и укоренилась. Но она не направлена на причинение боли, это, скорее, защитная реакция для недопущения повтора. Ни с ним самим, ни с кем-то другим. Ты считаешь, что ты лишь шутил, однако объекту твоих шуток было больно. И этим ты словно вывесил красную тряпку для быка. «Защитить любой ценой» — вот мысль, которая рождается при виде несправедливости, направленной на близких тебе людей. И методы уже не важны, так же, как не важна степень вреда, который причинишь обидчику ты сам. Ты можешь хоть сотню раз унизить меня, я даже не подумаю защититься, однако оскорбляя того, кто мне дорог, ты попадаешь под мгновенную реакцию, направленную на защиту этого человека. Ты живой, тебе нас не понять.
Эрик снова откинулся на диван, а Тим сел на место. Он что-то яростно обдумывал, потирая виски и бегая глазами по полу, но словно не мог поймать что-то очевидное, постоянно ускользавшее сквозь пальцы. И тут внезапно подал голос Джейсон:
— Я вас понимаю… Думаю, что понимаю. Я ничего такого не переживал, но попытаться защитить дорогих людей любой ценой — это мне знакомо. А еще я понимаю, что то, что ты пережил, тебя убило. Я сначала думал: «Почему он как не живой?» А потом понял: ты действительно не живешь. Слишком много боли убивает похуже ножа. Я не знаю, что случилось с Мериан, не знаю, что на самом деле произошло с тобой, но я вижу, что ты даже не пытаешься жить, а она пытается, но порой застывает, словно уже в гробу, и перестает не только улыбаться, но и вообще реагировать на что-то. Говорят, это пост-травматический синдром, но я думаю, дело не только в стрессе. Вы боитесь жить, что бы вам снова не причинили боль.