-Привет!
-Эээ...как тебя зовут?— поинтересовался черноволосый паренек на вид чуть старше рыжего, одетый в изящный темно-серый костюмчик, ладно облегавший его удлиненное тело. Рыжий мальчик поднялся, протянув слегка испачканную в песке ладошку.
-Я Тер, а ты?
-Ило. Ты тут живешь?
-Нет, что ты! Я живу там, за лугом. А ты случайно не из Замка?
-Я…да…а как ты догадался?
-Уж больно ты одет здорово!— с легкой завистью ответил Тер. –У нас такого не носят.
-А…эээ…а что ты тут делал?— полюбопытствовал Ило, разглядывая предмет, который лежал на берегу, длинную палку с привязанной к ней тонкой веревочкой, на конце которой был закреплен крючок.
-Я? Рыбу удил. Ха, ты так смотришь, как будто удочки никогда не видел!
-Ну…вообще-то нет…-Ило покраснел, смущенно глядя на рыжего. –А…эээ…как её используют, эту удочку?
-Ого! Ну, на удочку ловят рыбу. Вот, смотри…для начала нужно накопать червей, потом…
…Они сидели на берегу и болтали обо всем на свете. Об удочках, о рыбе, о всяких интересностях. Тер веселился от души, глядя, как его новый друг пытается насадить червяка на крючок, зато когда Ило поймал свою первую рыбешку, запрыгал, хлопая в ладоши.
-Здорово! Ты прирожденный рыбак!
-Ты так думаешь?— польщено улыбнулся Ило, впрочем, гордый ничуть не меньше Тера.
Наловив рыбы, они пообедали краюхой хлеба, которая была с собой у Тера и головкой ноздреватого ароматного сыра, которая нашлась в мешочке, привязанном к поясу Ило. Вполне сытые и довольные, растянулись на песочке и продолжали прерванную болтовню. Вечерело. Тер спохватился, что ему ещё бежать через поле домой. Ило не хотелось расставаться с новым другом, ему ещё ни с кем не было так интересно и весело. Но Тер был прав, солнце уже двигалось к закату.
-Если хочешь, приходи сюда завтра, — сказал рыжик, сматывая леску и собирая остатки трапезы, чтобы бросить в воду рыбкам.
-Конечно, хочу!— обрадовано заверил Ило. – Я принесу сладостей и мы съедим их вместе. Ты любишь сладкое?
-Ещё бы! Кто же не любит сладкого! Только мне его нечасто удается попробовать. Мы ведь не слишком-то богаты.
-Тогда до завтра!— Ило обхватил своего нового друга за шею и от души поцеловал в щеку, как обычно целовал бабушку или маму.
-До завтра!— согласился Тер, немного удивленный таким обращением, но отвечая тем же. Мальчики разошлись, и каждый из них с нетерпением ждал завтрашнего дня…
…Я с трудом открыл глаза, заставив себя встать. Кажется, началось… С Сердцем Тьмы никогда не знаешь, что это будет, твой самый страшный кошмар или самая заветная мечта.
-Спокойно, парень, -сказал я сам себе, бредя вперед между покореженных останков чего-то, напоминавшего железные цветы размером с деревья. Промозглый ветер пробирался под доспехи, где-то вдали грохотал гром.
Одиночество хорошо тем, что, привыкнув к нему, ты не чувствуешь себя слабым и напуганным, оказавшись в месте вроде этого. Хотя зная, что оно из себя представляет, я был готов к любому самому жуткому кошмару.
Чего я не мог понять, так это откуда взялось странное воспоминание о рыжем мальчишке. Ничего подобного я не мог припомнить, хотя неплохо сохранил в памяти те дни. Но тем не менее ЗНАЛ, что всё, виденное мной было правдой. Это было во мне, внутри меня. Так глубоко, что отыскать это воспоминание казалось нереальным.
Странный звук не давал мне покоя. Он тревожил, заставляя ускорять шаг. Я озирался, пытаясь определить, откуда он идет. Он становился всё сильнее и громче и под конец уже сделался оглушительным. Незадолго до того, как закончился железный лес, к нему присоединился запах, который было невозможно спутать ни с чем другим. Запах крови! Лес железных цветов закончился внезапно. Я стоял перед мостом, перекинутым через реку, в которой вместо воды текла густая темно-красная жидкость. Река Крови медленно несла свои воды под мостом, сотканным из живых бьющихся сердец! Их биение и было тем звуком, который сводил меня с ума. Словно в оцепенении я стоял перед этим препятствием, пытаясь собраться с духом и ступить на живой мост. В этот момент я наверное впервые в жизни пожалел, что моё собственное сердце не окаменело до конца.
-Ты забавный, Стейн!— сказало одно из сердец, я не понял, какое именно. –Пронзая нас, ты ведь не задумывался о том, что мы живые! Что же теперь останавливает тебя? Что заставляет медлить?
Я смотрел, как колышется шаткий мост из сердец, которые когда-то пронзил мой меч. Я думал о том, каков был мой путь до встречи с Алисой, о том, что плата всегда бывает высока.
-Чего же ты медлишь, иди!— хихикнуло другое сердце. –Что тебя останавливает?
Я должен пройти, — сказал я, подходя к мосту (сердца забились быстрее), там, в Сердце Тьмы человек, которого я…жду. Я должен пройти…
-Ты сможешь пройти, Стейн!— засмеялось то сердце, что говорило первым. –Для этого ты должен отыскать среди нас то единственное, что всегда было и навсегда осталось твоим! И попросить у него прощения!
В глазах у меня потемнело. Опустившись на колени, я обхватил голову обеими руками. То единственное…
…что было…
…моим…
…ВСЕГДА…
…даже тогда…
…когда тонкое лезвие потайного кинжала…
…такое тонкое, что напоминало иглу…
…вонзилось в него по самую рукоять!
Не знаю, сколько я так стоял, погруженный в нестерпимую горечь воспоминания. Наверное, лишь в этот момент я ощутил нечто, чего не чувствовал раньше. Нечто настолько чуждое, что я не сразу смог понять, что это за чувство.
-Стыд?— услышал я удивленный возглас. –Неужели Илосович Стейн способен на стыд?!
Я поднялся с колен, глядя перед собой. Странное ощущение охватило меня. Медленным движением я поднял кинжал, единственную вещь, что взял с собой в этот путь. В мозгу бились строчки, слышанные в далеком детстве, когда мать читала мне рыцарские романы и сонеты. Строчки из старинного романа-баллады «О Черном Сердце»…
О ты, что бьешься в груди моей
Навстречу тому, что в её груди,
Оно же навстречу тебе,
Словно птица, рвется.
В безумной,
Лишенной рассудка любви…
-Сердце Ирацибеты фон Кримс! –позвал я, разрезая кожаные латы и обнажая грудь. А потом косо всадил острие в грудную клетку и повел вниз, рассекая по кругу кожу, плоть и кости. Боль была такой, что я опустился на колени, едва не теряя сознание. В глазах стоял красный туман, во рту пересохло, и взглянув вниз, я увидел своё собственное сердце, содрогающееся в кровоточащем отверстии.
-Ирацибета…— на большее не было сил.
Оно вырвалось из груды возмущенно затрепетавших сердец и спустя мгновение прижалось к моему собственному. Я слышал возмущенные вопли остальных сердец, но до них мне не было дела.
-Мне жаль, Ирацибета…— прошептал я, глядя на её сердце, прильнувшее к моему в последнем жарком объятии. – Мне так жаль…ты единственная …любила всегда…даже там…
-Я и сейчас люблю!— грустно ответило мне сердце Ирацибеты.
-Ты простишь меня…когда-нибудь?
-Я уже простила. Ведь если любишь, то прощаешь.
Оно упало мне на ладони и я бережно прижал его к губам. От этого прикосновения оно затрепетало, словно птица, пытающаяся взлететь.
-Я преклоняю колено…— прошептал я, вспоминая древнюю как мир формулу-…перед прекраснейшей…чистейшей…благороднейшей…
В глазах потемнело, но я договорил из последних сил, понимая, что должен докончить, даже если после этого умру.
-…дамой из всех…что были рождены под Солнцем…Ирацибетой фон Кримс…и прошу…
-НЕТ! НЕТ! НЕТ!— вопили сердца. Но их я не видел. Для меня существовало лишь одно…то, что лежало на моих ладонях, сияя словно драгоценный камень.
-…прошу оказать мне честь…и стать Дамой моего Сердца!
Мир померк.
…Когда я открыл глаза, она сидела рядом, с улыбкой глядя на меня. Хрупкая девушка, чьи темные вьющиеся волосы ниспадали до пояса. У неё были нежные тонкие черты лица и огромные темные глаза. Она напоминала мне кого-то…
-Путь свободен!— сказала она, ласково проводя рукой по моей щеке.
-Ирацибета, ты так…странно выглядишь!
Она засмеялась. Нежный голос совершенно не напоминал истерические вопли, скорее журчание ручейка.
-Такой я была, пока не оказалась пленницей этого места. Теперь я свободна…благодаря тебе, мой верный рыцарь.
Я прижал руку к груди. Никакой дыры, лишь разрезанные латы.
-Я должен идти. Есть человек…
-Я знаю, мой рыцарь. Поспеши. Она ждет тебя там, где нет ни света, ни тьмы. Там, где Прошлое встречается с Будущим…иди, мой рыцарь, и да хранит тебя мой дар.
Она протянула мне тонкий бледно-розовый шарф и я принял его, прижав к губам и пряча за пазуху. Потом приложился к её маленькой ручке.
-Ты сможешь найти дорогу домой?
Она кивнула, улыбнулась и побежала тем путем, которым я вышел к реке.
В изумлении застыв, я смотрел на реку. Она была чистой и прозрачной, словно слезы младенца. Деревянный мостик с перилами, перекинутый через неё, казался вполне прочным. Я пошел к нему не оглядываясь
====== Утраченное ======
…На следующий день Ило примчался к речке, прижимая к груди мешочек, битком набитый сладостями. Тер уже ждал его. Мальчики радостно обнялись.
-Вот, держи!— сказал Ило, высыпая содержимое мешочка на траву.
-Ух ты! Здорово! А я вот принёс лепешек…мама их напекла. Попробуй, очень вкусно! И ещё чаю! Вот только чашек у меня нет.
Чай был горячий и ароматный, с цветочным духом, в металлическом бидончике, обмотанном, чтоб не остыл, в кусок стеганого одеяла.
-Не беда! – сказал Ило, усаживаясь рядом и вынимая из кармана раскладной стаканчик. –У меня вот что есть. Будем пить по очереди.
…Они пили чай, играли в жмурки, ели конфеты и говорили обо всем на свете. Им казалось, что весь мир создан для них.
-Знаешь, мне кажется, я люблю тебя больше всего на свете! – сказал Тер, растягиваясь на траве и улыбаясь лучикам солнца, мелькавшим в листве над их головами. Ило лёг рядом, тоже любуясь лучиками.
-Я тебя тоже, — сказал он, бросив короткий взгляд на друга,— никого не любил сильнее. Это неправильно, что нам приходится расставаться. Я хотел бы, чтобы мы всегда были вместе.
-Я бы тоже этого хотел!— с жаром воскликнул Тер, переворачиваясь и опираясь на руки, так, что его лицо было над лицом Ило. –У меня нет ни братьев, ни сестер. Я ведь один совсем!
-Как и я. Это несправедливо, что мы должны жить отдельно.
Они сели и обнялись так крепко, что каждый из них чувствовал биение сердца другого. Два чистых сердца, уставших от одиночества…
…-Зачем мне эти воспоминания?!
Я сам не заметил, что ору в голос, обращаясь неизвестно к кому. Я не знал этих воспоминаний, не помнил их…хотя они и были моими. Почему-то они причиняли почти физическую боль, словно у меня живьем выдирали то, что осталось от души.
Разумеется, на мой вопрос никто не ответил. Пришлось встать, ухватившись за первое, что попалось под руку. Это оказалась стена разрушенного дома. Кое-как поднявшись, я огляделся. Небо было красно-желто-черным, словно охваченное языками пламени. Горело не только небо, огнём были охвачены дома дальше по улице, в начале которой я стоял. Я видел обезумевших от ужаса людей, метавшихся в клубах дыма. Слышал плач детей.
-Помогите! Мама! Мамочка!
Мальчишка лет семи стоял над телом женщины. Грудь рассечена так сильно, что видны посеревшие легкие. Она была мертва, с такими ранами не выживают. Я посмотрел на мальчишку. Он поднял голову, глядя на меня большими серыми глазами, в которых плясали отблески пламени.
-Иди, спрячься, твоя мать мертва. Если хочешь жить, найди, где можно спрятаться. Или того, кто о тебе позаботится.
Я двинулся дальше, стараясь не сталкиваться с мечущимися людьми, огибая очаги пламени. Посреди улицы стояла пылающая телега. Лошадей не было, видно, кто-то выпряг их. Жаль, лошадь бы сейчас не помешала.
Что-то ткнулось мне в ладонь. Я посмотрел вниз и увидел чумазую физиономию мальчишки. Он ухватился за мою руку, глядя на меня снизу-вверх.
-Тебе лучше кого-то другого поискать, — сказал я ему, пытаясь высвободить пальцы, — я не гожусь в няньки.
-Пожалуйста! – жалобно проскулил он. Я отнял руку. Щенка этого мне сейчас не хватало! Закрыл глаза, постоял немного. Этого времени хватило, чтобы он снова вцепился в меня как клещ.
Я хотел сказать, чтобы он убирался, но вместо этого наклонился и взял его на руки. Он доверчиво обхватил ручонками мою шею, прижавшись щекой со стороны повязки.
-У тебя есть кто-нибудь кроме матери?
-Да, есть отец…и сестренка. Её зовут Мэй Вудс. А отца Антиллес Вудс.
-Пойдем, поищем их.
-Спасибо, сэр.
Я опустил его на землю, и он снова ухватился за мою руку. Мы пошли вдоль улицы, стараясь обогнуть горящую телегу. Я подумал о том, что мне знакомы эти имена, Антиллес и Мэй. Не мог только вспомнить, откуда.
-Ты можешь сказать, где они?— спросил я, наклоняясь, чтобы мальчишка видел моё лицо. Он кивнул.
-Наш дом в двух кварталах отсюда. Мы с мамой пошли за покупками…— он всхлипнул-…а потом появились железные птицы и начали плеваться огнём…мама…-он снова заплакал.
Я взял его на руки и пошел в указанном направлении. В голове всё время вертелись имена. Я никак не мог вспомнить, где слышал их.
…Им пора идти по домам, но они медлят. Стоят, держась за руки, и смотрят друг на друга. Двое юношей, маленький рыжеволосый и высокий, со смоляными кудрями. Они смотрят друг на друга так, словно расстаться на мгновение для них — адская пытка. Да так оно и есть.
-Они отсылают меня ко двору, говорят, это поможет мне устроиться в будущем. Тер, я не могу уехать! Я умру без тебя!
-Ило, куда бы тебя ни отослали, я найду способ приехать. Я отыщу тебя!
-Тер…
-Ило…
Они обнимаются, черноволосая голова склоняется над рыжей. Глаза в глаза. Губы прижимаются к губам. Их поцелуй длится и длится. Они не видят того, что происходит вокруг. Не видят высокого черноволосого мужчину с худым бледным лицом и ледяными глазами. Не видят, как от ярости искажаются бледные губы.
-Взять обоих выродков!— вопит герцог Квиринус Стейн. Его солдаты окружают молодых людей, силой разрывают объятия, оттаскивают их друг от друга. Черноволосый юноша делает попытку упасть в ноги герцогу.
-Сжалься, отец! Умоляю! Тер не виноват! Прошу тебя, делай со мной что хочешь, только отпусти его!
-Я и так волен сделать с вами всё, что захочу!— лицо Квиринуса кривится в страшной ухмылке. – Тащите их в замок, в темницу! В раздельные камеры!
…В темнице их швыряют в расположенные напротив камеры. Через коридор. Они могут только смотреть и плакать. И они смотрят друг на друга, не сводят глаз, словно желая вобрать в себя любимый образ. Они не говорят, просто смотрят, и в их взглядах всё— нежность, любовь, страх потерять. Они не слышат тяжелых шагов, не видят герцога, пока он не становится между ними.
-Влюбленные голубки!— рычит Квиринус Стейн, так, что эхо много раз отражается от залитых кровью камней, из которых сложены стены темницы. –Сначала ты, мерзкое отродье, заплатишь за то, что совратил моего сына!
-Отец! Сжалься!!!!!— душераздирающий крик Ило способен разжалобить камни, но не сердце Квиринуса Стейна. По приказу герцога Тера выволакивают из камеры, срывают одежду и привязывают за руки к прутьям решетки. Человек в черной маске, личный палач герцога, становится позади юноши, разматывая черное жало кнута. Ило кричит, срывая голос, колотясь о прутья клетки, умоляя, грозя, пытаясь подольститься, но в ответ герцог лишь дает знак начинать.
Палач бьет изо всех сил. На хрупкой спине Тера вздувается багровая полоса, юноша захлебывается криком. Ило просовывает руки между прутьев клетки, пытаясь выхватить кинжал из-за пояса отца, но герцог вовремя замечает этот маневр.
-Не терпится присоединиться к твоему дружку?— шипит он, выкручивая тонкую руку сына. –Эй, палач, жарь изо всех сил!
…Наконец Тер теряет сознание. Худенькая спина напоминает месиво, колени подгибаются, он тяжело виснет на веревках. Герцог велит отвязать его и швыряет к решетке Ило.