Все еще не решив, как себя вести, Северино только молча кивнул на слова Куэрды и последовал за ним. Кабак встретил их дымом и шумом множества голосов, переплетающих в себе смех, ругательства и все, что между этими эмоциями. Единственный свободный столик обнаружился недалеко от входной двери — по-видимому, его до этого занимала та самая компания из трех человек.
В голове Северино по кругу крутились одни и те же вопросы — читал ли Куэрда книгу? Умеет ли он вообще читать? Читает ли на английском? Как вообще общаться с этим пареньком? Обычно капитан неплохо разбирался в людях, но красивое лицо Куэрды оставалось непроницаемым для него. Запугать? Наврать? Сказать правду? Подкупить?
В тусклом и дымном освещении Северино лучше разглядел лицо канатоходца. Растрепанные волосы красивого коньячного оттенка, живые, подвижные глаза, ровная чистая кожа, не считая “ведьминской”, как ее называли в народе, родинки. На их столе тот же час оказалось красное вино и два бокала — официантки в “Щуке и гусе” работали шустро. Как обычно, взяв инициативу на себя, капитан разлил вино по бокалам и поднял свой.
— За… Сильвано? — это получилось немного вопросительно.
Северино совершенно не хотел пить. Если начистоту, то все, чего он хотел на данный момент — забрать свою библию и уйти. Но все было не так-то просто. Они находились в шумном месте, и взять книгу силой бы не получилось. Значит, придется как-то убедить циркача отдать ее.
“Интересно, он узнал меня?” — думал капитан. В городе его фигура была достаточно известна, учитывая приметную внешность, поэтому Северино бы не удивился, если бы выяснилось, что Куэрда заочно с ним знаком. “Надеюсь, что нет…” — капитан набрал воздух в легкие и, наконец, перешел к делу.
— Сеньор Куэрда
Он придал своему голосу уважение, и даже чуть склонил голову, слегка покачивая бокалом с вином. Одновременно с этим он постарался выглядеть как можно спокойнее, точно он лишь выполнял свой долг и никак не был заинтересован в книге.
— Меня зовут капитан Мойя, я начальник городской стражи. Прошу прощения, если напугал вас там, на площади, я многих пугаю, — он коротко усмехнулся. — Я здесь по делу. Сегодня вечером мне поступила жалоба — человек, чье имя для вас не так важно, потерял одну ценную вещь. Это небольшая библия в кожаной обложке. Кто станет искать обычную книгу, скажете вы, но это не просто книга — это, — он чуть запнулся и произнес максимально торжественно: — святая библия. Как примерный христианин, я счел своим долгом поискать ее. Книга была утеряна сегодня днем на площади, когда тот самый сеньор смотрел ваше представление. Я счел, что вы можете что-то знать об этом… и не ошибся. Она ведь у вас.
Это был не вопрос, а утверждение. Северино пронизывающе посмотрел Куэрде в глаза, стараясь одновременно не показывать своего смущения от столь откровенной и наглой лжи. Если Куэрда привык хоть немного копать глубже, он увидит, что вся эта стройная история шита белыми нитками. Капитан стражи — и вдруг бросается искать какую-то книгу, будь она хоть трижды библия? Однако это была единственная история, пришедшая на измученный эмоциями ум Северино в данный момент.
“Ладно, — утешил он себя, — всегда можно заплатить ему столько, что он и думать забудет о библии, даже если и читал ее содержимое”. Капитан прекрасно знал разгулы и масштабы взяточничества среди стражников. Как обычно, будучи белой вороной с обостренным чувством правды и справедливости всегда и везде, он пытался бороться с этой формой коррупции, насколько мог, но его попытки были лишь каплей в море. Он не смог бы вспомнить, когда он брал взятку и брал ли он ее когда-то вообще, однако сейчас он был готов предложить этому парнишке, с большой вероятностью даже не понимающему, что происходит, все — свое жалованье, старинные материны украшения, свое тело и душу, лишь бы снова ощутить приятное тепло страниц под своими пальцами. Честь стражника отступала перед страхом потерять последние напоминание о Фрэнсисе навсегда.
***
Кабак встретил привычной атмосферой, Коста нырнул туда, как в бурлящее тёплое вечернее море и отдался весёлой неустанной игре волн. Улыбаясь и вертя головой во все стороны, канатоходец продвинулся к свободному столику, чувствуя спиной, что незнакомец благоразумно последовал его примеру. Впрочем, незнакомцем он оставался недолго. Наполнив, скорее всего, не очень качественным, но привычным Куэрде вином бокалы, тот представился.
Флавио никогда не встречался с начальником городской стражи, слава богам не довелось ни при приятных, ни, тем более, при неблагоприятных обстоятельствах. Но прекрасно был наслышан про его несгибаемый нрав и требовательный характер. Слухи ходили и о том, что капитан обладает двумя бесценными, но бесполезными вещами, а именно: железными яйцами и мраморным сердцем. Ни то, ни другое никогда не интересовало Косту, а сейчас, пока сеньор Мойя вещал историю обстоятельств, приведших его к этому моменту, канатоходец, внимательно слушая, разглядывал визави и рассуждал.
Высокий, крепкий и как будто бы цепко держащийся ногами за пол, как это неосознанно делают бывшие моряки, мужчина всем своим видом должен был внушать уверенность в завтрашнем дне. Седина ему шла, она не добавляла ни возраста, ни солидности, зато одаривала ощутимой вескостью. Высокие скулы, кажущийся в неярком свете бездонным уголь радужки глаз, тонкая, словно осуждающе пренебрежительно изгибающаяся линия губ, нос явно сломан и шрам, который настолько в первый момент приковывал взгляд, что Флав несколько раз прогулялся по его дуге от скулы к скуле и обратно.
Странно ли было то, что капитан городской стражи взялся за поиски «чудо-библии»? Да, странно и эта странность не укрылась от Косты. Можно было списать такое рвение на то, что жалующийся на собственную потерю, был не просто сеньором, чьё имя Куэрде не нужно было знать, а хороший знакомый сеньора. Это объясняло бы, почему сам начальник стражи отправился на поиски священного писания. Но совершенно не вязалось с содержимым, потому что сам Флав, если бы даже и потерял такую вещь, будь он трижды приятелем слуги закона, ни за что не обратился бы с подобной просьбой, а наверняка, отправился на поиски сам. Ведь существует вероятность, что капитан, усомнившись в священности, или желающий убедиться в исключительности писания, непременно заглянет внутрь. Неужели вера в честность этого сеньора столь велика? Возможно.
Был ещё вариант. Проситель и есть тот, второй, то есть, согрешивший непутёвый падре, желающий быть не узнанным и отгородившимся от этой истории. Но в тех отрывках, которые уломал перевести Мариньё Флав, не было названо никаких имён. «Чего святоша тогда опасается? Потерял и потерял. Возьми новую и строчи дальше».
Куэрда не был дураком, хотя часто выглядел легкомысленным и даже старался поддерживать такое мнение о себе, полагая, что жить так удобней. Флав пил, слушал, смотрел и думал, а библия, так славно пригревшаяся за пазухой, проникала похотливым ядом под кожу.
«Отдать?».
Любопытство не давало покоя. Значит ли это, что второй грехопаденец тоже знаком начальнику городской стражи, а возможно, это сам капитан собственной персоной!
Куэрда кивнул, как бы невзначай дотронулся ладонью до места, где скрывалась книга.
— Хорошо, сеньор Мойя, — он пригубил вина, — я тоже считаю себя примерным христианином и поэтому помочь ближнему сочту в радость, — он улыбнулся и положил ладони на стол перед собой. - Думаю, такое благое дело, как возвращение священной книги её владельцу, которая, бессомнено, дорога ему, как и каждому христианину, слово божье, зачтётся на небесах, — он заглянул своим коньячным взглядом в черноту воронова крыла, — поэтому, я сам хотел бы совершить сей благостный поступок. Сведите меня, пожалуйста, с сим сеньором, чтобы я мог возрадоваться и добавить на весы кроху, которая в нужный момент, возможно, перевесит груз моих грехов в праведную сторону.
Витиеватая речь полилась, словно молочная река и обволакивала, как кисель, вот только в конце, взгляд, коим гладил собутыльника Коста, стал цепким, гвоздящим к месту.
***
Да, рассчитывать на глупость и невнимательность циркача оказалось глупо. “Стоило его напоить, прежде чем спрашивать”, - запоздало подумал Северино, вновь и вновь проводя взглядом по худощавой гибкой фигуре. Он вспоминал, как когда-то очень-очень давно старый кок одного из судов объяснял ему, почему самого Северино, всегда бывшего крупнее многих своих сверстников, не “торкает” с обычной дозы. Он рассказывал, что будто бы количество спиртного имеет прямое отношение к массе тела. Если это было правдой, то вряд ли Куэрде потребовалось бы много — ну сколько он мог весить? Капитану казалось, он с легкостью бы перекинул циркача через плечо, проходил с ним полдня и даже не заметил бы этого.
Так или иначе, а момент был упущен. Задним умом Северино по привычке был крепок, а вот с актуальной хитростью всегда были проблемы. Да и с хитростью вообще как таковой, если быть окончательно точным.
Нет, нет, идиотскую историю мог бы проглотить кто угодно, но только не этот, похоже, чересчур смышленый парень. “Читал или не читал? Понял или не понял?” — изводил себя капитан, пытаясь пронзить пространство и найти ответ в глубине красивых каре-медовых глаз, смотревших в его собственные глаза с неприкрытой насмешкой.
Чтобы выиграть немного времени на выверенный ответ, капитан отпил вина из своего бокала снова и, заметив, что бокал собеседника уже полупустой, снова наполнил оба до краев… или, точнее, не доходя пальца до края, как учили на корабле — чтобы не разлить. Подобных привычек он давно за собой не замечал, потому как они стали частью его натуры.
Итак, ложь провалилась. Что там следовало за ней в прискорбно короткой очереди идей? Кажется, угрозы?
— Вы говорите, как заклятый грешник, — наконец, усмехнулся Северино. — Я, конечно, не святой отец, чтобы исповедовать вас, однако если мы вспомним Десять Заповедей, несложно будет увидеть, как сильно они перекликаются с законами Испании, которым и я, и, надеюсь, вы, подчиняемся, — он сделал паузу и продекламировал: — “не убивай, не кради, не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего”. Как видите, как минимум три из них напрямую касаются меня, — дальнейшее было произнесено с мягкой, почти отеческой и уж точно никак не соответствующей “Стальному Мойе” улыбкой: — Так что если у вас есть, что сказать о грузе ваших собственных грехов… я внимательно слушаю. Как вы знаете, пришедшего лично с повинным ждет наказание куда более мягкое, чем того, кто скрывается от закона.
Запугивал ли он парня? Ну естественно! Запугивал и подкупал, только не деньгами. Намеком в нужный момент на то, что за небольшую услугу, оказанную городской страже, в будущем и настоящем можно будет простить куда большее, можно было легко убедить касту людей, регулярно имеющих проблемы с законом. А любые бродячие артисты, несомненно, попадали в эту категорию. За свою бытность стражником Северино насмотрелся на самые разные преступления, совершаемые под цветными шатрами уличных циркачей и театралов - вплоть до похищения детей знатных господ с последующим выкупом. Отсутствие проверок и придирок городской стражи - не об этом ли мечтает каждая труппа, по сути всегда являющаяся бандой?
В таких разговорах важно было повернуть их ход в свою сторону, стать хозяином положения. Это не мне нужна книга, это вам лучше бы ее отдать, если не хотите моего пристального внимания. А вы, конечно же, его не хотите, да и тяжело представить того, кто бы его захотел. Стращать у Северино всегда получалось лишь немногим хуже, чем мечтать — а уж по этому умению он точно бы побил все рекорды, если бы такое соревнование существовало. В искусстве угроз ему помогало все, в том числе устрашающая внешность. Осталось только определить, насколько Куэрда восприимчив к страху, насколько смел и отчаян.
“Он канатоходец, остолоп, — сказал Северино сам себе. — Он каждый божий день подвергает свою жизнь опасности. Ты думаешь, его проймет какая-то там тюряга?”. Да, действительно, ход был глупым… но что поделать, слово — не воробей, вылетит — не поймаешь… как будто бы вылетевшего воробья можно поймать!
***
«Вот оно, вот! В точку, в яблочко, в самую сердцевинку»!
Флав еле удержался, чтобы не рассмеяться. Так был он доволен тем, что догадки попали в цель. Нет. Утверждать с уверенностью в сто процентов что капитан, и есть один из двух, канатоходец до сих пор не мог, но то, что сеньор Мойя знаком с содержимым книги, теперь оказалось очевидным.
Потому что на простую просьбу указать на растеряху или устроить с ним личную встречу, для того, чтобы Коста мог самолично вернуть потерю и поживиться вознаграждением, как можно было бы понять, что канатоходец рассчитывает именно на это, а не на озвученную галочку в списке его добродетелей, начальник городской стражи заюлил и перешёл то ли к намёкам то ли к угрозам. Можно было бы конечно предположить и то, что сам капитан рассчитывал на благодарность в виде звонкой монеты, но Флав, наслышанный о Северино Мойе, отмёл эту возможность сразу, как только тот заарканился.
— Вы там забыли семь ещё упомянуть, — канатоходец прямо ласково посмотрел на собеседника, — кажется, седьмое место занимает грех прелюбодеяния, но это вас, как правильно заметили, касается меньше всего. И главное сейчас, что ваша забота о ближнем поражает, — Куэрда улыбнулся, — вы, как наша церковь, заведомо уверены, что нет безгрешных, как и не встречались вам и те, кто не имел проблем с законом.
Коста заметил, как наполнился его бокал и восхитился паутиной, которую раскидывал собеседник, явно рассчитывая если не силой взять, то добиться своего измором.
— Мои грехи останутся при мне. Они не так малы, чтобы забыть об исповедальне, но и не выросли ещё до того состояния, чтобы я мог подумывать о кутузке.
Что мог сделать начальник городской стражи? Составить анонимку? Подкупить свидетелей того, что никогда канатоходец не делал? Зажать в тиски закона и вынудить покинуть город труппу? Мог. И Флаву явно было не по сердцу, что тот, о ком так славно говорили, дал повод думать о себе иначе. «Кто без греха пусть кинет в меня камень».
— Вам библия нужна как будто позарез, — Куэрда пригубил второй бокал, — и вы не погнушались даже намекать на сделку.
Коста окинул взглядом кабак. Здесь и сейчас преимущество было на его стороне. И даже если капитан вдруг «встанет на дыбы», решив его прилюдно арестовать, то канатоходец вполне мог рассчитывать, что «публика», собравшаяся в кабаке в ночи, будет на его стороне. Поэтому сейчас самое время открыть все карты и расставить точки.
— Книгу я отдам только владельЦАМ, — он намеренно звуково выделил окончание последнего слова, залпом выпил красного и со стуком поставил бокал на стол, — и не пытайтесь обмануть меня, подсунув в этом качестве другого. Я назову строфу, столбец, страницу, а истинный ценитель священного писания прочтёт мне наизусть указанное место.
Коста облокотился на стол руками и приблизил лицо к сеньору так, чтобы тот чётко и внятно расслышал и понял:
— Владелец столь ценой книги должен это знать. А если вдруг со мной случиться несчастие какое, или с цирком произойдёт вдруг неудобство (всё бывает в жизни, не так ли?), то, не печальтесь, ценный фолиант, уж будьте уверены, вернётся, — Куэрда чувствовал, как хмелеет, дешёвое вино давало быстрый результат, поэтому накрыл бокал ладонью, чтобы воспрепятствовать его наполнению, — в лоно церкви.
Флав выдохнул и откинулся на спинку стула.
— Но я клянусь вам, что о книге никто не узнает, пока она находится у меня, и что беречь её я буду пуще ока. А так же, что отдам её владельцу.
Карты открыты, ход теперь за капитаном.
***
“Он знает, он читал, он понял”, — не считая этой панически бьющейся мысли, в голове Северино было пусто, как в пересохшем колодце. И эхо такое же гуляло — эхо этой самой мысли, ибо других-то все равно не было.
Взгляд хитрых глаз с чертячьим прищуром, обманчиво-ласковый тон голоса — все это усугубляло ситуацию. До сих пор о книге из живых знал только он один. Он не открыл этот секрет даже собственной матери, до самой смерти со слезами умоляющей его рассказать о том, где же он был и что с ним случилось.