И это за несколько суток
– Возвращаясь к тому, из-за чего ты меня сюда дёрнул посреди рабочей смены. Сделать с ним я ничего не могу, да и не собираюсь. Это норма метаболизма для такого существа.
Доктор вернул считыватель и трикодер в сумку и посмотрел на замершего Джима. Ему явно было хреново. Или это ещё слабо сказано. Сейчас он выглядел немногим лучше, чем через неделю после гибели Спока, но всё равно кивнул.
– Я понял. Спасибо, Боунс.
Тон значил примерно «я понял, что ты мне помогать не будешь, мудак».
– Угу, спасибо. Засунь себе это “спасибо” подальше.
Доктор поднялся, захватил сумку. Выдохнул, собираясь с духом.
– Джим, тебе нельзя дальше…
– Что – нельзя? – холодно отрезал капитан, глядя на него в упор. Губы сжал аж до побеления.
– Да в конце-то концов! – МакКой всплеснул руками. – Очнись! Это не Спок, это просто растительная форма, взяла да и собрала из нашей памяти о Споке его образ! Это обманка, кукла, иллюзия, – как голограмма, понимаешь ты?!
– Заткнись, – процедил чёртов Кирк через зубы.
МакКой взорвался.
– Конечно, заткнись, блять! Я ведь делаю тебе плохо, больно, отнимаю больную надежду на то, что Спок воскрес! Разуй глаза, Джим, ты потакаешь своей неспособности справиться с ситуацией! Цепляешься за сны, память, за растение, в конце концов! Ты-не-можешь-смириться-с-тем-что-Спок-умер!
– А если и так?! – рявкнул Кирк, стискивая кулаки. – Что с того?! Что с того, что я хочу спасти хотя бы его версию?! Это преступление? Что?!
– Просто послушай себя…
– Боюсь вас разочаровывать, доктор, – прохладный голос оборвал МакКоя на середине, и он замер, захватывая воздух ртом. Напротив раскрасневшийся Джим тоже дышал тяжело, будто щас бежал на скорость трёхсотметровку.
– Я настоящий Спок настолько, насколько достоверны ваши воспоминания обо мне. Не больше и не меньше.
Голос был невыносимо похож. Интонационные переходы, градации, едва уловимая ирония. Договорив это, растительный вулканец просто в упор уставился на доктора, сто процентов таким же взглядом, как это делал прототипный засранец Спок в бытность свою живым.
– А… делай что хочешь. Хочешь вариться в этом болоте…
МакКой, боясь, что ещё минута наедине с этими двумя – и свихнётся уже он, вылетел из капитанской каюты.
Джим метался по кораблю. Он подозревал с самого начала, что МакКой помогать не станет. Он был одним из лучших учёных и докторов в альфа и бета-квадрантах, да он, блять, умудрился воскресить его после радиационного заражения, и другого такого фиг найдёшь… Ладно, есть же другие, пусть и не воскрешающие. Обнародовать информацию о растении-человеке? Нет, учёные его скорей на части порвут, чем займутся продлением жизни.
Мифические легенды о планетах и населяющих их сверхрасах, исполняющих желания?
Учёные, отвергнутые Федерацией и выселенные на дальние планеты-колонии за свои безумные идеи? Или те, кто попадал за ещё более страшные идеи в колониальные тюрьмы?
Джим придумывал и отметал одну за другой идеи, ощущая, как утекают секунды.
– Как там растение, капитан? – спросил Сулу, вырвав из бешеного круговорота мыслей. Джим только что мимоходом приветствовал лейтенанта, проходя мимо транспортаторной – рулевой вернулся из увольнительной с небольшой группой экипажа. Кирк никак не ожидал продолжения разговора.
Спок – никакое не растение – обещал тихо сидеть в каюте, Джим только предоставил в его распоряжение компьютер и доступ к библиотеке, чтобы было чем заняться.
– Растение, лейтенант? – Хорошо, что за полтора года бесконечной тоски по Споку он научился скрывать эмоции, может, только чуть хуже среднего вулканца. – А, то самое, отобранное у Джонса. Его забирали в лабораторию, но оно долго не протянуло, наверное, на корабле слишком неподходящие условия. Жаль, конечно.
Сулу сник.
– Это всё потому, что нужен был песчаный наполнитель. Наверное, вода застаивалась на дне горшка, – сказал печально, но тут же встряхнулся, сообразив, наверное, что тратит «драгоценное» (куда б его девать к чёрту до того, как альфа-смена закончится) капитанское время. – Извините, сэр.
– Ничего. – Джим изобразил дежурную улыбку. – Хорошего вам дня, мистер Сулу.
– И вам, капитан.
Краем глаза, уходя, Джим ещё заметил, как лейтенанта тормошит откуда-то появившийся Чехов, допрашивает, наверное, о чём они тут говорили.
========== Глава 6 ==========
Селек стоял в ванной у раковины. Он умылся, намочив при этом чёлку, и она слиплась неаккуратными прядями. Своё отражение в зеркале казалось встрёпанным и так не похожим на его обычный идеальный облик коммандера.
Он ровно полчаса назад видел капитана. Назвать его состояние хотя бы удовлетворительным было нельзя. Привыкший ориентироваться на мельчайшие изменения в поведении Кирка, а порой и предугадывать приказы, Селек едва по-человечески не вздрогнул, когда в ответ на его вопрос о текущем состоянии растения капитан среагировал более чем несдержанно. «Занимайтесь своими делами и не лезьте в то, что вас не касается» – это не было ответом на закономерный вопрос о состоянии существа.
Вторым тревожным сигналом стал осторожный вопрос Чехова – они встретились в коридоре на пятой палубе у лабораторий, и навигатор поинтересовался, не случилось ли чего с капитаном. Вопрос был не лишён тактической осторожности, поскольку на то, чтобы подвергать сомнению поведение или приказы вышестоящих офицеров, требовались веские основания. Другому такое поведение не сошло бы с рук, и Селек первым бы об этом позаботился. Но Чехов, насколько коммандер знал из общения с ним вне работы (более близкого, чем с большей частью экипажа), не «трепал языком» понапрасну, а также был куда внимательнее и наблюдательнее многих на этом корабле. Пришлось ответить, что ничего необычного не случилось.
Доктор был обеспокоен состоянием Кирка не меньше хотя бы по тому, что на требование разговора не принялся ругаться.
– Сходит с ума. Свихивается. Жалеет себя. Я утром смотрел, да, растению осталось жить три месяца, – буркнул в ответ на вопрос, что случилось с капитаном и требует ли это постороннего вмешательства.
Разговор происходил в его личном кабинете в медотсеке.
Офицер МакКой сидел за столом, вертел в пальцах маленький сувенир – ажурную голубую звезду из тальцетинской светящейся лазури в стеклянном кубике, и головы не поднимал. Селек удивился было наличию сувенира на столе доктора, не любящего «побрякушки», и тут же вспомнил, что подобный куб покупал в последней увольнительной на Цети-Антарес Чехов. «Безделушка» обошлась навигатору в половину отпускных, и было странно, что такую неразумную трату позволил себе и доктор.
Заметив повышенное внимание к кубику, доктор странно хмыкнул и убрал его в стол, после чего перевёл взгляд на Селека.
– Кажется, подписав чёртов отчёт, я официально продлил эту его бесконечную агонию чувств по погибшему коммандеру.
– В этом случае моей вины здесь куда больше, – ответил Селек. – Именно я первым посчитал, что капитану стало легче от взаимодействия с растением.
– Мы тут виной не меряемся, коммандер, – отрезал доктор холодно. – Ты подделал, а я поставил свою подпись – в здравом уме, между прочим. Растение необходимо убрать, – он хлопнул обеими ладонями по столу и поднялся. – Не знаю, куда. Может, обнародовать настоящий отчёт, может, поднять шумиху вокруг торговли Джонса запрещёнными животными. Но нам надо оторвать этот горшок от капитана.
Коммандер кивнул, хотя и не считал это решение верным. Офицер МакКой сказал, что вечером им надо встретиться и обсудить сложившееся положение с тем, чтобы принять окончательное решение.
…Селек умылся ещё раз. Холодная вода проясняла мысли.
Он не привык сожалеть о своих действиях, но сейчас жалел о подделке отчёта. К тому же, модель «дать капитану возможность оставить у себя растение и тут же его забрать» действительно не нравилась коммандеру. И сейчас он решился на следующий шаг – уже за спиной доктора.
Вытеревшись полотенцем и кое-как пригладив пальцами мокрую чёлку (на воротник тёмно-серой форменной куртки попало несколько капель воды, теперь там темнели пятнышки), Селек отбросил последние сомнения и подошёл к двери, ведущей от смежной ванной в капитанскую каюту. Она оказалась незапертой, взламывать не пришлось.
Коммандер бесшумно проскользнул внутрь и замер.
Маленький растительный вулканец сидел неподалёку от двери на подушке. Сидел отдельно, не в горшке. Ещё он был размером с восьмилетнего ребёнка. И он действительно походил на погибшего офицера Спока, причём настолько, что становилось не по себе.
Под внимательным взглядом растения Селек сел напротив. Сейчас он нарушал несколько пунктов корабельного устава, не считая федеративных законов о личном пространстве, оказавшись без разрешения в капитанской каюте.
– Мне с самого начала показалось, что короткий срок твоей жизни не соотносится с настолько сильными ментальными способностями. Было бы нелогично иметь такие возможности к познанию мира и быть ограниченным тремя месяцами существования. Значит, должна существовать альтернатива.
– Ты предполагаешь, что мой народ перемещает сознание из одного тела в другое? – спросил телепат, в точности копируя манеру говорить самого Селека. Но в сознание не лез, выбрав “человеческий” способ беседы.
– Это кажется правдоподобной версией.
– Ты собираешься это выяснить, – кивнул Спок-растение.
– До сих пор ты не смог вспомнить ничего из своего прошлого. Если ты спишь, это упростит задачу. Во сне ментальные структуры подлежат более полному раскрытию, и считывать их без сопротивления сознания легче, – пояснил Селек.
– Я могу погрузить себя в состояние, которые ты называешь «сон». Но ты рискуешь столкнуться с барьерами в виде автономных блоков чужих сознаний.
Коммандер осмыслил фразу.
– У тебя несколько сознаний?
– Несколько автономных блоков-моделей ваших сознаний. Тех, с кем мне приятно было контактировать. Твоё, доктора МакКоя, Джима и блок ваших воспоминаний о коммандере Споке. Он наиболее структурирован.
– Но почему тогда…
– Капитан был первым, от кого я не ощутил угрозы. Его желание видеть меня таким было воспринято как приоритетное.
– То есть, ты являешься Споком потому…
– Потому что Джим хочет видеть меня Споком. Это логично. Своё отношение к нему я собрал из вашей памяти, частично заимствовав и личное отношение разных типов сознаний. В том числе во мне есть часть твоих чувств к капитану. Данный модуль эмоций также был выведен в приоритетную линию поведения, поскольку вызывал наиболее положительный отклик у капитана.
То, с какой серьёзностью и спокойствием это было произнесено, вызвало в Селеке волну бешенства, которую едва удалось подавить.
– Перебивать не является логичным, Спок.
Ребёнок склонил голову набок. Селек помнил такой жест у офицера Спока.
– Ты собираешься приступать к мелдингу?
– Я для этого пришёл.
– Тогда идём к кровати. Гуманоиды на этом корабле предпочитают спать именно там.
Сознание спящего существа напоминало море переплетённых струн-сознаний-воспоминаний. Это настолько не походило на иные сознания (цельные), что Селек даже на минуту замешался, и только потом начал перебирать “волны” в поисках нужной.
Сознание Джима он узнал сразу. Невыносимо пульсирующая солнечная струна, стоило пройти по ней, расширилась в ослепительно-яркое и оглушающее. В сочетании с тем, что коммандер сидел сейчас на капитанской кровати, это вызвало ощущение близкого и реального присутствия Кирка. Сознание капитана предлагало расслабиться в своих согревающих объятиях, поддаться им. Селек с трудом преодолел искушение, напоследок окунулся в солнечный свет с головой и – вынырнул.
Продолжил поиски.
Ало-синяя полыхающая – это он сам. Селек обогнул её, пропустил струну доктора МакКоя (строгая, цельная, похожа на раскалённый добела металл)…
Вот. Тонкая до прозрачности – струна изначального сознания существа. Сознание Селека скользнуло в неё, расширяя, перебирая ощущения существа и его память.
Память потекла подобно перематываемому назад фильму.
Засыпающий Джим прижимает его к себе. Это уютно, надёжно, тепло, дарит ощущение защищённости.
Отделение от горшка с питательной и привычной почвой. Не хочется, но отчего-то понятно – надо.
Осмотр у доктора МакКоя. Его раздражение и тёплые уверенные пальцы.
Раскрываются лепестки, и первое, что видит существо – Джим, чувствует его любопытство, обещание защиты, его сознание – солнечное небо, подёрнутое облачной дымкой тоски. Джиму нужен некто по имени «Спок», и существо впитывает мысли о «Споке», приобретая его черты.
Темнота.
Страх.
Дальше память раскручивается всё стремительнее – глубже, дальше в прошлое.
Липкие, агрессивные сознания, закрытые от мира щитами корыстолюбия. Раскрываться нельзя, нет, не сейчас. Только когда угроза исчезнет.
Разрыв с народом, холод и пустота.
Смерти. Много-много смертей, их не должно было быть. После короткой вспышки тьмы перед глазами (Селек так понял, это была смерть предыдущего воплощения) – огромный чёрный корабль, испепеляющие лучи, сородичи, неспособные защитить почки гибкими лианами. Они погибали и падали на землю или рассыпались пеплом от попадания лучей. Существу посчастливилось быть раненым, умереть, отдав тело земле, перенести сознание в новорожденную почку.
Дальше кадры – раньше, до жуткого происшествия (на струне сознания оно выкрашено бурым, и до него несколько таких же бурых пятен, по количеству прилётов корабля).
Ощущение непрерывного гармонического единства: все они, весь народ, растущий, жадно познающий мир, подставляющий зелёные тела ласковому солнцу.
Время цветения: розовые лепестки, ласковые лианы, сплетение с иным существом, готовым опылять и порождать новые почки – новые вместилища для сознаний умерших.
Набеги странных двуногих с острыми палками – убивают сородичей, выдирают из земли нежные почки, нанизывают на палки и жарят в злом, так не похожем на солнечные лучи огне.
Народ мигрирует, спасаясь от них, закрывает почки лианами, но…
Их всё меньше. Они рассыпаются по лесам, племя раскалывается на племена поменьше, ищет места как можно более удалённые от двуногих.
Танцы лиан в густой чаще – миграция. Оторвавшись от почвы, растения пробираются по лесу, унося с собой почки.
Вечерние песни, восславляющие солнечный свет и ночную прохладу, дожди и жужжание насекомых.
Дальше.
Дальше.
К рождению – вылуплению по телепатическому зову сородичей, принятие формы, получение знаний.
К следующей смерти.
И дальше, дальше – существо умирало и рождалось бесчисленное количество раз, их естественными врагами были лишь крупные птицы и странные двуногие. Мирное растительное племя, не способное на агрессию, с мощным потенциалом познания, жило в гармонии с окружающим миром. Его особи были любопытными, любвеобильными и естественными.
А теперь им грозило вымирание. В памяти существа не было информации, сколько сородичей уцелело после нападок пришельцев из чёрного корабля в последний раз.
– Нет.
– Да, – Селек положил между ними падд, выведя в голографическое окно программу для расчётов сложных задач. – Сейчас я набросаю модель потребления тобой энергии, и мы высчитаем, сколько реально ты проживёшь.
– Я не о том, коммандер Селек, – мягко, но явно ехидно поправил Спок. – Я не хочу, чтобы ты приводил в исполнение свой план. Он грозит твоей гибелью.
Коммандер, у которого в мыслях были пока начатки плана, начал забивать в программу параметры.
– Из-за того, что ты принял эту форму, неестественную для твоего вида, энергопотребление происходит ускоренными темпами. Рассчитай своим превосходным многогранным сознанием вероятность того, что капитан не сойдёт с ума, потеряв своего Спока во второй раз раньше обещанного трёхмесячного срока.