— Жизнь — штука сложная. Не стоит судить о человеке, не зная его.
— Ага, «не суди, да не судим будешь». Только, думаю, он все же слишком мрачный.
— Что ж поделаешь. У него такой характер, и это часть его личности. Будь он весельчаком, это был бы уже не он.
— Ого, что я вижу! Ты любишь бук? Или готику? Или просто пессимизм?
— Ёрный ты, прям жуть. Нет, я не люблю бук и пессимизм. Готика — это прекрасное направление в искусстве, особенно в архитектуре, так что не знаю, чем она тебе не угодила. А что насчет Эрика — он мне нравится. Он хороший человек. И не имеет значения, любит он смеяться или грустить. Говорят, что человека делают обстоятельства. Не уверена, что это так. Если плыть по течению, никогда не достигнешь берега. Просто утонешь. Хотя еще большей глупостью было бы плыть навстречу потоку: так ты только приблизишь свой конец. Думаю, оптимальным решением будет отправиться вниз по течению, корректируя траекторию движения в сторону берега. Тогда есть вероятность, что ты всё же чего-то добьешься. Не факт, что ты не попадешь в водоворот и ногу не сведет судорога, но если не пытаться, то точно ничего не выйдет. Было время, когда я отчаянно сопротивлялась своей судьбе, но это время давно прошло. Также было время когда я опустила руки и покорилась ей. Но я смогла прийти к выводу, что нужно хотя бы попытаться улучшить собственную жизнь. А так как помочь в этом никто не сможет, придется полагаться только на себя, самой совершать ошибки и самой радоваться победам. Триумфа в этой битве не достичь, но борьба не пройдет бесследно. Останутся хотя бы следы.
— Думаю, в этом мы похожи. Я тоже боец — не люблю сидеть сложа руки. Знаешь, я именно потому и пошел заниматься биатлоном, ведь этот спорт помогает увидеть, что мне есть к чему стремиться — к финишу. И что я могу каждый раз улучшать свои результаты. Вроде бы, что такого? Просто бег со стрельбой. Вот только я другого мнения. Трасса как жизнь: вроде, и не свернешь, и, в то же время, можно найти наилучшую траекторию движения. Когда ты стреляешь, видишь, смог ли стать лучше, можешь ли сделать что-то ответственное и важное. И когда, наконец, приходишь к финишу, понимаешь, что мог бы пройти трассу и лучше. Только вот трассу ты пройти заново сможешь, а жизненный путь — нет. Поэтому я бегу каждый раз, как в последний, словно потом не смогу этого повторить. Ни рестарта, ни повтора. Ничего.
— Ты молодец, выкладываешься на полную, за это я тебя и уважаю. Ты всего добиваешься упорным трудом и, не оглядываясь, идешь к своей цели. Я бы так не смогла…
— Да ладно, тебя же уже приняли в Квантико! — возразил Тим и тут же стушевался. — Ой, прости, я не хотел…
— Всё в порядке, — я искренне улыбнулась парню. — То, что случилось тогда, — не твоя вина, я сто раз тебе говорила. А Квантико… Да, это просто чудо, что я буду там работать. Хоть и аналитиком, а не оперативником, всё же это лучшее, что может быть, это мечта всей моей жизни. Ради нее я готова на всё, и большего мне не нужно.
— Да? А как же любовь? Я думал, главное для человека — найти того, кто его понимает и любит.
— Может, ты и прав. Любовь важна, но для меня на первый план выходит то, зачем я проделала весь этот путь. Я бы не смогла отказаться от этой должности, даже если бы решался вопрос, буду я с тем, кого люблю, или нет.
— Ты настолько самостоятельна и бесчувственна? Вот уж не думал, — в голосе парня промелькнул холодок, но я решила не заострять на этом внимание, и потому вполне миролюбиво ответила:
— Я действительно самостоятельна и не люблю просить помощи. Но не потому, что мне нравится доказывать себе, будто я могу абсолютно всё, а лишь потому, что я не люблю напрягать окружающих. Ненавижу доставлять неудобства.
— Даже в мелочах?
— Тем более в мелочах. Если случается что-то серьезное, справиться с этим в сто раз сложнее, и если человек тебе поможет, вряд ли он будет считать, что время потрачено зря. С мелочами всё иначе: человек может решить, что его используют, или что он мог сделать что-то для себя, вместо того, чтобы помогать мне.
— Глупости какие. Если человек соглашается помочь, в большинстве случаев он об этом не жалеет.
— Ошибаешься, люди очень часто сожалеют о потраченном впустую времени. И если ты не такой, это не значит, что другие не могут быть таковыми.
— Это какой-то пессимизм! «Все живут для себя, всем на всех плевать», — возмутился Тим.
— Да нет, не плевать. Просто человек может подумать: «Ну и что за глупости? Это же элементарно! Она и сама бы справилась, а в результате я это делал», — устало ответила я.
— Ну так это же не сожаление и не укор. Они просто говорят, что ты сама могла справиться, вот и всё.
— Это смотря как эту фразу сказать. И вообще, то, что человек задумался, зачем его вообще позвали и почему он тут торчит, это уже грустно. Я в таких ситуациях чувствую дичайший дискомфорт.
— Но ты ведь обожаешь всем помогать.
— Это да. Вот только у меня в результате возникает лишь одна мысль: «Как здорово, что мы справились!»
— И у меня тоже.
— Поздравляю, молодец.
— Сарказм тут неуместен.
— Да это не сарказм. Просто даже если это и так, я всё равно не люблю просить о помощи, и этого не изменить.
— Ясно, — фыркнул Тим и вернулся к неприятной теме: — Только ты не ответила на мой вопрос. Как ты можешь променять любовь на работу?
— Я ничего не променяю, — вздохнув, ответила я. Не хотелось говорить на эту тему, но раз уж избежать разговора не удалось, буду искренней: — Для большинства людей смыслом жизни является найти свое счастье, разве нет? Так вот, для меня главное счастье в жизни — это ловить серийных убийц, чтобы ни одна семья больше не пострадала от их рук.
— По-моему, ты зацикливаешься. Ты хочешь спасать чужие семьи вместо того, чтобы создать свою.
— Знаешь, если серийных убийц не будут ловить, где гарантия, что однажды маньяк не придет в мою, такую счастливую семью и не оставит от нее руины и выжженную пустыню?
— Но кто-то же будет их ловить. Почему это должна быть именно ты?
— Потому что я смогу защитить и других людей, и себя. По крайней мере, я на это надеюсь.
— Сама же говорила, что от судьбы не уйдешь.
— Не уйдешь. Но попытаться можно.
— Не понимаю я тебя. Для меня главное — быть с девушкой, которая будет смотреть не на мое лицо, а на меня. Она должна быть доброй, умной, веселой, жизнерадостной и, конечно же, любить меня, — Тим пригорюнился.
— И почему ты не делаешь первый шаг?
— О чем ты?
— Я же видела, как ты смотришь на Лили. Она тебе явно нравится.
— Вот это-то меня в тебе и убивает. Ты меня насквозь видишь, — он ухмыльнулся и покачал головой.
— Работа такая. Ну так что?
— Знаешь, я сам себя не понимаю. С одной стороны, она мне нравится, а с другой я боюсь сделать первый шаг. Вроде бы, чего проще: подойди, как ко всем девушкам, поухаживай и предложи встречаться — пока ни одна не устояла. Вот только в этом всё и дело. Они не могли устоять, потому что я красивый, а не потому, что я это я.
— Не факт. Не коси всех под одну гребенку, может, ты уже встречался с той, которой нравилась не только твоя внешность.
— Это вряд ли. Я давал им шанс, но бросал именно тогда, когда понимал, что кроме внешности им ничего не нужно.
— Ясно. Значит, ты боишься, что Лили, которая нравится тебе на самом деле, а не как промежуточный вариант, окажется такой же?
— В общем, да. Ведь я вижу, что она мой идеал: красивая, умная, умеет брать от жизни всё, а главное, она знает меня с детства, так что знает, какой я. Вот только я даже от нее порой ловлю восхищенные взгляды а-ля «какой красавчик». Бесит.
— Что ж поделаешь, раз ты красив? Думаю, это надо ценить, а не ненавидеть. За внутренний мир можно полюбить и красавца, и человека с ужасной внешностью, это не имеет значения. Вот только красавец всегда будет думать: «Ох, она смотрит только на мое лицо!» — а тот, кто некрасив: «И почему она полюбила такого урода? Что-то здесь не так». В обоих случаях эти мысли говорят лишь о том, что человек не уверен в своей девушке, что он в ней сомневается. А это уже не любовь, это игра в фантики.
— Ну, может, ты и права… — нехотя проворчал Тим.
В этот момент показалась аллея, ведущая к дому Эрика, и я решила попрощаться. Продолжать этот разговор не имело смысла: если Тим настолько повернут на своей внешности, я не смогу его переубедить до тех пор, пока он сам этого не захочет. К тому же, было бы неплохо знать, что же с ним случилось, раз он так на всё это реагирует. Пока же мне было известно лишь, что его мать бросила их, когда Тиму было пять, он был единственным ребенком в семье, и все друзья отца его просто обожали. Как я поняла, отношения с отцом у него были так себе, но он не любил об этом говорить, и я не спрашивала. Лезть в личную жизнь человека, если он не хочет тебя туда пускать, — худшее, что только можно придумать.
— Ладно, Тим, мы пришли. Спасибо, что проводил. Отдохни уж как следует после тренировки, — широко улыбнулась я и зашагала по тропинке к дому. Тим отсалютовал мне и пошел в обратном направлении, а я постучала в дверь. Эрик отрыл почти сразу.
— Здравствуй. Я услышал твой голос и решил открыть заранее, — сказал он, как только я переступила порог.
— Похоже, ты начинаешь слышать окружающий мир.
— Вряд ли. Я не слышал ни твои слова, ни слова твоего собеседника. Впрочем, я не слышал даже его голос.
— Ясно. Но это всё равно прогресс, — улыбнулась я, проходя в гостиную. — Кстати, о прогрессе. Ты не хотел бы выбраться из дома хоть раз?
— Нет, спасибо.
— Твое право, но всё же я приглашу тебя к себе в гости.
Эрик помолчал, разливая душистый чай по белым фарфоровым чашечкам. Он вообще обожал чай — мог выпить за один раз целый чайник.
— Я не думаю, что мое появление в доме мистера Вейнса — хорошая идея.
— Скажем так, дом против тебя ничего не имеет, а его владельца не будет.
— Не думаю, что это понравится его владелице.
— Почему же? Она как раз очень хочет с тобой познакомиться.
— Ясно. Значит, это ее идея.
— Ее. Я бы не решилась привести тебя в тот дом, не зная ее реакцию на это. Она могла бы подлить масла в огонь, а это недопустимо. Но, так как это ее идея, полагаю, она не хочет тебе навредить, так что я была бы очень рада, если бы ты пришел ко мне.
— Вряд ли у нее получилось бы мне навредить. Мне безразличны выпады горожан. А вот цирковой зверюшкой, выставленной напоказ, мне быть совсем не хочется, — тон Эрика стал на полградуса холоднее, и стал ясно, что он неправильно всё понял. Честно говоря, я и сама хотела, чтобы он пришел к нам в гости, чтобы выбрался из своего склепа хотя бы ненадолго: возможно, это помогло бы ему пусть и не почувствовать себя живым, но осознать, что не весь мир ополчился против него. И, конечно, не будучи уверенной в благих намерениях Лили я бы его приглашать в гости не стала. Но при таком удачном стечении обстоятельств не позвать его было бы просто грешно! Да и потом, он уже должен был понять, что я не стала бы звать его на какие-то сомнительные мероприятия. Но увы, подозрительность в Эрике перебарывала абсолютно всё, и винить его за это было было бы еще более грешно, чем оставлять в одиночестве.
— Вообще-то, она хотела не поглазеть на тебя, а пообщаться с тобой. И это не просто любопытство. Она говорит, что хочет с тобой подружиться, — попыталась воззвать к его разуму я.
— Это вряд ли. Мне не нужны друзья.
Сердце словно раскаленной иглой пронзило. Интересно, почему мне так больно?..
— Совсем не нужны? — спросила я.
«Ох, у меня что-то голос не лучше, чем у него».
— Совсем. Друзья предают и бросают. Гораздо важнее иметь человека, который тебя понимает. Иметь друга — значит на кого-то рассчитывать, зависеть от кого-то. Я не привык ни к тому, ни к другому. Если честно, раньше мне вообще никто не был нужен. Сейчас я понимаю, что мне нужен тот, рядом с кем я смогу просто помолчать, и нам обоим будет комфортно. Сомневаюсь, что такие отношения можно назвать дружескими, скорее уж, если обязательно применять понятие дружбы, мы «друзья по несчастью», хотя это звучит слишком пафосно и глупо.
— А я вот считаю тебя своим другом. Мне с тобой уютно и спокойно, я могу помолчать, но также могу тебе что-то рассказать, и ты меня выслушаешь. Как ни крути, а это понятия, применимые только к друзьям, — я тяжело вздохнула я начала вертеть в руках небольшую белую чашку. А ведь даже в луже можно утонуть, а чаем захлебнуться. Забавно…
— Друзья. От них зависишь и всегда полагаешься на них. Я привык рассчитывать только на себя и обходиться во всем своими силами, — повторил Эрик.
— Что ж, я тоже. Поэтому я так благодарна тебе за помощь. Однако я не чувствую себя зависимой от своих друзей. Я знаю, что они придут на помощь, если будет необходимо, но в то же время всегда стараюсь делать всё сама, и наличие у меня друзей на это не влияет.
— Что ж, если смотреть на это с такой стороны, я мог бы назвать тебя своим другом, но всё же для меня ты нечто иное: ты единственный близкий мне человек.
Ледник растаял. Боль исчезла. Широко улыбнувшись, я поставила чашку на стол и подумала, что плохой из меня психолог, раз я не могу понять даже таких простых вещей. Слова — лишь ярлыки, и каждый использует их по своему усмотрению. Чувства куда важнее. А чувства Эрика для меня секретом не были: мы с ним друзья, что бы он ни говорил об этом слове. И потому я решила вернуть разговор в изначальное русло:
— И это радует. Так что ты решил насчет визита ко мне домой?
— Я приду. Однако не думаю, что этой девушке будет приятно мое общество.
— Полагаю, это уже на ее совести. Буду ждать тебя завтра в семь, — улыбнулась я, мысленно празднуя победу.
========== Такой спокойный, тихий вечер ==========
«Какой суетливый день. Работы всё время прибавляется и прибавляется, и конца-края ей не видать! Успею ли я всё сделать к Рождеству? Ведь я здесь уже три недели, а проект еще на стадии разработки. Я, конечно, к рекламщикам придираюсь, но не настолько. Мне кажется, они халтурят».
— Привет, сестренка! Как я выгляжу?
Лили влетела в комнату, как маленькое торнадо. На ней было шикарное вечернее платье в пол на тонких бретельках изумительного темно-синего цвета.
— Как мечта мужчины, — улыбнулась я.
— А ты в чем будешь?
— Я? Да вот так и буду.
— Ты что, шутишь? — Лили была в шоке, а я не понимала, что именно ей не нравится. На мне было простое черное платье с юбкой солнце-клеш до середины икры, длинными рукавами и простым овальным вырезом. Кстати сказать, абсолютно не глубоким. Поверх платья я надела легкую атласную накидку цвета топленого молока. Вроде бы и строго, и нарядно.
— А что не так? — искренне удивилась я.
— Да всё не так! Это, конечно, очень симпатичное платье, и оно тебе идет, но ты же не в театр собралась! У нас будет праздник!
— Ну, это не такой уж и праздник — к нам придет гость. К тому же, если это и праздник, то явно не бал, так что не вижу смысла надевать что-то, в чем я буду чувствовать себя неуютно.
— Ну, как же так? Я надеялась, у нас будет что-то вроде светского приема… — расстроилась Лили.
— Нет, вот скажи, почему в таком платье, как у меня, нельзя прийти на прием? — возмутилась я.
— Потому что у нас будет веселый прием, а не похороны!
— Я бы не была так уверена… — пробурчала я себе под нос.
— Ну посмотри, я одета, как на праздник. Всё очень элегантно и вселяет оптимизм. А у тебя?
— А у меня?..
— Всё слишком строго! Такое впечатление, что ты не собираешься радоваться жизни. Нет, твой стиль срочно надо менять, а то эти деловые брючные костюмы, которые, кстати сказать, скрывают твои потрясающие ножки, тебя погубят!
— Как сказал бы сейчас Тим, внешность абсолютно не важна.
— Ну, для него может быть, он вообще ненавидит судить о людях по их облику. Но другие мужчины придерживаются иной точки зрения. Они любят глазами, понимаешь? Глазами! Ты же психолог, должна это знать! — возмущению кузины, казалось, не было предела, а меня этот диалог уже начинал раздражать. Стиль, парни, привлекательность… ерунда. Главное в одежде — удобство. А потому я огрызнулась: