Уилл смотрел ему в лицо, пока он работал, вспоминая другое очищение: его рука в руках Ганнибала, тёплая вода и мягкая ткань, трепет от убийства и Ганнибал, сидящий рядом с ним.
— Столько моментов, приобретённых, упущенных и вновь приобретённых, — сказал он задумчиво.
— «Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем»**, — ответил Ганнибал.
— Если бы было, — произнёс Уилл.
Ганнибал взглянул на него снизу вверх. Его лицо было встревоженным, пока он бинтовал плечи и торс Уилла. Дойдя до спины, Ганнибал попросил его наклониться вперёд, чтобы он мог высушить её.
Как только это новое испытание закончилось, Ганнибал помог ему надеть рубашку через ортез.
— Я справлюсь, — сказал Уилл. Его плечо теперь было надёжно зафиксировано. Он потянулся за полотенцем.
Он ждал возражений, но Ганнибал кивнул, вышел и осторожно закрыл дверь, обеспечивая ему уединение. Уилл неуклюже стянул с себя штаны левой рукой. Было облегчением избавиться от липкой плотной ткани, стать собой на минуту, вздохнуть. Кожа на его бёдрах была холодной и даже посиневшей, несмотря на загар. Он медленно шагнул, но, когда «Кит» взбежал на волну, плывя неизвестно куда, ему пришлось прислониться к дверному проёму, чтобы не упасть. Закончив вытираться, он задрожал всем телом. Хороший знак, но утешения Уиллу он не приносил совсем.
Бросив штаны в душе, он с трудом надел мягкие шорты, оставленные ему Ганнибалом. Появляться перед ним, дрожа от холода, Уиллу не хотелось. Он так устал от всего — от уязвимости, от зависимости, от невыносимой потребности в комфорте, жажды комфорта от человека, терзавшего его. Но он был беспомощен: дрожь не пройдёт, пока он не согреется.
Выйдя в салон, Уилл обнаружил, что Ганнибал искал что-то в своей каюте, вне поля его зрения. На диване лежали два сложенных одеяла, оставленных им. Уилл взял одно, сел и укрылся им, прикрыв глаза.
— Ты можешь спать на моей кровати, — сказал Ганнибал. Его глухой голос доносился из каюты.
— Всё в порядке, Ганнибал. Я лягу на диване–
— Я обустроил для тебя место, достаточно комфортное и высокое. А на диване буду спать я. Периодически.
На этот раз его голос звучал близко.
— За такое время ты не–
— Нет, нет, Уилл. Я настаиваю.
Он открыл глаза и увидел Ганнибала, стоящего над ним.
— Ты, как всегда, настойчив, — сказал Уилл.
Ганнибал улыбнулся.
— А ты, как всегда, упрям.
Ганнибал протянул ему руку, и Уилл не стал возражать. Он просто устал. Он терпел, когда Ганнибал поднял его на ноги, отбросив одеяло, и проводил до каюты, согревая его спину легким прикосновением своей руки. Он помог ему улечься на горе подушек и одеял, которые он набросал в углу своей постели.
Когда Уилл устроился, Ганнибал сел рядом и стал наблюдать за ним. Сон одолевал его, наркотики утягивали вглубь. Наконец, он сдался.
***
Уилл спал около часа, когда Ганнибал пришёл и тихо присел на край его кровати.
Он убрал каюту Уилла, а потом поднялся наверх, поднял стаксель и скорректировал их курс на ночь. Он сидел в темноте салона «Кита», освещаемый лишь светодиодами, и слушал прогноз погоды. Взглянул на GPS и радар: поблизости не было ни одного корабля. Женщина закончила читать прогноз на немецком и перешла на французский. Шквалы с сильными порывами ветра, сообщила она, никаких сильных штормов, но предупреждение для районов Карибского бассейна и Атлантики. С утра должно быть ясно. Кризис, короткий и катастрофический, был позади.
Он включил маленькую лампу над штурманским столиком и направился к Уиллу. В кормовой каюте было темно, свет из-за переборки едва проникал сюда. Тень Ганнибала упала на кровать, где лежал Уилл.
Ганнибал смотрел, как он дышит в темноте. Его зарубцеванная щека лежала над подушкой, угол рта, почти незаметного за густыми усами и бородой, слегка дёрнулся. Тёмные ресницы распростёрлись над щеками, как крылья бабочки.
Запустив руку под одеяла и простыни, Ганнибал коснулся кожи на его бедре. Уилл дрогнул и успокоился. Седативные были слишком сильными, он бы не проснулся. Ганнибал скользнул ладонью вдоль его расслабленных мышц и наткнулся на коленную чашечку. Он остановился. Кожа Уилла была сухой, не горячей или потной. Кокон из одеял согревал и успокаивал его.
Ганнибал убрал руку. Он сгладил складки на простынях, удаляя следы своего присутствия, и оставил Уилла отдыхать.
Комментарий к Глава 10
От автора:
Фраза Ганнибала — «Высокая чувствительность — не признак слабости, Уилл. Это то, что делает нас по-настоящему живыми» — это слегка переделанная цитата Эштона С. Мартена:
«Людей с высокой чувствительностью часто воспринимают, как слабаков или как сломленных. Высокая чувствительность — не признак слабости, это клеймо по-настоящему живых людей и тех, кто умеет сострадать. Не эмпат сломлен, а общество, ставшее дисфункциональным и эмоционально недееспособным. Незачем стыдиться своих настоящих эмоций. Те, кого называют «размазней» или «слишком проблематичными», берегут свои мечты для более заботливого и гуманного мира. Поэтому никогда не стыдитесь своих слёз, позвольте им сверкать в свете этого мира.»
* «Я слышал о Тебе слухом уха; теперь же мои глаза видят Тебя» (Книга Иова, 42:5)
** «Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем» (Книга Екклесиаста, 1:9)
========== Глава 11 ==========
Я всегда хотела подарить тебе мир, поэтому я начала по кусочкам дарить тебе океан, разделяющий нас.
Карен Чон, «Пиши так, как будто никто не читает»
Всё было спокойно. Паруса «Кита» безжизненно висели. Под бело-золотым солнцем простирался океан — бесконечная, чистая синева без белых гребней волн.
Это началось через пару дней после того, как Уилл получил травму, и продолжалось ещё несколько, пока Уилл не начал беспокоиться. Он слушал прогнозы погоды с религиозным пылом, но все они были одинаковыми: нескончаемый и малообещающий штиль. На юге назревал тропический шторм, но он двигался быстро и, скорее всего, не по их курсу. К этому времени они уже должны были быть в Сен-Мартене, но пока они просто застряли.
Ганнибал готовил, чтобы убить время. Со своим обычным энтузиазмом он теперь брался даже за консервированные и сушёные продукты. На завтрак были копчёные утиные яйца* с чёрной икрой. Сейчас он тушил телятину, сказав Уиллу, что здоровую пищу он приберёг на потом. «Ничто не поднимает дух так, как хорошее блюдо», — были его слова. Похоже, он не думал о жаре, пока готовил, хотя под палубой было ужасно душно.
Уилл сидел за штурманским столиком и слушал прогноз, когда Ганнибал разогревал приготовленный суп. Женщина два раза повторила текст своим мёртвым механическим голосом, и Уилл выключил радио. Он раздражённо поправил ортез. Кожа под ним зудела, и запах был не из неприятных: антисептик, резина, синтетическая ткань и пот.
— Мы потерялись в Бермудском треугольнике? — спросил Ганнибал.
— Мы не потерялись, — ответил Уилл. — Мы знаем, где мы.
— Потерялись в значении «брошены»?
— Если по-твоему мы двигаемся недостаточно быстро, можешь выйти и подтолкнуть нас.
Ганнибал улыбнулся.
— И что, ты считаешь, мы должны делать?
— Не знаю, — сказал Уилл спустя секунду. — С двигателем нас хватит миль на двести, может, на двести пятьдесят. Мы использовали топливо, но как много, я не знаю. Этого точно не хватит, чтобы уйти далеко отсюда. И если мы его истратим, ничего не останется.
— Можно попробовать добраться до крупного морского пути.
— Рискованно. Как и посылать сигнал бедствия по радио. Бьёрн, — добавил он, изогнув бровь.
Ганнибал тихо усмехнулся.
— Ничего не случится, если мы переждём день или два, — сказал он. — У нас много продуктов. И я думаю, пришло время снять твой ортез.
***
На следующий день Ганнибал принимал солнечную ванну на кокпите. В очках и без рубашки, он растянулся на солнце и, подняв подбородок, вдыхал влажный воздух. Ветер приятно трепал волосы на его груди и ногах и щекотал бороду, но его силы не хватало, чтобы наполнить паруса больше, чем на час.
Его волосы выгорели, а кожа приобрела тёмный оттенок, контрастировавший со светлыми волосами на его теле. Уилла поражало, как сильно он поседел, но Ганнибал был доволен своим возрастом и приобретённым опытом. Каждый прожитый им момент был вырван из цепких пальцев Бога. В волосах Уилла тоже появились седые пряди.
Он и Ганнибал перестали походить на прежних себя, превратившись в лохматых морских волков. Это позволит им без проблем пройти водную границу. Стоит Уиллу растрепать волосы, чтобы скрыть шрам на лбу, и никто даже не посмотрит на двух обычных моряков, идущих в Сен-Мартен.
В TattleCrime Ганнибал читал, что Уилл пересёк Атлантику вслед за ним на яхте, называвшейся NOLA. Она причалила в Палермо, напротив врат в его дворец памяти, где он оставил своё разбитое сердце. Продавая яхту через посредника на Сицилии, Уилл и не думал увидеть её снова, но Ганнибал точно знал, что он подарит ему новую: ту, на которой они поплывут вместе, как должны были много лет назад.
Он взглянул на Уилла, который сидел напротив него, откинувшись назад, опустив голову и широко раздвинув колени. На нём была белая рубашка с расстегнутым воротником и рукавами, закатанными до локтей. Беспечно красиво. Его каштановые кудри отливали золотом, а кожа была темнее, чем Ганнибал когда-либо помнил. Старый шрам от пилы превратился в аккуратную белую линию на его лбу, а рубец на щеке затерялся в бороде.
Уилл ходил в ортезе всего несколько дней, пока Ганнибал не решил, что с него хватит. Ему было уже за сорок: в таком возрасте нельзя было надолго оставлять мышцы в неподвижности, если он хотел когда-нибудь выздороветь. Чрезмерные тренировки — другое дело, но, по крайней мере, Уилл помнил, что нужно держать руку ближе к телу и не вращать ей слишком сильно. Ганнибал самостоятельно тренировал его, не принимая его красноречивые отговорки, что он может сделать упражнения сам.
Он заставлял Уилла класть свою больную руку на его бедро, а потом на плечо и медленно отклонялся назад, чтобы посмотреть, как сильна боль. Во время второго их занятия Уилл случайно задел клеймо на его спине. Он всегда смотрел вперёд, в основание шеи Ганнибала, где бился пульс, всегда слово в слово следовал его инструкциям, но его лицо никогда не выражало никаких эмоций. Он говорил лишь тогда, когда Ганнибал его спрашивал, и ничего не предлагал.
Лишь они двое на яхте, в сотнях миль от всего мира, стоящие вплотную и касающиеся тел друг друга… И всё же, Уилл всегда ускользал от Ганнибала.
Ганнибалу нечасто приходилось беспокоиться. Его переживания в основном были из-за Уилла, и сейчас Уилл снова тревожил его. Это и расстраивало, и очаровывало.
Он помнил, как Уилл обнял его на обрыве, как вцепился в него и прижал своё лицо к его ключице, заполняя многолетнюю пустоту.
Он также помнил, как Уилл вздрогнул от его прикосновения, когда лежал на кровати после вывиха плеча. Не было случая, чтобы он когда-нибудь так вздрагивал, не считая приступа лихорадки много лет назад. Но даже тогда сопротивление Уилла растаяло в усталости и потребности довериться. Сейчас всё было иначе.
Впервые Ганнибалу стало интересно, действительно ли изоляция и вынужденная близость были верным курсом для них. Он был уверен тогда, ровно как и сейчас: им придётся быть друг с другом, нащупывать путь в их общем лабиринте залежалых сожалений и безнадёжно разрушенного доверия. Но, как всегда, Уилл нашёл способ удивить его.
Ганнибал мог догадываться, но никогда не знал наверняка.
Он знал, что Уилл был благодарен за уединение и не хотел думать, как ему быть с обычным человеческим общением, когда он оказался так далеко от всего. Но этот вопрос можно было оставить на будущее. То, с чем он боролся сейчас, думал Ганнибал, было чем-то иным.
Погрузившись в мысли, Ганнибал наблюдал за Уиллом. Он крутил пальцами обручальное кольцо на левой руке, не снимая его. Раздумывал, где сейчас его жена, догадался Ганнибал. Или как зол на него её сын.
Уилл повернул кольцо ещё раз. Внутри должна была быть гравировка. Он почувствовал это, зацепившись за него ногтем — кольцо соскользнуло с его пальца. Уилл обвёл большим пальцем ободок и надел его обратно.
Оно всегда возвращалось на его палец. Каждый раз.
Ганнибал облизнул свои солёные губы и всмотрелся вдаль.
— Ты думаешь, она бы приняла тебя обратно?
Уилл поднял голову. Он был абсолютно спокоен.
— Мы можем повернуть яхту назад, когда ветер вернётся, — сказал Ганнибал. — Вернуться в Штаты. Ты бы очнулся в больнице с размытыми воспоминаниями, с туманом в голове от препаратов. Разумное сомнение.
— Мы не вернёмся, — ответил Уилл.
Ганнибал продолжал смотреть на ровную, сияющую линию горизонта впереди: серебристый солнечный свет под бледно-голубым небом.
— У меня есть скополамин и диазепам. Много. Нетрудно будет воссоздать ещё одну Мириам Ласс. Ещё одну Беделию дю Морье.
Уилл издал раздражённый звук, перенося свой вес на ноги. Ганнибал мог почувствовать, как он встаёт, отворачивается и затем разворачивается. Он снял свои очки и повернулся, встретив его гневный взгляд.
— Я не Беделия дю Морье. И ты уже накачивал меня при похожих обстоятельствах, — сказал Уилл.
Его слова прозвучали тихо. Если бы сейчас дул ветер, Ганнибал бы и не услышал их. «Кит» начал колыхаться, снасти засвистели.
— Ты и не прекращал делать это после того, как мы оправились от падения, — продолжил он. — Ты клал их туда, где я никогда бы не догадался. Туда, куда бы ты никогда бы не стал класть.
— Лишь когда в этом не было риска для тебя. И той дозы, что я давал, было недостаточно, чтобы хоть как-то навредить тебе.
Уилл кивнул, вскинув брови.
— Достаточно, чтобы по пробам моих волос и ногтей тест на наркотики дал положительный результат. Если бы я согласился, ты бы уже накачал меня до потери сознания и вёз в Штаты, убедившись заранее, что история получилась правдоподобной.
— Но когда я предложил, ты собирался сказать «да».
— Нет.
— Ты думаешь, что защищаешь её от меня?
— Ты уже знаешь ответ, — холодно бросил Уилл.
— Думаешь, она ждёт тебя? — спросил Ганнибал. — Должно быть, это так ужасно — ждать. Изо дня в день спрашивать себя, вернётся ли твой муж к тебе когда-нибудь.
— Не притворяйся. Ты дал ей всё, чтобы двигаться дальше.
— Я не собираюсь наведываться к ней. Теперь, когда я сказал, стало ли от этого легче?
Уилл резко замер. В непоколебимом безветрии «Кит» пошатнулся под его ногами. В несколько шагов он обошёл кокпит и остановился над Ганнибалом, глядя на него с пустым лицом. Затем он протянул ему ладонь, сжав её в кулак. Ганнибал помнил, как промывал эти костяшки, покрытые кровью юного Рэндалла Тира. Ни единого шрама не осталось на его коже после этих событий.
— Этого ты хочешь, не так ли?
Ганнибал протянул раскрытую ладонь. Уилл уронил в неё своё обручальное кольцо. Металл был всё ещё тёплым от его пальцев и сверкал на солнце. Ганнибал повернул кольцо к свету: внутри был выгравирован маленький символ бесконечности. Он сжал его в своей ладони.
— Тебе от этого лучше? — спросил Уилл низким голосом. — Мало того, что ты отнял у меня всё. Теперь тебе нужно забрать даже воспоминания, не связанные с тобой.
— Ты пытался покончить с собой, Уилл. Я дарую тебе свободу от якорей, тащащих тебя вниз.
Уилл долго смотрел на Ганнибала, не говоря ни единого слова. Ганнибал ждал, заинтригованный.
— Что бы ты отдал мне? — спросил Уилл наконец.
— Что бы ты хотел получить?
— Отдал бы ты мне, — он говорил медленно, обдуманно, — Беделию дю Морье?
Волна удивления поднялась в груди Ганнибала. Уилл стоял твёрдо, будто изучая его. Ганнибал взглянул в его серо-голубые глаза. Зрачки сузились в резком дневном свете.
— Ты хочешь её? — спросил он с любопытством.
— Нет.
— Я ни в чём тебе не откажу.
— Я не хочу её смерти, — ответил Уилл. — Я не хочу её совсем.
Развернувшись, он направился к такелажу. Левой рукой он достал ручку лебёдки и принялся убирать паруса. Ему было неудобно, и Ганнибал хотел встать и помочь ему, но он знал, что Уилл не примет его помощи.