— Табличку «Не беспокоить» повесь, — пробормотал Ганнибал. — И все на этом. А потом ты тоже должен отдохнуть.
Уилл повесил таблички на двери обоих номеров, сперва себе, затем — Ганнибалу. Затем задержался в дверном проеме между их номерами. Ему нужно было наконец-то лечь, закрыть глаза и выспаться. Он с самого детства ни в чем так отчаянно не нуждался. В последний раз так же плохо ему было, когда он, будучи ребенком, голодал в те несколько недель, когда его отец сидел без работы. Тогда Уилл был готов вымаливать еду у незнакомцев, вот только отец не позволял ему унизиться настолько.
Он не мог двинуться с места. Не мог выйти из комнаты Ганнибала.
Ганнибал, чуть приоткрыв глаза, наблюдал за ним. Едва заметно он поманил Уилла пальцем.
— Иди сюда, — позвал он его.
Уилл резко сделал шаг по направлению к нему. А затем — еще один. Расстегнув свою рубашку, он кинул ее на пол. Так же поступив с ботинками и джинсами, он улегся в кровать рядом с Ганнибалом, не прикасаясь к нему, но достаточно близко, чтобы почувствовать тепло его тела. Он и сам не заметил, как закрыл глаза и уснул.
За всю ночь он проснулся лишь раз. Ганнибал, лежа сзади него, крепко обнимал Уилла за талию одной рукой, прижимая его к себе. Дважды моргнув в темноте, Уилл снова провалился в сон.
Комментарий к Глава 3
* “Поле его мечты” (“Поле чудес”, “Поле грез”) - американский фильм 1989 года о фермере, который вдруг начал слышать голос в голове, советующий ему на месте кукурузных полей построить бейсбольную площадку. “Построй его и он придет” - фраза из этого фильма, которая в дальнейшем очень часто цитировалась в американском кинематографе.
========== Глава 4 ==========
Уилл проспал до одиннадцати часов, пока не зазвонил телефон. Как оказалось, это работник службы уборки номеров хотел узнать, требуются ли им сегодня услуги горничной. До этого к ним постучались в десять утра, но не получили ответа. Уилл сказал им, что нет, повесил трубку и снова вырубился.
Во второй раз, проснувшись, он чувствовал сильный голод, жажду и желание сходить в туалет. У него раскалывалась голова, и всей кожей он ощущал въевшуюся грязь.
Оставив спящего Ганнибала, Уилл отправился в ванную. Позаботившись обо всем, кроме голода, он, завернувшись в гостиничный банный халат, уселся на край кровати, изучая меню доставки еды в номер. Ассортимент блюд был ближе к обеду, чем к завтраку, поэтому Уилл заказал и то, и другое: куриный суп с лапшой и хлеб — Ганнибалу, яичницу с беконом, картофелем и тостом — себе.
Пока Уилл заказывал, Ганнибал, проснувшись, наблюдал за ним из-под полуприкрытых век.
— Все нормально? — спросил Уилл, повесив трубку.
— Суп будет ужасным. Почему ты так упорно пытаешься накормить меня супом, который на вкус как шлифованный алюминий?
— Извини, но я не могу тебе тут по-быстрому организовать мусс из ягод годжи, или как там они называются. Если хочешь что-нибудь другое, я им перезвоню.
Ганнибал, прищурившись, посмотрел на Уилла из-под растрепавшейся челки.
— Тост и яйца пашот.
Перезвонив, Уилл поменял заказ.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он Ганнибала.
Ганнибал, вытянув руку, перевернул ее ладонью вверх.
— В меня стреляли. Я потерял много крови, а потом участвовал в двух энергозатратных боях за собственную жизнь, один из которых был против Атлантического океана. А он — гораздо более опасный противник, чем любой человек, независимо от того, является он Великим Красным Драконом или нет. Я чувствую себя плохо.
— Сейчас я дам тебе антибиотики, — сказал Уилл. — Подожди секунду.
Сделав это, Уилл заодно выпил и свои. После этого он уселся на кровати, прислонившись спиной к изголовью, и уставился в стену напротив. Ганнибал, похоже, собирался делать то же самое, вот только смотрел он на потолок.
— Прошлой ночью, на границе, мне показалось, что ты передумал, — сказал Ганнибал.
— Я не передумал. Просто позвонил Зеллеру.
Несколько секунд Ганнибал молчал.
— Ты понимаешь, что им даже не пришлось бы отслеживать звонок? Номер можно определить по идентификатору вызывающего абонента.
— Я проработал в правоохранительных органах двадцать лет, Ганнибал. Я знаю, как работает определение номера по идентификатору.
— Тогда ты должен понимать, что твои действия указывают на определенную двойственность мыслей.
— А ты думал, что у меня этой двойственности не будет? — спросил Уилл, покосившись на него.
Ганнибал закрыл глаза. Его губы приоткрылись, словно он хотел сказать что-то в ответ, но в итоге решил этого не делать.
— Я достану чистые бинты, — сказал Уилл.
Встав с кровати, он начал искать их в одной из сумок, на десять процентов заполненной одеждой и на девяносто — медицинскими принадлежностями. Рана Ганнибала подсохла настолько сильно, что бинты прилипли к его коже, пропитавшись желтоватым гноем и кровью. Уилл посмотрел на лицо Ганнибала, надеясь понять по его выражению, хорошо это, плохо или нормально, но так и не получил никаких подсказок. Что ж, это было предсказуемо.
— Я надеялся, — сказал Ганнибал, наблюдая за тем, как Уилл очищал его рану от вязкой массы гноя.
— На что?
— Я надеялся, что в твоих мыслях больше не будет двойственности. Не ожидал этого, но надеялся.
После этого оба надолго замолчали, Уилл — занимаясь раной Ганнибала, Лектер же — погрузившись в глубины своего разума. Уилл очистил и выходное отверстие пули, а затем наложил новую повязку, разглаживая бинты на теплой коже Ганнибала такими легкими прикосновениями, какими только мог.
Пока Ганнибал лежал на здоровом боку спиной к Уиллу, тот изучал его клеймо. Детали на нем были уже не настолько различимы, как, наверное, было в тот момент, когда его только поставили. Мэйсона не волновало, как оно в итоге заживет. Время на заживление Верджером было вообще не предусмотрено. Уилл вдруг задумался, оставил бы Мэйсон это клеймо, содранное со спины Ганнибала, себе на память, если бы мог. Возможно, повесил бы на стену, куда-нибудь на видное место. Подумав это, Уилл тут же вздрогнул, потому что его разум снова породил мысль, которая, если попробовать сейчас высказать ее вслух…
Вовсе не покажется шокирующей. Потому что это ведь Ганнибал. Не Молли, Алана, или, например, Джек — уж он-то точно наградил бы Уилла своим фирменным взглядом «да что за херня у тебя вообще в голове творится». Взгляд вроде этого люди обычно стараются скрыть. Но не Джек.
Ганнибал же никогда не посмотрит на Уилла, как на сумасшедшего.
— Как думаешь, он собирался сохранить это клеймо на память? — спросил Уилл, прикасаясь к краю метки, словно желая проверить, как Ганнибал отреагирует на его слова.
— Я об этом не задумывался, — ответил Ганнибал, но по его тону было ясно, что эта мысль ему показалась интересной. Он явно не считал, что Уиллу место в смирительной рубашке. — Может быть. Сделал бы подушку, как Гаррет Джейкоб Хоббс? Нет, ему бы это не подошло. Обивка для кресла. Это более вероятно. Интересно, распространялись ли таланты Корделла на выделку кожи?
Уилл рассмеялся. Смех его звучал жутковато и хрипло, но все-таки это был именно он.
— Один из приятелей моего отца занимался дублением кож животных с применением масел из их мозга. Он говорил, что у каждого животного ровно столько мозга, сколько будет достаточно на выделку его шкуры. Мне кажется, у тебя его слишком много. Слишком большое соотношение мозга к коже.
— Подозреваю, что у Мэйсона, в любом случае, были совсем другие планы на мой мозг. Он, похоже, собирался поглотить столько моей плоти, сколько было возможно.
— Ага. Наверное, — пальцы Уилла вновь скользнули по клейму на спине Ганнибала. — До сих пор болит?
— Нет. В центре моя кожа почти совсем потеряла чувствительность. А по краям… — Ганнибал вдруг замолчал, как только Уилл приложил к метке раскрытую ладонь.
— А по краям?
Уилл ощутил под своей рукой, как Ганнибал сделал медленный, глубокий вдох.
— По краям — гораздо чувствительнее, чем я ожидал.
— Хочешь, чтобы я перестал? — Уилл уже знал ответ. Ему хотелось, чтобы Лектер произнес его вслух.
— Нет, я не хочу, чтобы ты перестал, Уилл. Делай все, что тебе захочется. Пожалуйста.
Нервная дрожь прошла по позвоночнику Уилла, едва он это услышал. Большим пальцем он провел по верхнему краю метки.
— Ощущается, как обычное прикосновение?
— Нет. Ощущается… грань между чувствительностью и ее отсутствием создает своего рода эффект новизны.
— Говоришь так, словно тебя это удивляет.
— Моей кожи никто не касался с тех пор, как метка зажила. Ни здесь, ни где-либо еще.
Целых три года. Пока Уилл каждую ночь ложился в постель вместе со своей женой, пытаясь погрузиться в ее жизнь.
В дверь постучали. Уилл тут же отдернул руку.
— Доставка еды, — сказал Ганнибал. — Иди. Я все заберу.
Уилл, чувствуя благодарность, ускользнул в свою комнату и закрыл дверь, соединяющую их номера, чтобы избежать необходимости разговаривать с персоналом отеля.
Несколько минут слышно было лишь скрип тележки, на которой в отеле привозили еду. Затем Ганнибал снова открыл дверь между их номерами и жестом пригласил Уилла к себе. Поднос с едой уже стоял на небольшом круглом столике у окна, едва помещаясь на нем. Два стула стояли по обе стороны столика, оба — с кожаными сидениями. Уилл снова с легким злорадством подумал о Мэйсоне и его метке. Взглянув на Ганнибала, Уилл увидел, что тот тоже усмехнулся.
Уилл раздвинул шторы, впуская в комнату солнечный свет. Небо над Монреалем было обычного для осени холодного голубоватого оттенка. На крышах соседних зданий лежал слой снега, тонкий, словно пыль. Ганнибал тут же сделал недовольное лицо, потому что от света ему пришлось щуриться. Усевшись очень прямо, он разрезал желтки своих яиц пашот и стоически макнул в них тост.
— Хлеб из супермаркета, — пожаловался он.
— Похоже, Алана тебе хлеб заказывала в какой-то пекарне высшего класса, где они до сих пор готовят закваску по рецепту, которым пользовались в Старом Свете.
— Закваску производят из местных дрожжей. Неважно, по рецепту какой местности ее готовят. Очень скоро результат не будет отличаться от закваски, приготовленной по рецепту местности, где теперь этот хлеб выпекается.
— Ты сейчас за километр ушел от смысла того, что я сказал, — Уилл взял кусочек арбуза, который почему-то подали ему вместе с беконом, откусил от него и тоже недовольно поморщился.
— Вот видишь? — сказал ему Ганнибал. — Когда ты уже привык к истинному вкусу того, что ешь, нельзя испытать то же удовольствие от жалкого подобия настоящей еды, которым большинство людей довольствуется.
Уилл проигнорировал подтекст, чуть ли не капавший со слов Лектера, будто кровь с лезвия ножа.
— Я бы не сказал, что привык к хорошим арбузам. Как ты и говорил, супермаркеты, жалкое подобие.
— Но самые лучшие как раз растут в Джорджии. В большинстве южных штатов. Для арбузов идеальны длительный вегетационный период и жаркий климат.
— Ребенком я их тоже нечасто ел. Они были слишком дорогими, — сам не понимая, зачем, Уилл вдруг добавил: — Однажды я один украл.
— Ради развлечения или из-за голода? — спросил Ганнибал.
— Я все время голодал, — ответил Уилл. Голос Молли, которая часто говорила, что у него — преступный разум, снова зазвучал в его голове. Сам того не желая, он мысленно сравнивал ее с Ганнибалом, и сейчас сравнение было не в ее пользу. Благодаря тому, что Ганнибал так легко воспринял эту информацию, пусть и, скорее всего, из-за недостаточного количества собственных моральных принципов, Уиллу не пришлось пересиливать себя, чтобы добавить: — Но это было весело. Совсем немного.
Ганнибал в ответ одарил его снисходительной улыбкой.
— Я часто воровал яблоки у соседа. Один раз даже взял с собой сестру. Когда сосед нас заметил, пришлось бросить яблоки и нести ее. Он гнался за нами гораздо дольше, чем я от него ожидал.
— Сколько ей было?
— Ей тогда только-только исполнилось три, — улыбка исчезла с лица Ганнибала. — Она настаивала, что уже достаточно большая, чтобы пойти со мной. Не только воровать яблоки. Повсюду. Она даже в школу пыталась идти со мной.
— Каково это? — спросил Уилл. — Когда у тебя есть…
— Сестра?
— Нормальная семья. Дом.
Ганнибал налил себе апельсинового сока из стеклянного графина и поднес стакан к окну. Уилл так и не понял, остался ли Ганнибал доволен, когда разглядел на свет в соке крохотные кусочки мякоти.
— У тебя должно быть какое-то представление об этом. Из книг, телевидения. В СМИ нашли свое отображение семьи почти всех типов.
— Ситкомы. Мелодрамы. Документальных фильмов о семейной жизни не так уж много.
— И ты никогда ни у кого не спрашивал.
Краем вилки Уилл разломал свой бекон на кусочки.
— Это не тот вопрос, который можно так легко задать и получить ответ. Люди обычно спешат тебя заверить, что от отсутствия этого ты ничего не лишаешься. Мне плевать, чего я лишаюсь. Я просто хочу знать.
Ганнибал сделал глоток сока и, поморщившись, поставил стакан обратно на стол.
— Это был в высшей степени обычный опыт. А я не был обычным ребенком, скорее, совсем наоборот, слишком холодным и отчужденным. Возможно, я был бы не настолько далек от мира, если бы вырос, как ты, лишь заглядывая в семейную жизнь, но находясь вне ее. Или же я мог бы стать еще отчужденнее.
— Ты бы изменил что-то в своей семье, если бы мог?
— Нет, — ответил Ганнибал. — По крайней мере, ради блага Миши, если уж не нашлось других причин. Мой жизненный опыт был бы беднее, если бы у меня не было ее. И гораздо беднее, если бы я не видел смерть своих родителей.
Уилл осторожно отхлебнул кофе.
— Откуда тебе это знать?
— Доказательство внутренней нестабильности жизни, то, как ты лишаешься того, что считается необходимым для выживания — ценные переживания, хоть и не всегда приятные.
— Беделия как-то сказала мне, что травмированные опасны, потому что мы знаем, что можем выжить. Ты травмирован, Ганнибал?
Ганнибал посмотрел на Уилла с теплотой во взгляде, хоть и не улыбнулся.
— Говоришь прямо как я. У нас опять сеанс психотерапии? Мне их очень не хватало.
— Будь я на твоем месте, ты бы сказал, что я уклоняюсь от ответа.
— Я знаю, что могу выжить, — сказал Ганнибал. — Хоть я и никогда не считал себя травмированным, — чуть помолчав, он добавил: — До недавнего времени я никогда не подвергал сомнению свое выживание в той или иной форме.
— Чесапикский Потрошитель будет жить, даже если сам ты — нет. Ганнибал-Каннибал. Иль Мостро. Были ли еще?
— Несколько жизней то там, то здесь. И, конечно, ты видел то, что Чио держала в той камере. Уверен, я жил в его разуме до самого дня его смерти.
— Тот пленник. Ты знал хотя бы его имя?
— Я знал его имя, — ответил Ганнибал. — Я узнал и запомнил имена их всех.
Сказав это, он замолчал. Уилл не хотел на него давить. Или же боялся того, что Ганнибал мог бы сказать, если бы его принуждали.
— Ешь свой тост, — сказал Уилл вместо этого. — И расскажи мне, куда мы отправимся.
Ганнибал так и сделал, похоже, не особо задумываясь. Он отводил взгляд, даже когда отвечал на вопрос Уилла.
— Мы поедем по автомагистрали Транс-Лабрадор. Там по большей части грунтовая дорога, и по пути до места назначения мы не будем больше проезжать ни через какие города. Если тебе еще что-нибудь нужно, то мы должны приобрести это до того, как покинем Монреаль.
— Мы будем жить у побережья, верно?
— Да. Дом совсем недалеко от залива.
— Я куплю рыболовные снасти, — сказал Уилл.
Ганнибал в ответ только кивнул. Доедали они молча.
Рыболовные снасти. Дом на отдаленном побережье Лабрадора. Уилл снова и снова это обдумывал, допивая апельсиновый сок. Было похоже, что они просто планируют совместный отпуск.
— Когда мы выезжаем? — спросил он.
— Пока ты покупаешь себе рыболовные снасти, я проверю, что пишут в новостях. Еще я дам тебе список вещей, которые нужны мне. Если не будет никакой непосредственной угрозы, мы проведем здесь еще одну ночь. Не думаю, что у нас будут какие-то проблемы, если, конечно, твой звонок агенту Зеллеру не воззвал к его совести.