Вообще-то Роджер Баттерфри, этот несносный, эмоциональный бета с большими зелеными глазами и хрупкой фигуркой, был отчасти прав. Пять дней в неделю, с девяти до восемнадцати, он был исключительно инспектором, тратя обеденный перерыв только на еду и отдых, а не на бессмысленные сплетни и ничего не значащие беседы. В отделе у него не было друзей, у Коула Макмайера их вообще не было, даже товарищем он не мог назвать ни одну особь ни в Департаменте, ни за его пределами. Коллектив был для него лишь средой, в которой он проводил половину своей жизни, и который таким же и останется, не став для него ни чем-то более значимым, ни перестав отнимать у него больше времени, чем это предусмотрено штатным расписанием. Корпоративы он стойко отбывал, но только потому, что на них присутствовало руководство, но никогда не соглашался на предложения сослуживцев пропустить по стаканчику до комендантского часа. Коул Макмайер жил работой, и это его полностью устраивало. Никто не знал, чем занимается альфа вне работы, на что он тратит свои свободные часы и заработанные деньги, чем увлекается, каковы его цели и планы, единственное, что он не мог утаить, но желал этого, так это то, что он, в свои двадцать девять, все ещё не был запечатлен. Впрочем, в тех условиях, которые сложились в Силестии после периода Реконструкции, это не было исключением или же отступлением от общепринятых норм. Таких, как он, было много, слишком много, чтобы Коул Макмайер выделялся на их фоне.
Что ещё там говорил этот несмышленый бета? Что он метит на должность принципала отдела, выслуживаясь перед Спектариусом? Это было единственное, в чем ошибся Роджер – Коулу Макмайеру было все равно до повышения, его вполне устраивал его пост рядового инспектора Отдела Нравственности, и его исполнительность, безукоризненность, педантичность и кропотливость были продиктованы совершенно иными мотивами и целями. Как и многие другие, в том числе и Роджер, альфа просто держался за место, которое приносило стабильный и щедрый заработок, тем более что с его уровнем редукции повышения должностного ему и не стоило ожидать, а вот повышение оклада - вполне может быть, ведь должное служение всегда ценилось в Силестии и ставилось в пример тем, кто все ещё, воспевая забытое прошлое, отказывался принимать новые устои. Впрочем, смотря на него, одетого в повседневный костюм инспектора, состоящий из белой рубашки, темно-синего жакета, прямых брюк такого же цвета и черных туфель, выглядящего вполне обыденно, трудно было сказать, что он имеет внушительный счет в банке. Да, внушительный, но, увы, недостаточный.
В Отдел Нравственности Коул Макмайер перевелся четыре года назад, до этого будучи судебным исполнителем в Департаменте Законности и Правопорядка и занимаясь малоприятной работой, связанной с лишением имущества нарушающих закон, поимкой беглецов и казнью приговоренных. Многие не выдерживали, особенно те, которым приходилось опускать рычаг, перекрывающий подачу ядовитого газа в камеру смертников, а после свидетельствовать их кончину и сопровождать раздувшиеся и покрытые язвами тела в крематорий, но Коул Макмайер, казалось, обладал заурядным иммунитетом к подобного рода вещам, и поэтому, ввиду его безукоризненной исполнительности своего долга, альфу заметили и рекомендовали на повышение в Отдел Нравственности, приняв во внимание его диплом магистра юридических наук. Впрочем, и здесь ему пришлось заниматься не только разбирательством дел о нарушении Правил добрососедства или же вести наблюдение за потерявшими моральное обличье, которые подпадали под категорию малонадежных и в перспективе подлежащих ликвидации, но предыдущий опыт дал свои плоды, и Коул Макмайер стал лучшим инспектором отдела, что и оплачивалось соответственно. Да, его, альфу с М-уровнем редукции, волновал только размер его должностного оклада, но не потому, что Коул Макмайер был жаден к деньгам, а потому, что время неумолимо поджимало.
В этом году ему исполнится тридцать – граничный возраст для любой особи, каким бы уровнем редукции она не обладала, разве что высокородных, с их чистой кровью и безупречным геномом, не волновали никакие возрастные барьеры. Если до того, как ему исполнится тридцать, а это произойдет через полгода, он не будет никем запечатлен, все процессы в его организме повернут вспять, и он начнет стареть, закончив свою пустопорожнюю жизнь на, примерно, шестом-седьмом десятке дряхлым стариком. И Коул Макмайер копил деньги, потому что, в его случае, это было единственное спасение: собрать достаточную сумму для того, чтобы заплатить какому-нибудь омеге или бете с меньшим уровнем редукции за то, чтобы он его запечатлел, проще говоря, чтобы на нем поставила свою метку более сильная ментально особь, сделав его своим и осчастливив потомством.
Посмотрев на наручные часы, альфа снова покачал головой – он потратил целых пятнадцать минут на бессмыслицу, сперва отвлекшись на надоедливого бету, а после предавшись тому негативу, который старался держать в узде. В итоге, отчет так и не был составлен, а времени на то, чтобы его завершить, не оставалось. Придется завтра прийти пораньше, чтобы закончить работу в срок, а это неоплачиваемые часы, которые он потратит впустую – непозволительная роскошь ввиду его положения, как служащего и как особи.
За ухом неприятно щипнуло, на миг помутив мир перед глазами, и альфа, вздрогнув, невольно притронулся к точке за ухом, подушечкой пальца поглаживая маленькую пуговку-подавитель, которую в обязательном порядке вживляли всем работникам системы дал-эйрин, и которая должна была регулировать уровень источаемых феромонов, а так же приглушать ответность сущности на феромоны других особей. Конечно же, эта мера была предпринята в целях безопасности и сохранения морального облика государства, потому что, несмотря на времена, гон альф, флорация бет и течка омег все ещё оставались неотъемлемой частью личной жизни каждой особи, и в этой ситуации, дабы не исказить понятия Служение, Долг и, конечно же, Нравственность, правительство нашло только один способ противостоять самой природе – набросить на инстинкты искусственный ошейник.
На сегодня это была его последняя доза подавителя – одна инъекция скрывает запах и снижает чувствительность обоняния особи на три часа, а количество вводов препарата и длительность перерыва между ними четко соответствует индивидуальному рабочему графику человека. Да, Служение – это не только преданность государству и неукоснительное выполнение своих обязанностей, но и соответствие определенным стандартам гражданина и особи, а понятие Долг вмещало в себя и ответственность за будущее Силестии, выраженную в продолжение рода. К слову, понятие Нравственности цепко опутало только ту часть жизни каждого, которая была выставлена напоказ, а то, что происходило за закрытыми дверьми спален, мотелей и государственных борделей, называлось немного иначе – сексуальная этика, которая предполагала невмешательство в личную жизнь особи, если та не нарушает общепринятые нормы гласности и морали.
Строка загрузки на рабочем планшете кликнула состоянием «завершено» спустя несколько секунд после того, как очередная доза подавителя попала в его кровь, распространяясь по телу и словно иссушая его, стягивая, уплотняя, делая слегка грузным и скованным. Впрочем, это ощущение сразу же испарилось – Коул Макмайер уже семь лет на подавителе и привык к нескольким неприятным моментам на день, чтобы не обращать особого внимания на мимолетность черных точек перед глазами. Вот если бы он был запечатлен кем-то, то его пуговку деактивировали бы и изъяли, ведь меченая особь принадлежит только своему партнеру и своим запахом не привлекает других, по поводу же применения ментального давления… в случае запечатления оно не носит сексуальный характер, все остальное же подпадало под понятие Нравственности.
Коул перевел свой компьютер в статус завершения работы, и над его столом сразу же вспыхнула красная точка лампочки, а после, ещё раз удостоверившись в правильности загруженных данных, положил планшет и все необходимые ему бумаги в портфель и поднялся, одевая плащ. В Силестии практически не существовало такого понятия, как смена сезонов, погода всегда была однотипная – умеренно-теплая, но именно в Фогсити, ввиду его географического положения, выделяли сезон дождей, малоприятного, влажного, душного и вредного из-за резкого возрастания уровня токсичных для организма человека испарений, концентрация которых именно в Фогсити и так был повышена. Но выбора не было. После, так называемого, краха информационного общества в Силестии осталось не так уж и много территорий пригодных для проживания.
- Уходишь? Уже? – Роджер, до этого нервно покусывая губу и пытаясь хотя бы немного разобрать завал из бумаг на своем столе, недоверчиво покосился на большие настенные часы, а после и на самого альфу. – До конца рабочего дня ещё три часа.
- У меня сегодня плановая инспекция в Осозе, - коротко ответил Макмайер, взглянув в окно. Несмотря на то, что сезон дождей сейчас был в самом разгаре, сегодня было на удивление солнечно и сухо, похоже, осадков даже не предвиделось, и, если бы Коул Макмайер был менее ответственным и исполнительным, он бы точно, воспользовавшись возможностью, закончил бы инспекцию хотя бы на час раньше, чтобы наведаться в бордель и усмирить свои природные инстинкты альфы не искусственным подавителем, а жарким телом юного омеги, но Коул Макмайер уже давно перестал посещать подобные заведения, не желая выстраивать вокруг себя мир иллюзий.
- Плановая инспекция? – тонкие бровки Роджера приподнялись домиком, а сам бета взглянул на мужчину с слишком явным и заметным сожалением. – Но разве ты не закончил проверку ещё пару дней назад?
- Я закончил с проверкой в своем округе, - сдержано ответил Макмайер, с высоты своего роста покосившись на неугомонного бету, который снова его задерживал, но альфа был слишком хорошо воспитан в соответствии с пунктами Кодекса Нравственности, чтобы прямо и в грубой форме указать Мотыльку, как за глаза называли инспектора Баттерфри, на то, что он отнимает у него неуместно много времени своими бессмысленными попытками привлечь к себе внимание. – Сегодня же у меня инспекция на участке, который раньше курировал Адам.
- Адам? – Роджер медленно и слегка недоуменно перевел взгляд на пустующее рабочее место у окна. – А, да, - поразмыслив с минуту, встрепенулся бета, одарив собеседника широкой улыбкой, - омежка, которого взяли на место Вудса, не прошел стажировку, но… – на этот раз бровки беты слегка нахмурились, сходясь на переносице, явно свидетельствуя о том, что юноша пытается что-то вспомнить. – Разве округ Адама разбивали на сектора между другими инспекторами? – Адам Вудс, двадцативосьмилетний омега, примерно месяц назад ушел в декретный отпуск, и на его место пока что не нашлось замены, потому что работа в Отделе Нравственности заключалась не только в бумажной писанине, а имела и более неприятную сторону. Впрочем, причиной, по которой настроение беты резко ухудшилось, был отнюдь не факт того, что, скорее всего, и на него навесили лишний кусок работы, о чем он, ввиду своей рассеянности, позабыл, а то, что даже Адам Вудс обзавелся альфой.
Да, в этом не было ничего странного, тем более что Адам обладал низким уровнем редукции, D-уровнем, но этот парень был таким неказистым и, откровенно говоря, страшненьким, что на него мало кто обращал внимание, разве что те, которые сами хотели быть запечатленными, а не запечатлеть. В Отделе, тайно, конечно же, даже делали ставки на то, обзаведется Адам парой или же нет, и эти ставки были очень высоки, причем не в сторону успеха Вудса. По сути, никто и помыслить не мог, что высокий, угловатый омега с копной растрепанных русых волос и грубыми чертами лица встретит того, кто бы захотел его запечатлеть, разве что по контракту и за деньги, ведь кроме уровня редукции Адаму нечем было привлечь партнера. Каково же было удивление всех сотрудников Департамента, когда Адам пришел с ярко пульсирующей в его биополе меткой, и каковым же был шок, например, того же Роджера, когда омега, представил им своего красавца-альфу с таким же, как и у него, уровнем редукции, и сообщил радостную новость о том, что в его чреве уже зачата новая жизнь. Это было несправедливо, по мнению самого беты, но таковой была Силестия – уровень редукции своей значимостью затмевал не только внешнюю непривлекательность, но даже аморальность некоторых особей, которые были слишком ценны для государства, чтобы приговорить их за преступления к газовой камере.
- Не знаю, - коротко бросил альфа, взяв портфель и демонстративно посмотрев на часы, надеясь на то, что Баттерфри самостоятельно додумается до того, что он недопустимо задерживает его. – Я сам вызвался подменить Адама в восьмом секторе, обо всем остальном можешь спросить у Спектариуса, - и снова он потратил на бету пять недопустимых минут, и это начинало раздражать, что с Коулом Макмайером случалось крайней редко.
Будучи альфой, но имея М-уровень редукции, Коул, вне гона, никогда не был слишком эмоционален и подвластен чувствам, тем более инстинктам, разве что в период пробуждения и становления в нем сущности альфы, но для молодых особей экспрессивность, вспыльчивость и даже агрессия в этот период допустима и простительна, но, став полноценной особью с биополем и ментальной волей, Макмайер превратился в образец сдержанности. Не то чтобы в его жизни не было вещей и ситуаций, которые его бы раздражали или радовали, раздосадовали или смущали, злили или же обнадеживали, но альфа старался не поддаваться этим веяниям, считая их преградой на пути к своей главной цели. И он оказался прав, правда, это имело определенные последствия, в глазах коллег превратив его в сухаря, нелюдима и затворника, сделав его образцом понятий Служение, Долг, Нравственность, что порождало зависть и даже ненависть. Впрочем, особой тягой к общению Макмайер тоже не отличался.
Будучи единственным ребёнком у своего папы-омеги, Коул вырос эгоистичным человеком, он плохо сходился с людьми, предпочитал хорошую книгу походу в кафе или клуб, ценил и оберегал свое личное пространство, с внутренним раздражением смотрел на беспечность некоторых особей, которые тратили бесценное время впустую, был педантом и терпеть не мог, когда задуманное не осуществлялось или же не вкладывалось в отведенный ему лимит времени, и при всем при этом его работа в Отделе Нравственности предопределяла постоянный контакт с людьми. Наверное, он был ещё и мазохистом, ставя себя в те условия, которые ему претили, от которых его сущность отчаянно скулила внутри, противясь, которые могли сломить его внутренние столпы личности, но именно так, испытуя самого себя, Коул Макмайер стал таким, каким был сейчас – целеустремленным, ответственным, образцовым, именно такой особью, которая была важна и ценна для Силестии.
- Ясно, - Роджер, шмыгнув носом, опустил взгляд. Пусть с виду он и мог показаться недалекой и безответственной особью, которой много сходило с рук ввиду наивысшего уровня редукции его генома, который считался приговором к бессмысленному существованию, но глупым бета не был, просто эмоциональным и слабым ментально, да, но уж никак не безмозглым. Он задерживал Макмайера, жужжал у него над ухом, как надоедливая мошкара, отвлекал его внимание от более важных вещей, был непростительно навязчивым, понимал это, но ничего не мог поделать, ощущая, как его слабая сущность тянется к этому альфе, пытаясь, пусть и неумело, привлечь его внимание.
- Прости, что задерживаю тебя, - пробормотал Роджер, чувствуя, как на щеках расцветает предательский румянец, а биополе дрожит от близости более сильной ментально особи, - просто я подумал, что мы могли бы… – нет, он не мог произнести это вслух, может, разговаривая с кем-то другим, но не с Коулом, том более сейчас, когда нетерпение альфы выражала напряженность его биополя, но бета словно чувствовал, что момент подходящий, будто до этого дня шанс был лишь далекой тенью, а сейчас стал пусть и призрачной, но все-таки надеждой. – Я подумал, что мы могли бы как-нибудь поужинать вместе или… – Роджер робко взглянул на мужчину, - просто пообщаться за чашечкой кофе, - альфа негативно относился к алкоголю – Баттерфри это знал, поэтому и не предлагал ему скоротать вечер в каком-нибудь клубе, что для него лично увеличило бы шансы стать для Макмайера кем-то более значимым, чем просто сослуживец, но Роджер неплохо изучил альфу, чтобы понять, что тот не терпит притворства.
Коул Макмайер вообще был странным, но, наверное, именно поэтому он ему и приглянулся. Высокий, кареглазый шатен, зацикленный на работе, необщительный, замкнутый, исполнительный, слишком правильный, чтобы с девяти до восемнадцати обращать внимание на что-то ещё, кроме своих прямых обязанностей, не флиртующий во время обеденного перерыва даже с омегами и ни в коем случае не распространяющийся о своей личной жизни. А ещё он никогда не чуял на альфе запаха другой особи, и, главное, в свои двадцать девять Коул все ещё не был запечатлен, как и Роджер в свои двадцать шесть. У него, беты с R-уровнем редукции, не было ни шанса на то, что на него обратит внимание особь с уровнем редукции ниже М, но и проводить остаток своих дней в одиночестве, после тридцати начав неумолимо стареть и терять даже крохи того, что все-таки делало его пусть и слабой, но все-таки особью с сущностью и ментальной волей, бета не хотел.