Нет, Северино был вполне себе жив, вот только пятнадцать лет не стерли его чувств ни на йоту. И всякий раз, как он начинал перечитывать знакомые строки, он слышал соленый ветер и чувствовал убаюкивающие волны. Именно поэтому он редко доставал книгу на людях — слишком велик шанс полностью погрузиться в свое прошлое и перестать адекватно воспринимать реальность.
Однако, услышав звонкий мальчишеский голос, капитан дернулся. Он поднялся на ноги — чужое присутствие заставило его собраться. Северино весь напружинился и напрягся, его тело перешло в режим повышенного внимания — он отчетливо слышал и понимал каждое слово из диалога Флава (по-видимому, так канатоходца звали по-настоящему) и Лучи. Недавние эмоции оказались забыты в один момент. Ну, то есть, не забыты, конечно же, а всего лишь оставлены “на потом”, как это обычно и бывало — на тот момент, когда можно будет безопасно их пережить, когда рядом не будет лишних наблюдателей. Сейчас на чувства не было времени, сейчас нужно было действовать.
Ситуация складывалась более чем интересная, даже в самом странном сне Северино не мог бы представить себе такого поворота. Книга в сумке, сумка на крыше, крыша на башне, а башня, как водится, высоко…
Капитан кивнул канатоходцу:
— Идемте, — он быстрым шагом направился к выходу из сада в сторону кордегардии. Если Куэрде понадобится арбалет, его можно взять только в оружейке. Мальчишка проводил их взглядом.
Северино сразу взял энергичный темп — время сейчас играло ключевую роль. Некоторое время они шли молча, затем капитан обернулся на своего недавнего шантажиста — а ныне соратника, пусть и поневоле.
— Каков ваш план? Расскажите мне подробно, — коротко сказал он, и только тут понял, что на его лице все еще блестят слезы.
Чувствуя себя ужасно неловко, он отвернулся и быстро вытер глаза, надеясь, что Куэрда ничего не заметил. Надежда, конечно, была слабой, учитывая все, что произошло. Мало того, что теперь циркач знает его самую главную тайну, мало того, что он знает, как именно они разговаривали с Фрэнком — как будто этого может быть мало! — он знает, что он, Севэро, не такой уж и каменный, как про него говорят.
Чувства всегда казались Северино чем-то постыдным — скорей всего, в нем говорили годы дрессировки на корабле морской дьяволицы Лэл. Он все еще помнил, как это было сложно — заставлять себя не смотреть на Фрэнка ласково, не улыбаться ему, и, уж конечно, не касаться его, если кто-то мог их увидеть. Долгими изматывающими тренировками он заставил себя быть сдержанным, и это умение просочилось в его дальнейшую жизнь.
Северино старался больше не встречаться взглядом с канатоходцем, чувствуя, что к щекам прилила кровь. Он и злился, и сердился, стыдился своей недавней слабости — и все это сразу. «Спасибо, бабуля, кем бы ты ни была», — в который раз возблагодарил он свои американские корни за красноватый цвет лица, маскирующий эмоции и не раз выручавший его и раньше.
***
Флавио боялся, очень боялся, что начальник городской стражи откажет в помощи. Это как кара небесная. Тут же нашла провинившегося и из победителя сделала его побеждённым, поставив перед бывшим пленником на колени.
Вероятность того, что капитан решит отомстить, была. Коста не знал, насколько она может превысить желание получить книгу, но опасения, что сеньор Мойя пожертвует своей библией ради сладкого чувства мести оставалась. И те несколько секунд, когда капитан принимал решение, были для Куэрды невыносимо долгими. И вот, долгожданный кивок. Начальник городской стражи сразу как то подобрался, и без промедления начал действовать.
— Жди меня у шатра, — буркнул Коста мальчишке, — и молчок, понял?
Лучи кивнул, провожая взглядом пару мужчин, направившихся к выходу. Потом сорвался с места и побежал к лагерю циркачей.
Видно было, что капитан привык держать всё под контролем и был уверен, что каждое его распоряжения выполняется неукоснительно. Флав шёл за ним, обдумывая зыбкий план, когда Мойя вдруг остановился и потребовал поставить его в известность относительно дальнейших действий. Куэрда не был уверен, что всё выгорит. План был шит белыми нитками, но времени «вышивать крестиком» не было.
— Значит так, — начал канатоходец, подходя поближе и собираясь с мыслями, — на башню ратуши можно попасть двумя способами. Первый: обосновать своё желание достичь крыши какой-либо веской причиной. «Там моя сумка» явно не подойдёт, а только привлечёт лишнее внимание. Второй: цирковой номер во славу… - здесь Куэрда запнулся, стараясь придумать в чью славу можно так рискнуть жизнью, и не подобрав ничего подходящего, продолжил: — Города, например. Для этого, думаю, нужно разрешение бургомистра.
Флав обернулся в ту сторону, где над особняками высилась крыша ратуши, несколько минут посмотрел на то, как заходящее солнце цепляется своим краем за шпиль. Сумки отсюда видно не было, и Коста даже усомнился, что она до сих пор там. Возможно, она зацепилась с другой стороны. Это было хорошо, потому что со двора легче вынести что-то незаметно.
— С края крыши ратуши, а возможно с крыши соседнего здания, это будет зависеть от угла наклона, можно протянуть канат, зацепив его за шпиль. Для этого нужен искусный арбалетчик. От его искусства стрельбы зависит успех номера.
Куэрда не стал упоминать, что от этого зависит не столько номер, сколько его жизнь.
— Я пройду по канату до шпиля. Шестом столкну до нижнего яруса башни сумку. Пока все будут глазеть, Лучи подхватит и вынесет.
Коста внимательно посмотрел на капитана, словно оценивая, какое впечатление произвёл на него план и готов ли он действовать согласно ему.
— От вас мне нужен арбалетчик и разрешение. Остальное я беру на себя. Как только сумка вернётся ко мне, книга вернётся к вам.
О риске того, что он может сломать себе шею, и тогда уже сумка не будет иметь для него никакого значения, Флав предпочёл не думать. «Прогулка» по наклонному канату — самый сложный трюк, и Коста на представлениях никогда не показывал такое, хотя во время репетиций он тренировал этот навык. Но одно дело гулять «под куполом цирка», пусть это пять-семь метром, а другое пройти над крышами города. Но сомневаться в себе было нельзя. Никак нельзя.
— На подготовку у нас есть время до завтра, — Флав ещё раз обернулся на заходящее солнце, — если с разрешением выгорит, то сумка будет у нас.
***
— Вы убьетесь, — ответил Северино, выслушав безумный план.
Это было сказано не вопросительно, не восклицательно, а просто как спокойная констатация факта, и оттого фраза получилась жутковатой. Он в красках вообразил себе, как Куэрда пойдет по наклонному канату. Да не просто какому-то «слегка» наклонному — там получится полноценный угол, разница в высоте ратуши и окрестных здания была приличная. Видение, как бы он его ни крутил, заканчивалось переломанным телом в луже крови. Конечно, капитан имел счастье наблюдать мастерство этого юноши во всей красе — он владел своим телом не хорошо, но восхитительно. Но если у Северино еще осталась хоть капля пространственного мышления — этого недостаточно.
Однако другого плана у капитана не было. Он отчаянно пытался сообразить какую-нибудь альтернативу — хоть какую! Этот парень еще слишком молодой, чтобы так глупо умирать — пусть от этого даже и зависит драгоценная библия Северино, пусть даже пару минут назад он готов был убить канатоходца за шантаж и варварское обращение с книгой. С другой стороны, если книгу найдет кто-то посторонний — несдобровать будет обоим. Сумку быстренько соотнесут с циркачом, ну а приметный почерк начальника стражи при доле везения установить тоже будет несложно — все-таки, он официальное лицо, не раз письменно обращавшийся к власть имущим. Так есть ли у них выбор?
Тем временем они достигли кордегардии. Северино быстро и привычно открыл дверь своего кабинета ключом и принялся шариться в полутьме на своем рабочем столе.
— Где же, где же, где же… — бормотал он, перерывая бумаги. — Бургомистр в отъезде, — пояснил он, не поворачиваясь к Куэрде. — Поэтому разрешение получить до завтра никак не удастся. Но у меня был готовый образец с печатью.
Капитан Мойя имел славу весьма честного и порядочного человека, именно поэтому однажды в процессе очередной бумажной работы бургомистром “задним числом” был подписан пустой лист («Ой, пишите там сами, что вам надо, у меня много дел»), который позже предполагалось заполнить ординарцу капитана под его диктовку — ну вроде как никто не ждал подвоха от Северино. В конечном итоге вся волокита оказалась напрасной, а бланк с печатью и подписью остался, припрятанный капитаном до лучших времен.
Вот только Северино чувствовал мерзкий холодок в груди — он не мог найти чертов бланк. И чем больше он копошился, тем меньше по его личной интуитивной шкале у него оставалось шансов на удачу.
— Мы не можем ждать, — наконец, тряхнул головой капитан. — Нам придется действовать сегодня, когда совсем стемнеет. Я зацеплю веревку, вам придется взбираться по ней до самого верха, чтобы достать сумку.
В этот момент дверь кабинета открылась, и вошел не кто иной, как Андрес.
— Капитан, как хорошо, что вы еще здесь, я хотел уточнить… — начал он, как вдруг заметил канатоходца. Он хитро улыбнулся, подмигнув парню и сказал: — О! Ну я… лучше тогда попозже зайду, не буду вам мешать.
— Ну-ка стой! — гневно рыкнул капитан. На ум его моментально пришла идея, заслоняя собой ярость на идиота-солдата, все понимающего не так. — Ты-то мне и нужен. Ты и Энрике — вы ведь сегодня в ночном патруле? Ваша задача — как стемнеет, встать по обе стороны от здания ратуши и не подпускать близко никого. Никого, слышишь? Объясняйте, чем хотите, хоть “персональным распоряжением капитана”.
— Э… — протянул Андрес. — А могу я узнать, зачем…
— Нет, — отрезал Северино. — Не можешь. Свободен.
Стражник вышел, подчиняясь приказу. Капитан взглянул на Куэрду.
— Я хорошо стреляю из арбалета. Я смогу выстрелить так, чтобы веревка зацепилась за крышу. Но я должен вас предупредить — ни одна стрела, тем более пущенная в такую ветхую крышу, не будет держаться хорошо. И у вас все еще есть шанс убиться, имейте это в виду.
***
Одна голова хорошо, а две лучше. В этом Коста убедился сразу же, как только озвучил план. Нет, Флав не рассчитывал на то, что бывший шантажируемый озаботится его жизнью, скорее всего, капитан понимал, что если Куэрда не достанет сумку, то никто не достанет. Проще конечно, полезть самому, но начальник городской стражи не подходил по весу и комплекции для такой крыши. И привлекать всё новых и новых лиц к своей тайне явно не собирался. И так уже как минимум трое знали о чудесной книге.
Канатоходец не стал перечить, просто молча принял озвученные условия. Всё-таки полномочий у капитана было в разы больше чем у циркача, и Флав положился на его благоразумие и смекалку. Впрочем, разговор о благоразумии не шёл. То, что предлагал сеньор Мойя, тоже не слишком отличалось логикой. Варианты концовки явно совпадали — «вы убьётесь».
Пока капитан шарил по столу, канатоходец прикидывал шансы избежать такого конца. Коста не понаслышке знал, что, как правило, карьера каждого канатоходца заканчивалась вместе с его жизнью. По крайней мере, в этом цирке произошло именно так. Флав занял освободившееся место и старался как можно меньше думать о таком, взращивая в себе уверенность, но и не игнорируя здравый смысл. Куэрда всегда тщательно просчитывал трюки и если риск неудачи превосходил успех более чем на половину, старался не использовать его в представлении. Но в этом случае канатоходец не собирался отступать, хотя процент превышал все его допустимые нормы.
— У меня есть… — начал было Коста, но в это время их прервали.
Взгляд и улыбка, которую кинул на него вошедший, вызвали у Косты неприятные ощущения. Флав, посмотрел на капитана, с удивлением отмечая, что может быть начальник стражи не так уж и безгрешен, просто держит в строгости подчинённых, не позволяя им выносить сор из избы. А потом мысли потекли по проторенному пути, возвращаясь к злополучной библии.
«А не капеллан ли при отделении городских стражников капитанский любовник?».
Куэрда мотнул головой, прогоняя навязчивое. Канатоходец дождался, когда подчинённый покинет кабинет и продолжил, выслушав очередное упоминание о радужной перспективе своего конца:
— У меня есть крюк. Я пользуюсь им для закрепления каната на определённой поверхности. Если привязать его к болту арбалета и зацепить за шпиль, то мои шансы достичь желаемого и спуститься вниз в разы вырастают.
Флав ещё раз взглянул внимательно на капитана. Может быть, перспектива благополучного спуска циркача, как раз не входила в его задачу? Всё таки в этом случае знающих о его тайне станет на одного меньше.
— Мне нужно вернуться в цирк, переодеться и взять оборудование, которое может пригодиться.
Коста отступил на пару шагов назад, не зная, отпустит ли его начальник городской стражи или намеренно задержит здесь до наступления темноты.
— Луна нам в помощь, сеньор Мойя…
Хотя, отлично понимал, что она же и их противник, но забираться на ветхую крышу в полнейшей темноте, а Куэрда был уверен, что капитан не потащит с собой факелов, очень опасно.
***
Северино кивнул вслед уходящему канатоходцу, чего тот, конечно же, не увидел. Он хотел еще что-то сказать, но забыл, что именно. До темноты оставалось еще некоторое время, которое капитан посвятил безуспешным уже поискам подписанной бургомистром бумаги — и все это почему-то в полутьме. Затем он все же зажег свечу и быстро сходил в оружейку, чтобы подобрать арбалет получше. Северино осмотрел все, что имелось в арсенале, взвесил в руках несколько моделей, придирчиво выбирая самый подходящий для такой ситуации.
«Эта затея — сплошное безумство», — вертелась в голове навязчивая мысль. Он все не мог отделаться от образа сорвавшегося с приличной высоты Куэрды. Как человек, повидавший смерть и едва ли не пожавший ей однажды руку, капитан знал, что жизнь — это самое дорогое, что есть у человека, и ни одна книга, будь она хоть сто раз важная, не может стоить этого. С другой стороны образ циркача, пытаемого «Святой Инквизицией» был куда более неприятным.
Оставшееся время Северино провел в нервном ожидании, вертя между пальцев арбалетный болт — неискоренимая привычка, пережившая с ним все его пиратское прошлое. Если рядом был более-менее мелкий предмет — монета, небольшое лезвие или, как вот сейчас, болт — он начинал бессознательно крутить его в руках, даже не осознавая, что делает.
Наконец, окончательно стемнело. Ночь выдалась облачной и, к ужасу капитана, ветреной. Низкие тучи неслись быстро, гонимые свежим бризом. Луна, на которую уповал и Флав, и он, будто нехотя вскарабкалась на небосклон, недовольно взирая на город, однако ее было видно лишь иногда — в рваные прорехи облаков. «Могло быть хуже», — убеждал себя Северино, направляясь к ратуше. Просто потому, что он точно знал — это только лучше может быть некуда, а вот хуже всегда есть куда.
Чем ближе он подходил, тем больше его одолевали сомнения. Идиотский план, просто кретинский… зачем они вообще это делают? А если кто-нибудь увидит? Почему мальчишке нужна была непременно сумка Куэрды? Зачем циркач вообще положил книгу в эту сумку? Да, прежде всего, зачем было ее красть, ну что в ней может быть такого интересного?
От этих мыслей Северино злился, стараясь таким образом замаскировать свое волнение. И за что он волновался больше — неизвестно, за библию или за жизнь циркача, которому предстоит ею хорошо так рискнуть. Придерживая тяжелый арбалет на плече, капитан вгляделся в ночь, пытаясь высмотреть худощавый силуэт и отчего-то надеясь, что парень вообще не придет.
***
— Ну, что, Флав, что?
Первым, кого Куэрда увидел, после того, как быстрым шагом, а кое-где и бегом пробрался к лагерю циркачей, так это был Лучи, резво выпрыгнувший из-за вольера с обезьяной. Ящерка сам был похож на маленькую юркую обезьянку. Взгляд мальчишки бегал по лицу канатоходца с вопросительной надеждой действий.
— Что? — ответил повторяющимся вопросом на вопрос Куэдра и, цепко ухватив Лучи за плечо, присел перед ним на корточки, чтобы взгляд оказался вровень. — Не болтай, — Флав улыбнулся уголками губ и погрозил мальчишке указательным пальцем. — Старый Пиро не любит болтунов. Да и тебе самому не нужна такая слава, правда?