В последний раз пройдясь восприятием по ментальному полю Кирка, Спок прикрыл глаза и начал разрывать связь, выставляя со своей стороны плотные ментальные щиты.
====== Что делать когда ты чёртов доктор, а не поэт ======
Боунс три раза проверил походный набор гипо. Отдельно в узкий кармашек сумки – крошечный контейнер, поддерживающий стабильную температуру для охлаждения сыворотки. Долго сомневался, стоя в лаборатории у холодильника, но всё-таки взял.
Ещё надо решить вопрос с шаттлом, а для этого нужен Павел, или, как его Сулу называет, Паш-ка. Паша.
– Паша, – пробормотал себе под нос, привыкая к произношению.
Боунс мотнул головой и застегнул кармашек с контейнером. С собой только трикодер, падд и комм оставить. Он вернулся на мостик, где Кирк раздавал указания.
– Паша, – осторожно тронул за плечо вытянувшегося Чехова. И так уже раз напугал на планете его с радости, старый дурень. – Я не смогу вести этот чёртов шаттл. Разве что прямиком в ад. Поможешь?
– А… – парнишка отвлёкся от созерцания и слушания капитана, повернулся к нему. Улыбнулся как-то неуверенно. – Да, конечно. А в смысле – помочь? Вы навигатором будете?
– Я буду трястись и пытаться не заблевать наших героев, – мрачно кивнуть в сторону капитана и коммандера. – В общем, управление на тебе. Справишься, или ещё кто-то нужен в помощь?
– Одному на шаттл… – Чехов чешет нос, морщится. – Стопроцентной гарантии не дам. Но восемьдесят пять дам, если никто отвлекать не будет. Достаточно?
– Сойдёт. Со мной и пятнадцати не будет.
Соорудив некую улыбку, Боунс махнул ему и направился к Кирку. Тот как раз поднялся с кресла, но смотреть продолжал на зеленоухого. Пришлось несколько секунд маячить у него на периферии зрения, прежде чем тот обратил на Боунса внимание. Кивнул.
– Затягивать нельзя, запасов собирать не надо. Ты готов?
– Насколько аэрофоб вообще может быть готов лететь, – хлопнуть его по плечу. Душу раздирает таким Джима видеть, но ничего не поделаешь. – Идём.
Когда закрывается дверь шаттла, и их выплёвывает в открытое пространство космоса, Кирк с тоской провожает удаляющийся металлический бок красавицы Энтерпрайз. Он сделал что мог, оставил вместо себя человека, наиболее подходящего на должность капитана – Хикару Сулу, поставил лимит ожидания их группы в сутки. После этого, если не будет никаких вестей, Хикару отлетит на безопасное расстояние, свяжется со Звёздным флотом и отчитается о результатах.
Спасение Вентуса будет на них.
Кирк передал Сулу запечатанный конверт с капитанским кодом доступа к информации, в том числе и дневнику капитана. Кирк дал Скотти распоряжение поддерживать щиты Энтерпрайз на шестидесяти процентах постоянно – запас кристаллов позволял.
Кирк целовал пальцы любимого вулканца, когда улучил минуту в отсеке транспортаторных шаттлов. Спок сейчас был абсолютно нечитаем, неподвижная мимика, спокойные глаза. Раньше за этим чувствовалось его состояние, теперь – нет. Разве что не оттолкнул его, приникшего к его рукам (мог, они остались наедине на считанные секунды), а стоял и смотрел.
А сейчас Кирк сидит, провожает взглядом Энтерпрайз и не может смотреть на сидящего напротив старпома. Слишком тяжело видеть его, осознавая, что им, возможно, вместе осталось – сколько? Час? Полтора?
Они долетают до планеты в молчании.
Разноцветные венчики трав распространяли сладковатый аромат. Спок сказал остальным оставаться у шаттла. Лучше, если контакт их сознаний никак не зацепит.
У самых ног, шурша травой, прополз триббл. Жемчужное небо сияло над головой. Стрекотали местные насекомые, шуршали капли воды, падающие с листьев. Споку было холодно здесь в привычной форме, температура воздуха слишком низкая для вулканца, хотя растениям при ней было явно комфортно.
Он опустился на колени в мокрую траву, закрыл глаза, как при медитации, сделал несколько глубоких вдохов-выдохов. Потянулся к неведомому разуму, нащупывая его в сияющей ментальной пустоте. Без Кирка в ней было по-настоящему пусто, зато ничего не мешало сосредоточиться.
Странно, но не было никаких ориентиров. Он ощущал слабое и неупорядоченное биение жизни в траве, в насекомых, сильнее – в стоящих позади людях. В них цвета мыслей и ощущений мешались в хаотичных, неописуемых формах. Но нигде не было разума, оберегающего планету. Стоило ощутить его отголосок и прислушаться, как ярче проступали ментальные поля наполняющей планету жизни – свечение стеблей и корней, слабые всполохи насекомых и мелких животных. Пробираться сквозь них было всё равно что проталкиваться сквозь огромную толпу кричащих на разные голоса людей, в то время как единственный нужный тебе постоянно в ней прячется.
Боль, пока ещё слабая, начала нарастать в физическом теле и накапливаться по ту сторону сознания.
Он расширял границу, толкая радиус восприятия всё дальше и дальше, захватывая всё больше ментального пространства вокруг.
И снова ощущение необходимого, чёткого, могущественного разума ускользало от него. Не сопротивлялось, не выставляло телепатических блоков, а просто утекало песком сквозь пальцы, распадалось на отдельные песчинки, ветки, листья, организмы, капли воды, воздух, свет… А их было всё больше. Животные, грызуны, птицы, множество деревьев, крупные животные, хищники.
Через границу восприятия начала просачиваться боль. Он отстранённо ощутил, как собственное тело согнулось к земле, обхватывая горящую голову, даже воспринял на доли секунды влагу от листьев, касающуюся лба, и холод.
В очередной раз рванулся сквозь мерцание слабеньких разумов за одним, до предела растягивая восприятие, и вдруг мерцающий хаос тысяч крошечных разумов сложился для него в один. Разум Хранителя планеты не ускользал от него, не пытался скрыться. Хранитель не был «сущностью без физической формы», которая управляла планетой. Всё это время он был рядом и в нём самом. Хранитель был планетой, а планета – им, каждой травинкой, камнем, каплей воды. Он всё это время пытался поговорить с самой планетой. Сияющий калейдоскоп складывался в чёткую, упорядоченную картину жизни.
Настолько, что он не мог это до конца осознать, захлёбывался памятью чужого мира, почти что в ней растворившись, пока за тысячи световых лет не услышал чей-то громкий вопль.
Кирку наблюдать за Споком было физически больно. Жадно всматриваться в каждое движение, мучительно гадать о его состоянии по малейшим жестам, по подёргиванию век, нахмуренным бровям. Кирк весь был – там, рядом со Споком, стараясь укрыть его, обнять, провести пальцами по идеально лежащим чёрным волосам. Будто кожей чувствовал. Не существует шаттла, Боунса и Чехова, есть только Спок – его запах, остро-свежий, немного терпкий, его прохладная светлая кожа, отсветы на волосах, ощущение шершавой ткани форменки на пальцах. Поэтому капитан сразу заметил, когда у вулканца надломились брови и сжались зубы.
Внутри капало на мозг мантрой: «Стой на месте, стой на месте, стой на месте». Сначала помогало.
Потом согнулась в муке обтянутая синим спина – Кирк помнил каждый выступающий позвонок – вцепились в траву пальцы.
Было сложно дышать, грудь сдавило. Джим наблюдал, держась за прохладный металл шаттла – так было проще не сорваться с места, и всё равно тело уже стояло в готовой для бега позе.
Когда Спок начал кричать, Кирк не выдержал. Подлетел, обнимая, укутывая собой, в лихорадочных попытках сделать хоть что-то оторвал его от земли, прижал. Спок выгнулся как в припадке, хрипел, когтил воздух, а Джим задыхался от боли, горечи и бессилия. От отчаяния.
– Боунс!!! – Обнимать его, выгнутого, прижимать разлохматившуюся голову, – Боунс, сделай что-нибудь!!! Пожалуйста, Боунс!!!
– Не ори, – грубо и как-то спокойно рявкнули рядом. Пискнул трикодер, зашуршала сумка. – Пашка, держи. Вот так, ко мне экраном, чтобы видно.
Блеснул в тусклом свете гипо. Боунс вытаскивал их из сумки один за другим, вводя Споку дозы каких-то препаратов и кидая взгляд на удерживаемый Чеховым прибор. Кирк уже еле мог держать вулканца. В какой-то момент МакКой грязно выругался и поспешно достал из кармашка сумки длинный маленький контейнер. Оттуда появилась совсем небольшая стеклянная ампула с шприцевой насадкой.
– Твою мать, хоть бы сработало, – сквозь зубы выдавил Боунс, вгоняя этот последний в шею Спока.
Секунд десять ничего не происходило. Доктор неотрывно смотрел на показания трикодера.
Конвульсии начали стихать, пока Спок совсем не обмяк в руках Кирка.
– Что с ним? – Кирк говорить не может, хрипит только, а щёки мокрые. Глаза пелена застилает. К херам пелену. – Что?
– Пятнадцать секунд назад умирал. – Боунс забрал у Павла приборчик и запихал обратно в сумку. – Теперь спит. Давай в шаттл отнесём, не на мокрую же траву укладывать.
Зеленоухий дышал спокойно. Все показатели были в норме – где-то на границе между сном и бессознательным состоянием. Уложили его на трансформированные сидения, Кирк остался рядом, греть. Его тоже отпускать не хотел, но сидеть час в шаттле, пока сыворотка продолжает действовать, и смотреть на траурную киркову морду сил не было. Поэтому МакКой настроил трикодер и отдал его капитану.
– Как запищит, значит, всё хреново и надо звать меня. Пока не пищит, жизненные показатели в норме. Буду рядом.
Выйдя, вдохнул влажный прохладный воздух планеты. Сейчас она продолжала на всей скорости нестись на Вентус, связаться с кораблём они не могли, а без штатного телепата потеряли последнюю надежду со всем этим дерьмом что-либо сделать.
Боунс сел на порог шаттла, вытянул ноги в примятую траву. Высоко в жемчужном небе пронеслась большая птица, вдалеке спикировала прямиком в заросли. Назад не появилась. А потом из шаттла прошуршали осторожные шаги и рядом с порогом, прислонившись спиной к металлической стенке, встал Павел. Паша, то есть. Стоит рядом, смотрит себе в ноги и молчит.
– Ты же понял, что я сделал? – обратился к нему Боунс, чтобы не молчать. Молчать было тяжело.
– Понял. Об этом не говорить никому, да?
У него голос тихий. Убитый. Парнишка должен был здорово перепугаться из-за всего этого.
– Лучше не надо. Я себя… – Неожиданно заинтересовала примятая трава под ногами, примятые цветочки, – Асклепием ощущаю. Знаешь такой миф?
– Нет. Я в детстве только русские сказки читал. Ну там про Кощея или всемогущего Сталина.
– Асклепий получил кровь из тела страшного монстра, гидры. – Боунс сцепил пальцы. – Из этой крови сумел приготовить лекарство, возвращающее мёртвых к жизни. За это на него прогневались боги. В общем, хреновая судьба. И думаю вот, – Теперь зачем-то глянул на светящееся небо, щурясь, – как бы мне её не повторить. Боунс-Воскрешающий-из-Мёртвых. Звучит?
– Кощей Бессмертный, точно… – Паша ковыряет землю носком ботинка. – Он был скелетом в царской одежде и короне. Я никому не расскажу. Никто не расскажет.
– Спасибо. – Боунс кивнул. Было сильно не по себе, да он задницей чуял, что приключения только начинаются. – Пашка, сядь рядом. В траве стоишь, ядовитые змеи, пауки, радиоактивные муравьеды… ещё какая местная дрянь, мало ли. А я почти весь запас препаратов увёл на зеленоухого.
Чехов мнётся. Да, тупая просьба, форменка у них плотная, не прокусишь. Ботинки тоже хорошие.
– Ты меня не проси о таком, – потом говорит тихо, – потому что я и сам хочу. Не надо.
– Да… чёрт с ним. Ты… в общем… – слова как-то разом застряли. Когда ты сидишь на чёртовой непонятной планете с каким-то там мегаразумом, который угробил Спока и чуть не довёл до инфаркта Т. Кирка, и пытаешься объяснить своему недавнему любовнику то… чего толком сам не понимаешь. – Я не против, – уже помогая себе жестами, и тон откровенно дурацкий, – отношений или там… на этой летучей тарелке и без того хреново живётся, в смысле… лучше, чтобы кто-то был. Рядом.
Он посмотрел на Пашку в надежде, что тот поймёт. А Чехов таращится на него во все глаза, только хрен разбери, радостный ли, возмущённый, испуганный. А потом носом шмыгает странно и в шаттл уходит.
– Да подожди… В смысле…
МакКой подскочил со своего места и засунулся в шаттл, где на него зашипел Кирк. Боунс не обратил на него внимания.
Что делать когда ты чёртов доктор, а не поэт
– Пашка! Я тебя не хотел обидеть! Я…
Он осёкся. Странное сияние, источник которого явно находился за спиной, высветило внутренности летающей скорлупки. Кирк поднял голову. Боунс медленно развернулся.
Прямо перед ним висел небольшой серебристый шар идеальной формы. Просто так висел в воздухе. Сиял тоже он, но сейчас постепенно свет затухал.
– Джим, – МакКой не узнал свой севший голос. – У нас тут… какая-то хрень нарисовалась.
– Блять? – У капитана даже выругаться получилось как-то вопросительно. Он сейчас вовсю гипнотизировал шар. – А делать-то с ней чё?
– Мне откуда знать?! Я доктор, а не Спок! Тьфу, – МакКой протянул ладонь к Кирку. – Дай трикодер, что ли. Оно вроде не атакует.
Шар не атаковал. А на его серебристое свечение высунулся Пашка.
– А если это то, с чем коммандер связаться пытался? – Как всегда в минуты сильных волнений лейтенанта было тяжело понять из-за акцента.
– Думаешь, это оно нашему зелёному сломало мозги? – спросил МакКой, водя полученным трикодером перед шаром. – А датчики по нулям, ничего не улавливают. Прямо как при уничтожении «Колумбии». То есть, мы эту штуку видим, а для прибора она не существует.
– Ух ты-ы…
Чехов вылез из-за широкой спины замершего капитана (он будто не мог решить, закрывать собой проход к Споку или нет) и подошёл к шару ближе. Улыбается.
МакКой перестал махать перед «НЛО» бесполезным датчиком, когда лейтенант делает совсем уж сумасшедшую штуку: закатывает до локтей рукава форменки и погружает голые руки в шар.
– Паша, ты чего это? – Боунс силится заглянуть ему в глаза, но мешает чёртов серебристый свет и ещё напрягает улыбка эта. Счастливая. От неё жуть берёт. – У меня больше сыворотки нет на вас!
– Ну а хрен ли стоишь, тяни его! – рёв Кирка. Капитан подскакивает, и вместе они оттаскивают Пашку от шара. Хотя смотрит он на них как на идиотов.
Руки блять
Серебристым светятся
– Вы можете мне не мешать? – Чехов перестаёт улыбаться.
– Не мешать?! – взрывается Боунс. – Ты засунулся в какую-то непонятную инопланетную херь, теперь светишься серебристым, а нам не мешать?! А если это местный переносчик какого-нибудь вируса?!
– Доктор… МакКой, – тихое со стороны сидений. – Я прошу вас… не казаться ещё невежественней, чем вы уже есть, и не оскорблять планету. Это… её посланник.
Кирк предсказуемо меняется в лице и из доблестного бойца превращается в заботливую сиделку – рывком вбегает в шаттл, шуршит там чем-то, шепчет, ругается и выносит на руках еле живого старпома.
– Заставил, – объясняет доктору несчастно. – Видишь…
Паша снова стоит с руками в шаре, но уже не улыбается – хмурится, взгляд светлый, сквозь. Потом вытаскивает руки.
– Тяжело, – признаётся. – Они меня изучают, чтобы получить моё знание. Коммандер Спок, есть что-то, чего я не знаю, а им нужно?
– Есть, – Спок через силу кивает. – Он пришёл из другой… галактики. Ему тяжело общаться чем-то, кроме визуальных образов. Но он уловил моё желание… о просьбе. И сделал так, чтобы нам не пришлось снова вступать в контакт со всей планетой. Я тебе помогу. Джим, поближе… пожалуйста.
Кирк подтаскивает зелёного (который теперь очень бледно-зелёный) к Павлу.
– Мне придётся говорить через ваше сознание, лейтенант, так как сам я сейчас не в состоянии буду передать полноценное сообщение. – Спок протягивает руки к голове Пашки, кладёт тонкие пальцы на виски. Слегка гладит. Выглядит это до того интимно, что МакКой таращится на сие непотребство во все глаза. Джиму хоть бы что, а Чехов не сопротивляется, только веки прикрывает.
– Я буду описывать вам то, что нужно представить, и направлять мысли посланцу, – продолжил Спок. – Ваша задача – как можно ярче визуально представить то, что я опишу. Сможете?
– Я буду стараться.
Чехов погружает руки в «посланника», расслабляет плечи, и… кроме как «отдаётся», не опишешь.
МакКой отходит в сторону. У них там… и без него всё нормально.