— Не надо, Уилл, — он сверлит тяжелым взглядом макушку одного из своих псов, будто пытается найти утешение в мягкой коричневой шерсти. — Ты отличный друг, я очень дорожу нашими отношениями. Давай не будем ничего портить.
Грэм хочет что-то сказать, как-то оправдать свои действия, словно ребенок, но слова не находятся, в голове плывет аморфная пустота, вытесняющая его мозг. Он видит первого слизняка, падающего на его колени. Алана поднимается и поправляет строгую юбку-карандаш, смахивая с нее налипшую шерсть. На темно-синей ткани она слишком заметна.
— Думаю, мне лучше уехать. Тебе сейчас нелегко, и я хочу тебя поддержать, но не так. Ты, правда, очень хороший друг, просто замечательный.
Блум не просит ее провожать. Мягко прикрывает входную дверь, Уилл может расслышать, как смешивается цокот ее каблуков по асфальту с шумом усилившегося дождя. Он сгружает в ведро пустые стеклянные бутылки, коробки от китайской еды и валится прямо на пол, позволяя собакам облепить себя. Они устраиваются рядом, огрызаются друг на друга, отвоевывая теплое удобное местечко, Грэм запускает руку в шелковистую шерсть Уинстона. Под закрытыми веками черная дыра, он почти ослеп, хотя и не стремится видеть сейчас ничего. Если до этого его беспокоило отношение посторонних людей к нему, отношение Лектера, чуть ли не вслух заявлявшего всем своим поведением, что Уилл — очаровательная растрепанная игрушка, с которой не хочется расставаться даже на серьезных приемах, то слова Аланы окончательно разбили его сердце. Ничто не могло уязвить еще больше, чем заявление одной из самых красивых женщин, которую знал, что он совершенно не интересен ей как мужчина. Его самолюбие было растоптано, раскололось под острыми каблуками модных сапог, и теперь резало кожу, прорывало ее, выставляя на обозрение мышцы и всю ту тьму, которой было наполнено его тело. Снова вернулись отложенные в дальний угол переживания о собственной значимости, о своей роли в жизни окружающих. Бастер заворчал, когда рука мужчины задела его голову, Грэм тут же потрепал его между ушей, извиняясь, и снова закрыл глаза. Сон пришел к нему внезапно. Просто накрыл его, опуская в жаркое пекло кошмаров, заставляя ноющую кожу покрываться холодным потом.
Встреча с Аланой окончательно растоптала его. Уилл занимался делами, словно отсутствуя в этом мире, раздумывал о случившемся и переставал воспринимать себя целостной личностью. Словно этот разговор разделил его жизнь на две части — ту, в которой он был вполне себе успешным человеком, федеральным агентом и преподавателем, и нынешнюю, где он чувствовал себя беспомощным и потерянным, как маленький ребенок в темном лесу. Рыбалка больше не приносила былого удовлетворения, в плеске волн и шуме листвы было легко снова провалиться в отголоски своих кошмаров, разглядеть среди деревьев олений силуэт, поджидающий, когда он потеряет бдительность, чтобы снова забрать себе его сознание. Он выпускал собак утром и вечером, иногда и днем, пытался забыться в играх с ними, но бросал подобранные палки вяло и неохотно, будто каждое движение причиняло ему ощутимую боль. Уилл нашел под диваном два изрядно погрызенных, но еще относительно целых мяча, которые вызвали у его псов неподдельное счастье, они пытались отнимать игрушки, рычали, выхватывая мячики из рук, оставляя на пальцах синяки от зубов. Грэм посчитал, что лучшее, что он может сделать, так это заняться работой. Он снова просматривал материалы по делу, Джек несколько раз звонил за эти две недели, сообщить, что они так и не сдвинулись с мертвой точки, у них даже не было адекватного списка подозреваемых. Отредактировал несколько лекций для студентов, он возвращался к преподаванию в конце следующей недели и нашел в своих записях несколько существенных ошибок, что обычно было несвойственно ему. Уилл даже начал работать с материалами для новой статьи, но, устав от слишком большого объема информации, окончательно забившего его больную голову, сделал кофе и занялся просмотром недавних новостей. Как бы то ни было, он все еще был агентом, и стоило быть в курсе происходящих в мире событий. Первые четыре статьи были скучны, даже мисс Лаундс не смогла привлечь его внимание, но вот фотографии, коими щедро была приправлена пятая новость, приковали его взгляд к экрану планшета намертво. Он видел Ганнибала, по обыкновению элегантно одетого, в хорошо сидящем бордовом костюме, а рядом с ним Беделию. Ее насыщенно-фиолетовое платье идеально облегало стройную фигуру, а блеск золотых украшений не смогли скрыть даже вспышки камер. Рука Ганнибала по-хозяйски покоилась на талии женщины, и Уилл не смог сдержать отчаянного стона. Он помнил ощущение горячей ладони, ее жар ощущался даже сквозь плотную ткань пиджака и рубашки, и бок обожгло в ту же секунду, как мужчина вспомнил об этом. Видеть на своем месте доктора Дю Морье оказалось странно больно. Тошнота и головокружение вернулись быстро, прочно обосновавшись в его голове, и пришлось снова встать за аспирином. Уилл еще долго смотрел на эти снимки невидящим взглядом, игнорировал крутящихся у ног собак, жалобно скулящих и голодных. Когда он очнулся от забытья, то на улице уже стемнело, а дождь давно перестал затапливать округу. Мужчина открыл дверь, и вся свора тут же ринулась наружу, разбегаясь в разные стороны. Грэм сделал еще один кофе, выпил его одним глотком, обжигая язык и глотку, и пришел к единственному верному решению. Он не был идиотом и не видел причин разыгрывать из себя поруганную невинность. Собираясь спешно, он сгреб все бумаги с пола в одну кучу, решая разобраться с ними позже, когда вернется, а может и завтра. Собаки были недовольны столь короткой прогулкой, но послушно вернулись в дом, тут же направляясь на кухню. Они толкались, подбираясь к мискам, Уилл посмотрел на них с необъяснимой тоской. Только они всегда ждали его из долгих поездок и после тяжелого дня, стоило снова вернуться к этому, не впуская посторонних людей в свою жизнь. Машина плавно тронулась с места, запах в салоне был знакомым и привычным. Фонари вдоль дороги отбрасывали свет размазанными пятнами, и это было уютно.
На пороге дома Беделии он оказался, когда стрелка его наручных часов плавно пересекла отметку в девять вечера. Время для посещения было неуместным, женщина вполне могла отказать ему, выставить вон, и была бы права. Сейчас идея разговора не казалась такой же хорошей, как и два часа назад, но Уилл уже преодолел пятьдесят с лишним миль, чтобы расставить все по своим местам, отступать было глупо и по-детски. Он принял решение поговорить, собирался идти до конца. Мягко вдавив кнопку дверного звонка, мужчина не слишком-то и ждал, что ему откроют, Беделия вполне могла уже лечь спать, кто знает, какие пациенты были у нее сегодня, и насколько они вымотали ее. Но дверь открылась, пусть с некоторым запозданием, Уилл растеряно смотрел на стоящую перед ним женщину. Несмотря на поздний час, Беделия выглядела, как и обычно, восхитительно. Ее темные брюки из мягкой ткани и шелковая рубашка немного замялись, а на нижнем веке размазалась осыпавшаяся тушь. Грэм замялся, не зная, с чего начать, но Беделия неспешно отсалютовала ему наполовину заполненным вином бокалом и поправила растрепавшиеся волосы.
— Доктор Дю Морье, простите за столь поздний визит, — он склонил голову, отвел взгляд, рассматривая лаковые носки туфель женщины. — Надеюсь, я не помешал Вам?
Она послала ему абсолютно лектеровскую снисходительную улыбку, расправила замявшийся воротник рубашки и пригласила войти.
— Я, конечно, не Ваш врач, мистер Грэм, но лучше будет поговорить в доме. Вы же не посмотреть на меня приехали, — она послала ему еще одну усмешку, чуть шире приоткрывая дверь.
Уилл спрятал руки в карманах пальто, мотнул головой и перекатился с носков на пятки. Даже находиться рядом с Беделией было трудно, словно воздуха в легких резко перестало хватать. Он смотрел на ее, безусловно, красивую ладонь, сжимавшую холодную дверную ручку, мурашки, покрывшие мягкую кожу. Он мог понять, что Ганнибал нашел в этой женщине.
— Я не займу Вас надолго, всего несколько минут, — Уилл выдохнул почти болезненно, горло изнутри царапнули острые звериные когти. — Я и так заявился в такое время, Вы, должно быть, заняты своими делами.
— Мистер Грэм, даже если разговор будет коротким, мне бы не хотелось стоять на ветру. Так что будьте любезны, войдите в дом. Если захотите, мы поговорим около двери, но я предпочту находиться внутри.
В ее голосе скользнули стальные ноты, так не сочетавшиеся с образом утонченной женщины, и Уилл решил не спорить. Она еще смотрела на него, когда закрывалась дверь, Грэм не смог остаться стоять на пороге. Его пальто заняло свое место на вешалке, Беделия уже опустилась в мягкое кресло в просторной гостиной, ожидая его. Она хотела предложить ему выпить, но в какой-то момент передумала, продолжая рассматривать мальчишку, заключенного в тело взрослого мужчины. Ганнибал слишком часто говорил о нем, чтобы Беделия могла сделать свои определенные выводы об этом человеке. Часть этих выводов была сочувственно-пугающей. Уилл долго мялся, прежде чем сесть напротив и сцепить пальцы в замок. Головная боль усилилась, совершенно не располагая к разговору, но он действительно собирался сказать все за несколько минут и вернуться в Вулф Трап до полуночи. Возможно, по дороге домой он заедет в один из круглосуточных супермаркетов, купит виски, желательно не меньше четырех бутылок, и посвятит оставшиеся до его возвращения к работе дни зализыванию новых, слишком глубоких шрамов. Беделия покрутила в ладони опустевший бокал, профессиональная этика не позволяла ей давить, тем более на чужого пациента, особенно когда она не знала, чем вызван этот неожиданный поздний визит. Грэм, наконец, собрался с мыслями. Вспомнил все, что планировал произнести, разгладил джинсы на колене, кидая скользящий взгляд по фигуре женщины. Он снова вздохнул, когти впились в его горло с еще большей силой, голос казался чужим.
— Я просто хотел сказать, что не буду мешаться, — Беделия смотрела на него непонимающе, ожидая подробностей. — Вы — отличная пара для Ганнибала, так что мне показалось, будет хорошо, если я сообщу, что не встану между вами и не буду на него претендовать.
Женщина рассмеялась. Громко, запрокинув голову, обнажив беззащитную шею. На секунду Уиллу захотелось обхватить эту шею ладонями и давить, давить, до тех пор, пока Беделия не забьется под ним, лишенная живительного воздуха, пока не перестанет хрипеть. Он не мог и предположить, что она поднимет его на смех. Возможно, Дю Морье была слишком пьяна, чтобы отдавать себе отчет в своих действиях. Но, стоило отдать ей должное, она быстро взяла себя в руки и посмотрела на мужчину пристально, почти хищно, почти как Лектер.
— Это, конечно, очень благородно с Вашей стороны, мистер Грэм, — она встала, чтобы взять бутылку и снова наполнить свой бокал. — Приехать ко мне, говорить об этом. Ваше воспитание не может оставить меня равнодушной. Но сама мысль о том, что между мной и Ганнибалом что-то есть, абсурдна и смешна. Если это из-за недавнего приема, то он лишь попросил меня составить ему компанию на тот вечер. Хозяин приема — знатный ревнивец, присутствие одинокого мужчины могло спровоцировать неприятную ситуацию. Так что не вижу не единой причины серьезно считать, что нас с доктором Лектером могут связывать какие-либо другие отношения, кроме деловых.
Уилл вскинулся, но тут же вернулся в прежнее положение. Он чувствовал себя уязвимым, слишком открытым, и Беделия могла читать его, как открытую книгу. Раньше он так чувствовал себя только на сеансах терапии. Мужчина дернул плечами, словно ему было холодно, и снова попытался расставить все точки над и. Ситуация приобретала странный оттенок кислого нервоза.
— Доктор Дю Морье, я видел вас обоих в тот вечер, о котором, я уверен, уже знает весь Мэриленд. И Вирджиния в придачу. Я точно помню Ваше синее платье, если посмотрю на содержимое шкафа, то безошибочно укажу на нужную вещь. Вы танцевали с ним, когда все это произошло. Не надо убеждать меня, что ничего не происходит, — Уилл почувствовал, как тело охватила дрожь. Неуместная и жалкая. Он выглядел жалко.
Беделия наклонилась вперед, будто пыталась заглянуть в его лицо, резко поднялась, исчезла на несколько минут, а после вернулась с граненым бокалом виски. Она грубо впихнула его в ладони мужчины, и под внимательным взглядом пришлось сделать несколько глотков. Глотку обожгло, от иллюзорных когтей стало больно.
— Вы говорили с доктором Лектером об этом? О Ваших галлюцинациях в тот день, если быть точнее. Мистер Грэм, могу Вас заверить, в моем гардеробе нет подобного платья, оно бы убило мой цвет лица. И на том приеме меня не было. Я получила приглашение от господина Валастро, но прийти не смогла — мой последний пациент в тот день разгромил кабинет, и я провела весь вечер за уборкой, — мужчина все же осмелился посмотреть на нее, хотя задержать взгляд дольше, чем на секунду, на красивом лице не смог, предпочитая разглядывать подлокотник кресла. Внезапно рисунок обивки показался ему чрезвычайно занятным. — Уилл, могу я обращаться к Вам так? Послушайте меня, Уилл. Скажу, не как врач, а как Ваш друг и союзник. Ганнибал — охотник. Цель всего его существования — ломать людей и разрушать их жизни. Ему нравится смотреть, как его жертва корчится в муках, как истекает кровью, а он этому причина. Уилл, он уничтожит Вас, как уничтожает все на своем пути. Я знаю его давно, поверьте мне на слово, такой человек, как Ганнибал не способен на романтическую привязанность к людям. Вы вызываете у него интерес, но не тот, который вообразили себе. Остановитесь, пока не поздно. Если Ваш инстинкт самосохранения не уничтожила работа в Бюро, то Вы услышите меня и закончите эту связь.
Уилл с стуком поставил тяжелый бокал на стол. Он загрохотал, словно раскат грома, кресло сдвинулось, когда мужчина встал. Беделия лезла не в свое дело, и это выводило его из себя. Он торопливо направился к двери, неаккуратно всунул руки в рукава пальто. Женщина стояла за его спиной, сложив руки на груди, и тяжелым взглядом прожигала его затылок.
— Спасибо, что согласились поговорить, доктор Дю Морье, — Грэм так и не повернулся, не желая смотреть на нее. Задушить ее с каждой секундой хотелось все сильнее. — Для женщины, незаинтересованной в Ганнибале, Вы очень рьяно отговариваете меня от отношений с ним. И думаю, не так уж хорошо Вы его знаете, тем более не знаете меня. Я не Ваш друг, не Ваш пациент. Не суйте свой нос, куда не следует, я вполне в состоянии разобраться самостоятельно, не нуждаюсь в Ваших советах. Запомните, Беделия, Вы не знаете его так, как я, и Ваши нападки выглядят как жалкие потуги ревности и соперничества. Прошу простить, что нарушил планы на вечер, более я Вас не потревожу.
Он хлопнул дверью, истерично и слишком по-женски, но на размышления об этом не было ни сил, ни желания. В машине мужчина пристегнулся, но трогаться с места не решился, давая себе время успокоиться и взять себя в руки. Разговор с Беделией действительно вывел его из равновесия. Она ничего не знала, не имела права говорить все эти вещи. Лектер впустил его, Уилла, в свою жизнь, позволил видеть себя заспанным и небритым по утрам, позволил стоять рядом на кухне, оказывая посильную помощь в приготовлении ужина. Не Беделии, ему. Но что-то в словах женщины показалось ему цепляющим. Он чувствовал ее уверенность в том, что она произносила, когти разорвали его глотку и добирались до гортани. Грэм опустил стекло, позволяя холодному ветру позднего вечера обдувать его лицо, остужая разгоряченную голову. Сейчас ему действительно стоило вернуться домой, чтобы обдумать все.
На осознание произошедшего понадобилось два дня. Под капотом машины что-то снова гудело, и Уилл снова копался в металлических внутренностях, пытаясь понять причину. Всего неделю назад все было в порядке, наверное, ему стоит отогнать авто в сервис, но хотелось сделать это своими руками. Он уже начал работу, если не закончит сам, то чертов гештальт, о котором твердила добрая половина прочитанных им книг по психологии, не завершится и принесет еще больше кошмаров. Так что Уилл продолжал ковыряться с утра до ночи все эти два дня, пока не устранил проблему. Когда он закончил, то удивился, как мог проглядеть такую пустяковую поломку. Уинстон ходил за ним, словно привязанный, будто чувствовал надлом внутри хозяина, клал голову на колени, требовательно скуля, и вытаскивал из-под дивана закатившиеся мячи. Грэм был благодарен псу за эту ласку. На третий день после разговора с Беделией, он нашел в себе силы подняться с постели, привести себя в порядок и отправиться в Квантико, перед этим методично собирая и сортируя все свои бумаги. Джек настиг его уже в аудитории, за двадцать минут до начала лекции, когда почти все места были заняты. Кроуфорд критично осмотрел его лицо, синяки уже сошли, разбитая губа зажила, хотя состояние мужчины было таким же нестабильным, как и раньше. Джек на это больше не обращал внимания. Уилл поделился с ним своими наработками по делу, он посвятил этому две недели, и, кажется, начальник остался доволен проделанной работой. Он пообещал собрать отдел позже, чтобы обсудить эти заметки, и оставил Грэма на растерзание откровенно соскучившихся по своему преподавателю студентов. Он провел две лекции, задерживаясь после каждой, чтобы ответить на возникшие вопросы, прятал взгляд, когда Дженнифер заискивающе улыбалась, протягивая свое эссе на проверку. Ему хотелось посмотреть на себя ее глазами, сравнить восприятие себя этой девушкой и самим собой. Видит ли она его вечно встрепанные волосы, уставшие глаза, залегшие под ними тени. Вывод напрашивался грустный — вряд ли он действительно мог понравится столь молодой студентке, так что списал это на типичную влюбленность в преподавателя, которая преследовала каждого студента в жизни. Ему самому нравилась миссис Питерсон, к которой он ходил на дополнительные занятия на первом курсе. Домой он вернулся вымотанным и уставшим, собаки ткнулись в руки холодными носами, махали хвостами, изо всех своих собачьих сил показывая, как они соскучились по нему. Ужин был безвкусным, кофе отвратительно горчил на языке. Уилл посмотрел на молчащий телефон. Порыв возник внезапно. Он просто встал с дивана, поднялся на второй этаж и придирчиво окинул взглядом содержимое шкафа. Ему не потребовалось много времени, чтобы выбрать одежду — простой синей рубашки и темных джинсов было достаточно, чтобы он чувствовал себя комфортно. В какой-то момент Грэм потрогал свой подбородок, раздумывая, стоит ли ему побриться, но отказался от этой идеи. Щетина была его броней, той частью внешности, которая позволяла прятать глубоко свои кошмары. Он задержался в душе не больше чем на полчаса, убедился, что действительно наполнил собачьи миски едой, а это не произошло в его фантазии, схватил ключи от машины и поспешил убраться из дома, пока порыв не ослаб.