Никогда Мелькор так не радовался своему умению выть беззвучно.
Эру больше не говорил с ним. Не в характере отца было комментировать свои деяния.
Чёрный Вала никогда не ненавидел мир сильнее, чем в те несколько секунд, когда ему довелось осознать, что Гортхаура больше нет. До того он всё ещё верил, что ошибается. Теперь – знал, что прав.
Отец не мог сделать с ним ничего ужаснее.
Наверху рвался от звонков телефон. Мелькор лежал на боку под столом и невидящими глазами смотрел перед собой.
– Мел… телефон… – пролепетал на столе маленький бесполезный зверёныш, подкидыш, паршивая замена Гортхаура с обрывком слова вместо имени. Мелькор медленно сомкнул ресницы.
Хэннер не виноват. Он пришёл вместо Гортхаура, спасти тебя.
Мне не нужно такое спасение. Мне ничего не нужно. И Арда не нужна. Один раз я уже потерял её. Я хочу, я жажду потерять её снова. Навсегда. Я не давал клятвы заботиться об этом мире без него!!!
– Мел… ты где?
Мелькор взял себя в руки. Поднялся на четвереньки, выполз из-под стола и, подняв с пола мятые штаны, натянул их.
– Я сейчас возьму трубку. Идём, заодно и тебя в спальню занесу, а то все кости себе отлежишь.
Хэннер доверчиво спал у него на руках весь путь до спальни и не открыл глаз, когда его уложили и укутали одеялом.
Не он.
Как под наркозом Мелькор наконец дошёл до телефона и взял трубку.
– Мелькор, ты чего творишь?!! Что случилось?!! Если ты снова…
– ЗАТКНИСЬ!!! – взревел Мелькор так, что Манвэ выронил трубку и шарахнулся от неё в угол кабинета Намо, где столпились все Валар и Валиэр, сонные, перепуганные и растерянные.
– Заткнитесь все… – простонала трубка, Мелькор, задыхаясь, сползал спиной по стене, прижимая ладонь к мокрым глазам. – Чтоб вы все сдохли… ненавижу… ненавижу-у-у…
– Думаю, это случайный выплеск энергии. Это не агрессия, – спокойно сказал Намо. Манвэ смотрел на него огромными испуганными глазами. – Возвращайтесь к своим прежним занятиям. Я сам поговорю с Мелькором.
Когда шаги и голоса на том конце провода затихли, раздался спокойный и твёрдый голос Мандоса:
– Мелькор, на западе произошёл выброс энергии. Едва не раскололся континент. Майар Ауле и Ульмо усмиряют вырвавшуюся лаву. Разумеется, все подумали…
– Его больше нет, – прошептал Мелькор еле слышно, и в трубке послышалось нечто, что Намо мог бы принять за рыдания, имей он дело с кем-то кроме своего самого старшего брата. – Хэннер – не мой майа. Его мне просто отдали… вместо Гора. Гор умер… понимаешь, навсегда умер…
– Значит, так нужно было отцу, – рассудительно сказал Намо, прислоняясь к стене и перекатывая в пальцах шарики для релаксации. – Чем я могу тебе помочь?
– Забери у меня Хэннера, заставь его забыть снова, а меня отправь за Грань.
– Ты сам знаешь, это невозможно.
– Тогда – ничем.
– Мел, быть может, он снова… – следующее слово по отношению к Эру далось Намо с трудом, – соврал тебе? Это ведь он тебе сказал?
– Нет. Я сам понял, что не он. Просто… – Вала с усилием потёр лоб ладонью, рассматривая потолок так внимательно, будто пытался прочитать в темноте что-то чрезвычайно важное. – Просто, понимаешь, мой Гор выглядел по-другому… в особые моменты.
– А ты когда-нибудь видел его в молодости?
Мелькор замолчал.
– Мелькор, – мягко проговорил Намо, – твоего майа создала таким, каким он был, его жизнь. Ты сам говорил, что он мог бы быть другим, не случись с ним всего того, что случилось. Ему многое пришлось преодолеть, чтобы прийти к тебе. Ему пришлось много страдать, чтобы избавиться от насильно данного ему Света и принять твою Тьму. В подростке так же трудно узнать взрослого, как во взрослом трудно узнать подростка. Всю жизнь ты слышал искажённую его мелодию и привык к ней. Его первозданный звук незнаком тебе.
– Я помню время до Арды, – огрызнулся Мелькор.
– А его ты там помнишь?
Тёмный Вала снова промолчал.
– К слову, – беззаботно проговорил Намо, – если ты понял, что это не он, почему ты не убил Хэннера? Я ведь чувствую, ты хотел его убить. Но почему-то твоё бешенство едва не разнесло континент, не тронув маленького беззащитного майа.
– Не мог же я его убить ни за что. Он не виноват, его прислали ко мне… к тому же…
– Для тебя это не аргументы. Кто единственный из смертных, кого ты не можешь убить, Мелькор?
– Гортхаур, – без запинки ответил Вала и снова замолк, на этот раз поражённо.
Намо улыбался довольно, как сытая пантера.
– Мел, сдаётся мне, тебя надули. Я, конечно, не должен тебе этого говорить, но тебе не стоит верить отцу. И… ты же помнишь, как он любит устраивать испытания.
Мелькор разразился грязной руганью в адрес Эру. Мандос продолжал улыбаться.
– Единственное, в чём я уверен, брат, – будь это другой майа, ты убил бы его ещё на церемонии Встречи.
– Что же мне делать… – беспомощно прошептал Чёрный Вала, утыкаясь лицом в колени и дрожащей рукой прижимая к уху трубку. – Я ведь не могу его любить… не могу любить так, как Гортхаура…
– Тогда люби его как Хэннера, Мел. Ты нужен Арде. Нужен мне. Нужен ему. Ты можешь снова сделать Хэннера Гортхауром, но будете ли вы оба счастливее?
– Это предательство…
– Это шанс. Шанс на новую жизнь. Возможность всё исправить. Мел… забудь обо всём. Просто будь счастлив. Поверь, это единственное, чего мы все хотим.
– Спасибо, Намо, – неуверенно прозвучало после паузы, и Мелькор положил трубку.
Мандос ещё несколько секунд стоял у стены с телефоном, будто ожидал продолжения разговора, потом швырнул несчастный аппарат на пол, на тот же ковёр, где ему этой ночью уже довелось побывать, прошёлся по кабинету и неловко замер посреди него, задумчиво потирая подбородок.
Решать Мелькору, но…
…которая ложь лучше правды?..
Он никогда не станет прежним.
Мелькор стряхнул пепел с тлеющего кончика сигареты и затянулся. Почти бесцветные сейчас, его белёсо-серые глаза в тёмных ореолах ни на чём не могли сфокусироваться. Ночной стресс оказался слишком сильным, всегда охочий до радостей жизни Вала не мог спать, не мог даже ходить нормально, он едва добрался до кухни по стенке, и докуривал последнюю пачку, не ощущая запаха и вкуса дыма.
Наверху, свернувшись клубочком на простынях в его постели, так и не использованной ими по назначению, спит прирученный майа с повадками волчонка, избавиться от которого уже не удастся. Не потому, что не в правилах Моргота обижать слабого. Даже не потому, что нельзя его убить. Можно – всё.
Не поднимается рука. Нет сил.
…Опустошение.
Хэннер проснулся с ощущением, знаменующим вопиющую неправильность мира. Не сразу поняв, что случилось, майа потянулся, сладко выгнувшись на кровати, и только потом понял, что кровать не его, а большая подушка пахнет Мелькором.
«Мелькор…» – подумал Хэннер и улыбнулся, потёрся щекой о подушку и натянул до носа роскошное одеяло, в которое его можно было завернуть раз десять во всех направлениях. При мысли о том, что можно было бы сделать на этой кровати, он сладко зажмурился.
Жаль, что Мелькор здесь не спал… кстати, а где он?
Взглянув на часы, майа присвистнул. До собрания учеников оставалось чуть более получаса. Хэннер выпрыгнул из-под одеяла и босиком помчался в свою комнату. Наспех натянул футболку и джинсы, пару раз дёрнул волосы гребнем и, прыгая по очереди на левой и правой ноге, чтобы зашнуровать кроссовки, двинулся в сторону лестницы.
На кухне майа намеревался перехватить какой-нибудь бутерброд и кусок мяса для одного из драконов, чтобы не вредничал и отвёз в школу.
Около стола, тяжело навалившись левым локтем и сосредоточенно глядя мимо пепельницы с горкой окурков, сидел Мелькор, и Хэннеру бросилась в лицо краска при воспоминании о том, что они вчера на этом столе делали.
– М… Мел? Д-доброе утро… ты уже встал?
Хэннер замер на пороге кухни. Вала медленно поднял голову и смерил его тяжёлым взглядом.
– Привет, Хэннер. Как спалось?
– Э… да ничего так… хорошо… в твоей кровати, – пробормотал майа. – А… что-то случилось?
– Нет. Ничего. Всё нормально. Ты уходишь?
– Я… ну, да. Собрание в школе…
– Скажи дракону, он тебя подбросит.
– Ага.
Оба испытали облегчение, когда Хэннер вышел из кухни.
Что-то – быть может, потерянная память, – шептало Хэннеру, что он не сделал одну важную вещь.
Вернувшись – бегом, чтобы не успеть струсить, – Хэннер быстро обнял понурого Валу за шею, поцеловал в щёку и прошептал:
– Я люблю тебя!
Не дожидаясь реакции, он стремглав умчался, теперь уже точно к драконам, и в груди у него звучала весёлая неземная мелодия.
Губы Мелькора дёрнулись и болезненно скривились.
Эру по-прежнему молчал.
Быть может…
Быть может – что?
«Ты не знаешь, что со мной было».
Словно чужая воля вложила в разум Хэннера эти слова, и он встал столбом на дорожке, ведущей к школе. Разворачивавшийся на площадке дракон презрительно зыркнул на орла, с которого только что спрыгнул Йонвэ.
– Хэннер, эй, Хэннер! Привет! Как каникулы?
– Привет. – Хэннер вымученно улыбнулся. – Нормально, а твои?
– Прекрасно! – Йонвэ закатил глаза, совсем как Манвэ, когда говорил о чём-то приятном. – Давай, мы уже опаздываем!
Они побежали к школе, и лишь невесть откуда взявшаяся мысль про то, что ему – ему, Гору, – ничто не давалось просто так, отдавалась в сущности Хэннера тянущей тоской о безвозвратном.
Мелькор глубоко и целенаправленно ненавидел весь мир. На самом деле такое случалось с ним редко и почти всегда беспричинно: несмотря на свою тёмную «профессию» Врага, первый из Валар не любил убивать просто так и подавно не желал уничтожения миру, который сам пел и который любил, быть может, глубже и сильнее любого из своих братьев и сестёр. Приступы необоснованной агрессии проходили тяжело и знаменовали личностный кризис и невыносимое нервное перенапряжение. Мелькор отключил телефон и все средства связи, включая дверной звонок. Задёрнул шторы в кабинете. Хотелось ещё запереть все двери и ворота на запоры, но оставшийся здравый смысл говорил, что скоро придёт Хэннер, а через все поставленные блоки даже дозваться по осанвэ ему до своего Валы не удастся. Так что главный вход Мелькор блокировать не стал. Велев духам приготовить к приходу майа обед, одержимый ненавистью ко всему живому Вала забился в свой тихий тёмный кабинет и съёжился на полу в углу, обхватив руками колени.
Думать ни о чём не хотелось. Хотелось, чтобы в голове стало тихо, темно и пусто. Может быть, даже пыльно: пыль приглушает звуки.
Только чтобы ни одной мысли…
Папа, – в моменты глубочайшей духовной муки Мелькор обращался к Эру именно так, – зачем ты это сделал? Зачем вернул меня в этот мир? Новая Арда могла бы жить без меня. Она уже привыкла. Я не хотел больше мучиться. Не хотел учиться жить снова. Не хотел возвращаться. Ты обещал мне Гора, чтобы я пришёл. Мне было хорошо в моём безумии и беспамятстве, когда Арда умерла. Ты научил меня думать. Я думал, что ты любил меня. Но с новым Кругом всё началось сначала. И ты опять предал меня, и опять – самым гнусным способом. На заре первого Круга ты отнял у меня Манвэ, который и так никогда не был моим, и Гора, и позволил изгнать меня из мира, первый звук которого принадлежал мне. На заре второго Круга ты обманул меня. Ты дал мне глупого волчонка вместо моего любимого волка. Ты бог, почему бог может поступать нечестно?..
Стянув со столика лист бумаги, Мелькор машинально набрасывал карандашом волчью морду. В задумчивости он и прежде нередко рисовал Гора, на всём, в волчьем облике или в основном, и отучился от своей привычки только в новой жизни, когда любой намёк резал по живому.
Теперь, увидев на бумаге изображение своего любимого, Вала вновь ощутил тяжесть утраты, но в полном опустошении чувств, не имея сил, чтобы страдать, он стал рисовать дальше.
Прищуренные чёрные глаза, всегда изучающие, жёстко-ледяные, таящие неудержимое пламя. Чуть нахмуренные брови. Изящный нос с горбинкой, сжатые в линию губы, жёстко очерченный подбородок. Впалые щёки, красивые скулы, выраженные, острые. Когда майа злился, они обострялись ещё больше, казалось, кожу порвут…
Мелькор не знал, что побудило его набросать ниже портрет Хэннера.
Пушистые ресницы, требовательный открытый взгляд, мягко вьющиеся волосы, спускающиеся чуть ниже плеч. Нежный овал лица. Приподнятые в удивлении и лёгком возмущении бровки, прямой хорошенький носик, узкие ноздри. Приоткрытый ротик. Выглядывающее ушко, нежное, с правильной полукруглой мочкой. Тонкая шейка.
Маленький.
Прижав к губам кулак, Мелькор долго изучал два лица на листе, лежащем у него на коленях. Перевернул и начал набрасывать третий портрет.
Добавим Хэннеру характера. Нахмурить бровки, сжать губы… скулы чуть-чуть заострить, прищурить глаза… вот так, и оставить реснички…
Мог ли Гор быть таким в детстве, если бы у него было детство?
Застонав, Мелькор скомкал лист и отшвырнул в сторону.
Хватит вопросов.
Не хочу ничего.
Ненавижу…
…Виэрт наведался позже, когда Вала сидел в кресле и нервно колотил пальцами по столешнице. Поскрёбся в дверь, прошёл в кабинет, нахально улыбнулся во всю пасть и брыкнул задней лапой, прикрыв за собой дверь. Открытых дверей, он знал, хозяин не любит.
– Молодец, – глухо сказал Мелькор, и волк запрыгнул прямо на стол, расшвыряв немногие оставшиеся на местах письменные принадлежности. Жмурился, сопел и подставлял загривок и живот ласкающим рукам, вынуждая забыть о мигрени, о ненависти, о тянущей силы боли, о нервном спазме, сковавшем лицо. Вала уткнулся носом в тёплую шерсть и погрузился в чёрную вяжущую тишину.
Ещё какое-то время спустя скрипнули ворота. Волк вскинул голову.
Мелькор отвёл немного штору и выглянул во двор.
Хэннер шёл к замку и сосредоточенно хмурил брови, сжимая что-то в кулачке.
Сейчас я всё пойму! – твердил себе Мелькор, прыгая через четыре ступеньки и преследуемый разыгравшимся волком. – Сейчас я открою дверь, и…
Цветы на лугу Хэннер выбирал придирчиво, с любовью, и с любовью же составлял букет. Мелькор может себе позволить любые цветы, конечно, но… вдруг ему всё-таки понравится? В Ангбанде майа никогда не видел цветов, но знал, что его Вала любит маленькие душистые гвоздички… почему-то знал. И всё же, подходя к двери, он чувствовал себя с этим подношением ужасно глупо. Мелькор, вообще-то, взрослый. Ему может нравиться что-то другое. Зачем ему дурацкий букетик?
Но подарить что-нибудь Мелькору всё равно ужасно хотелось, и майа наконец протянул руку к звонку, спрятав за спину свой букет.
До полусмерти перепугав, дверь распахнулась ещё до того, как палец Хэннера прикоснулся к кнопке.
На пороге стоял Мелькор, с таким отчаянным выражением на лице, будто он тонул, а ему в помощь предлагали соломинку.
– Э-э-э… – замерев от неожиданности, выдал сбитый с толку Хэннер, и так чувствовавший себя идиотом, и протянул Мелькору букет – просто потому, что надо было что-то сделать.
Несколько секунд Вала смотрел на гвоздички в руке юного майа с чем-то вроде богобоязненного ужаса. По крайней мере, примерно так выпялилась на Хэннера классная руководительница, когда он в сердцах на не получающуюся задачку крикнул на весь класс: «Манвэ ноги в рот, пусть подавится!».
Потом, слишком сразу, будто не было переходного этапа между этими двумя моментами, Хэннер оказался прижатым к груди своего Валы и обнимающим его за шею, а Мелькор гладил его по спине и шептал едва слышно какую-то галиматью, навроде: «Это всё-таки ты, я так и знал, я не зря, я знал, он обманул меня, старый развратник, урод, я так и знал, я люблю тебя, Гор, Гор…». «Я люблю тебя» Хэннеру понравилось, а вот Гор – не совсем, это слишком отчаянно было произнесено, он с усилием оттолкнулся руками от Мелькора и попытался заглянуть ему в лицо.