Когда я зашел домой, Илья только вышел из ванной. Не глядя на меня, он направился сразу в спальню, закрыв за собой дверь. Понимая, что пропажу таблеток он обнаружит достаточно быстро, я предпочел ретироваться в комнату, которую он только покинул.
Смывать с себя следы «борьбы» каждую ночь когда-то было делом привычным для меня. В студенческие годы я слишком много трахался, слишком много пил и слишком много думал о себе. Хотя, пожалуй, последнее у меня все еще оставалось. Тем не менее, ступив во взрослую жизнь, и секс, и выпивка начали как-то постепенно покидать меня. Было ли это следствием моего постоянного недосыпа или я просто потерял былую привлекательность, я точно сказать не мог. Но факт оставался фактом. Может быть, я запал на Илью тоже только потому, что давно не трахался?
Я поднял взгляд на свое отражение, продолжая растирать по зубам и деснам мятную зубную пасту, от которой во рту слегка жгло. Волосы отвратительно вились, заставляя меня все больше думать о том, что я однажды точно побреюсь налысо. Мешки под глазами стали немного меньше, чем раньше, и это немного радовало. Я сполоснул рот, уперся руками в раковину и посмотрел на свое отражение снова. Гетерохромия на левом глазу как будто стала темнее, еще больше выделяясь коричневым пятном на голубой радужке. Я опустил взгляд на свои руки, посмотрев на шрамы. Мне все больше казалось, что я теряю привлекательность. И куда делся тот юноша-первокурсник, на которого западали все люди вокруг?
Когда я вышел из ванной, Илья стоял на первом этаже, топтался возле двери и шарил по карманам. Я уперся руками в перила, вскинув брови и молча наблюдая, когда буквально через несколько секунд он поднял взгляд.
– Слушай, ты таблетки случайно не видел? – я мотнул головой. – Хрен с ними, потом куплю.
Когда он закрыл за собой дверь, я усмехнулся и согнулся, подперев щеку рукой. Шел второй (или все же третий?) день в доме Курякина, а я все еще не вылетел на улицу. Или он в спешке забыл о том, что собирался выкинуть меня из дома, или же решил, что мне стоит остаться на еще какое-то время, чтобы, если приспичит, я мог под него лечь. И тот, и другой вариант казались мне малопривлекательными. Тем не менее, возвращаться в свою пустую квартиру у меня желания не было.
Я никогда особо не любил убираться, но это занятие меня определенно успокаивало. И вызывало боль в пояснице, будто мне было под пятьдесят лет. Я не люблю убираться, но я люблю уют и комфорт. И считал, что они и чистота напрямую взаимосвязаны. Только вот уборка небольшой квартиры это одно. Она по времени занимала максимум четыре часа (включая перерыв на перекус). А вот уборка в достаточно большом доме, хоть и с малым количеством мебели, это совсем другое. Илья определенно не был самым чистоплотным человеком, и это слегка раздражало. Он явно редко убирался. Под мебелью и за ней был приличной толщины слой пыли, по которому можно было сказать, что Курякин ко всему прочему еще и лентяй, никогда не передвигавший мебель во время уборок. Если бы к нему домой пришли с проверкой на чистоту, и его, и все комнаты, в которых он бывал, сожгли бы, пританцовывая ритуальный танец.
Разумеется, я преувеличивал и сам это понимал. Но этот мерзкий чистюля, сидящий в моей душе, твердил свое.
Интересно, если бы я решил составить список наших с Ильей отличий, насколько большим бы он был? Думаю, одного листа было бы маловато. Чем дольше я думал об этом, тем все огромнее казался мне этот несуществующий список. И тем больше я думал о том, насколько сильно мы не сочетаемся, я понимал, насколько мне это нравится.
Илью встретил запах ужина. Я был уверен, что возвращаться домой намного приятнее, когда в нем пахнет едой, только вытащенной из духовки. Я не знал точно, любил ли Илья мясные пироги, но другие рецепты я попросту не смог вспомнить. Кроме яичницы, разумеется, которую, как оказалось, Курякин не ел. Из полуфабрикатов ничего путного не приготовишь. Поскольку Илья закрыл входную дверь, мне пришлось через окно выбираться на улицу и идти до ближайшего супермаркета за продуктами. Поверх футболки я накинул его куртку, решив не напрягать людей вокруг своими полосатыми руками. И, как мне казалось, все это было сделано не зря.
– Ты заказал еду? – Илья отодвинул тарелку с пирогом в сторону, ставя на стол пакет. Он вытащил из него палку колбасы, батон, молоко и таблетки, а я подумал о том, какой я чертов дурак, что выкинул их утром. Нужно было немного подождать и выкинуть их днем, пока Ильи не было и он не заметил пропажу. Наверное, мне стоило приберечь эту идею на потом. Если это «потом», разумеется, вообще настанет.
– Обижаешь.
Он с подозрением посмотрел на меня, вскинув брови, хмыкнул, подхватив продукты, и направился к холодильнику.
– Ты умеешь готовить?
– И к тому же очень неплохо. А также умею убираться и отлично отсасывать, – Илья медленно выглянул из-за дверцы. – Насчет последнего пошутил. Или нет. – Он закатил глаза и захлопнул дверцу холодильника. направляясь к столу.
– Только не говори, что ты весь день убирался и готовил, – он пододвинул к себе стул, опускаясь за стол и поднимая на меня взгляд. Я пожал плечами, опираясь поясницей о столешницу, и потер запястья. Илья понял все без слов, кивая и глядя на пирог перед собой, явно размышляя, стоит ли пробовать то, что приготовил я. Мало ли, вдруг я ему что-то подсыпал.
– Не волнуйся, если бы я хотел убить тебя, я бы сделал это не через отравление, – он косо посмотрел на меня, фыркнув, и вытянул руку, поманив пальцами, в которые я вложил нож и вилку.
По какой-то не совсем ясной для меня причине я даже испытывал что-то вроде волнения, глядя на то, как медленно Илья отрезал кусок от пирога. Он явно все еще был в раздумьях, чем слегка начинал раздражать. Наверное, такие же чувства испытывали молодые директора только что открывшихся ресторанов, к которым вдруг наведывались какие-нибудь влиятельные кулинарные критики. Разница была только в том, что Илья точно давно не ел домашней пищи и наверняка наслаждался бы едой даже в том случае, если бы она оказалась недожаренной или слишком соленой. Илья жевал так же медленно, как нарезал пирог, глядя перед собой в одну точку, словно действительно размышляя, стоит ли давать моему ресторану больше одной звезды.
– Нормально, – наконец пробубнил он с набитыми щеками, проглатывая и отрезая новый кусок.
Я улыбнулся, расслабленно опуская плечи. Илья был не из тех людей, которые когда-либо охотно признавали свои ошибки. Скорее гнули до последнего свою линию, даже если понимали, что были не правы. Особенно, если бы своим признанием они бы потешили самолюбие людей типа меня. Но мне было достаточно того, что он ел приготовленный мной ему ужин.
– Это в любом случае лучше замороженных котлет, не так ли, большевик? – он бросил на меня взгляд и тут же отвел обратно. Он не признал бы это. И мне все равно было чертовски приятно. На самом деле, я уже плохо помнил, что такое готовить не для себя. Для себя можно было наскоро нарезать овощи, бросить их в тарелку и залить маслом, назвав это салатом. А для другого невольно начинаешь стараться. Что-то я размяк.
– Сам-то не будешь?
– Я не голоден, – я наблюдал за тем, как он ел. И, хочу сказать, это была довольно занимательная картина. Как если бедного студента пригласить в богатый ресторан и бесплатно поставить перед ним все блюда, присутствущие в меню. Такой же все еще недоверчивый, но радостный взгляд, и такая же жадность, с которой он поглощает принесенную пищу, надеясь, что это не сон.
– Слушай, а в честь чего это? – он вытер губы, повернув ко мне голову и подперев щеку рукой.
– Если скажу, что мне было скучно, ты поверишь? – он мотнул головой. Я усмехнулся, скрестив руки на груди. – Тогда мне просто захотелось, чтоб ты в кой-то веки съел что-нибудь нормальное.
– Нормальной пища была бы, если бы ты, например, борщ сварил.
Я вскинул брови, почесав средним пальцем щеку и только поняв, что я уже несколько дней ходил без кольца. Я надеялся, что оставил его дома, а не выронил в клубе. Этот расклад был бы так себе.
– Борщ, я так понимаю, это что-то из русской кухни. Как скажете, господин Курякин, принимаю заказ, – я усмехнулся, покачав головой, и сжал переносицу пальцами. Ожидать «спасибо» не стоило. Но я в нем и не нуждался.
Илья фыркнул, вставая из-за стола и задвигая стул, вышел из кухни. И заглянул обратно.
– Погоди, откуда ты мою фамилию знаешь? – я медленно опустил руку, подняв на него взгляд. Что-то внутри похолодело, и я выпалил первое, что пришло на ум.
– Пока убирался, нашел твой паспорт.
Илья вскинул брови, медленно кивнул и пожал плечами, снова исчезая за дверью. Мне оставалось только облегченно вздохнуть.
Я заглянул в спальню и обнаружил в ней Илью, лежащего на спине, забросив ногу на ногу, и рассматривающего потолок. Он даже не посмотрел в мою сторону, только слегка повел плечом.
– Можно вопрос? – я подошел к нему, присев на корточки возле кровати и упершись рукой в нее, подпер щеку ладонью. – Почему я еще здесь?
– Дверь всегда открыта, можешь идти, – он закрыл глаза, облизнув губы. – Или ты о том, почему я тебя до сих пор не выгнал?
– Вроде того.
– Ну, во-первых, я бы точно не выгнал тебя после секса. Это было бы бестактно. А во-вторых, ты меня покормил, а это позволяет тебе переночевать у меня снова. Типа платы.
– То есть не выгнал бы после секса? – я снова рассматривал его лицо, словно мог забыть хоть какую-то его черту. – Это тоже как-то относится к русской культуре?
– Очень смешно, ковбой. Плоские шутки и глупые вопросы тоже как-то относятся к американской культуре?
Я усмехнулся, ставя подбородок на край кровати и садясь на пол нормально.
– В смысле ты и проституток за дверь не выставляешь после секса?
Илья приоткрыл один глаз, посмотрев на меня, и вскинул брови:
– Мне послышалось, или ты только что поставил себя в один ряд со шлюхами? И нет, я ни разу не снимал их.
– Это было сравнение.
– Хорошо, ты только что сравнил себя со шлюхой?
Я тяжело вздохнул, на секунду закрыв глаза.
– Хорошо, ты меня подловил. Я неудачно выразился. Но ты ведь понял суть?
– Не-а.
– Ладно, забей.
Илья усмехнулся, закрыв глаза, опустил руку и потрепал меня по волосам. Я опешил, скосив глаза вверх и глядя на руку над собой, пальцы которой зарылись в волосы, слегка сжав их.
– Ты еврей, что ли?
– Извини?
– Ты кудрявый такой. Вот и подумал, – он потянул волосы на себя и тут же ослабил хватку, положив ладонь мне на макушку.
– Не все кудрявые обязательно евреи. И, пожалуйста, не говори о моих волосах.
Илья снова усмехнулся, открыв один глаз и посмотрев на меня:
– Комплексы, ковбой?
Я помотал головой, фыркнув, и лег щекой на кровать.
– Нет, я просто их не люблю.
– Откровения-то какие, ух, – Илья протяжно зевнул, закрывая глаза. – У тебя еще не все так плохо. Видал я особо кудрявых людей, напоминавших какой-то клубок или там тучу, я не знаю, как объяснить. И им это ужасно не шло. Так что это точно не та причина, по которой ты мог бы переживать, – он помолчал несколько секунд, добавляя. – Я даже как-то удивлен, что ты можешь быть недоволен своей внешностью.
– Это комплимент?
– Нет, намек на то, что ты явно нарцисс.
– Какой интересный вывод. И на чем он основан?
– По тебе это видно. Да и такие смазливые чаще всего бывают нарциссами, – пальцы скользнули ниже, опускаясь за ухом и неторопливо почесывая за ним кожу. Я прикрыл глаза, расслабившись. – Ты чертовски странный, ковбой.
– Взаимно.
Он повернул голову, разлепив глаза, и снова зарылся пальцами в волосы.
– Сколько тебе лет?
– Двадцать шесть.
Он кивнул, прикрыв глаза и продолжив смотреть как будто сквозь меня.
– Мне тоже. Скажи, ты местный?
– К чему эти вопросы?
– А для чего люди задают друг другу вопросы?
– Тебе ответить нормально или как журналист? – он посмотрел на меня, проведя указательным пальцем вдоль затылка. – Я работаю журналистом и чаще всего задаю вопросы ради того, чтобы заработать на жизнь. Или побесить человека. Не думаю, что тебе нужны от меня деньги, и не думаю, что именно сейчас ты хочешь меня разозлить.
– Журналистом, говоришь, – он поднял уголки рта вверх, повернувшись на бок. – И где ты работаешь? Только не говори, что в «Таймс».
– Если бы, – я усмехнулся, прикрыв глаза. – Знаешь ведь «Нью Ньюс»? Да, та самая дерьмовая газетенка, которую даже бомжи не покупают, чтоб под бок постелить. У меня там своя колонка.
Илья отвернул голову, на секунду уткнувшись носом в подушку, и повернул обратно, пожав плечами, переместился пальцами по волосам выше.
– Почему же. Знаю. Я как-то раз по ошибке подписался на выписку и теперь не могу избавиться. Не знаю, не читал даже толком. Ты под своим именем пишешь? – я кивнул. – Хорошо, завтра полистаю, – он снова зевнул, закрывая глаза. – Надо же, ко мне домой пришел сам пьяный журналист «Нью Ньюс», с которым я к тому же переспал.
– Ты определенно добился успеха в жизни.
Он отвернул голову, уткнувшись лицом в подушку, и по вздрагивающим плечам я понял, что он смеялся. Беззвучно, но смеялся. И я жалел о том, что не видел его. Улыбающимся он наверняка выглядел потрясающе.
– А кем работаешь ты?
Он повернул голову, снова глядя на меня расслабленно, надавил на затылок, подвинув к себе ближе.
– Вообще работаю учителем иностранного в старших классах. Но сейчас лето, и я просто отдыхаю.
– И куда тогда ты уходишь на целый день?
– Просто таскаюсь по городу. Я к нему все никак не привыкну.
Я закрыл глаза, прислушиваясь на несколько секунд к стуку колес проезжающего мимо поезда.
– У тебя здесь никого, верно?
– Как и у тебя, – я открыл глаза, посмотрев на него.
Он был прав. В Нью-Йорке из знакомых у меня была только редакция и бывшие однокурсники, большинство из которых разбежалось по стране. А другая часть не желала со мной разговаривать.
– Иначе ты бы давно выпер меня за дверь.
– Да что ты выпер да выпер. Так не терпится на улице оказаться? – я мотнул головой, и Илья усмехнулся. – Нет. Я говорю с тобой не потому, что ты один из немногих, с кем мне вообще хочется говорить. Хотя это одна из причин. Я сейчас сонный, потому и спокойный. Так что сильно не обольщайся.
Я кивнул, повернув голову к его руке и уткнувшись на секунду в его запястье носом. Я и не обольщался. Мне хватало того, что я мог находиться рядом без опасения быть замеченным или получить по шее. И мне было так спокойно, как не было уже давно. И все казалось каким-то далеким, неважным и совершенно ненужным.
Я и впрямь определенно размяк.
Открыв глаза, я аккуратно убрал его руку, поднимаясь на ноги.
– Опять ведь ночью придешь, – Илья перевернулся на спину, зевнув в кулак, и посмотрел на меня, едва раскрыв глаза. – Ложись уж, – я кивнул, осторожно обходя кровать и опускаясь на нее. Теперь паранойя Ильи частично передалась мне. Интересно, разве она была когда-то заразной?
Он перевернулся на другой бок, подперев щеку рукой.
– Затылок не болит?
– Чего? А, да нет, вроде бы.
Он кивнул, кладя голову обратно на подушку, и снова положил руку мне на волосы, опускаясь пальцами к затылку и прикасаясь к постепенно заживающей ране. Которая, к слову, действительно не болела.
– Ты такой странный, ковбой. Как будто что-то недоговариваешь.
Я пожал плечами, закрыв глаза. Сонный Илья действительно был другим человеком. Или это все те же чертовы таблетки.
– Ну, как говорится, у нас нет людей без скелетов в шкафу.
– Не умничай, – он снова перевернулся на спину и закрыл глаза, выдыхая. – Спокойной ночи, Соло.
Я кивнул, приоткрыв глаза и посмотрев на него.
– И тебе. Большевик.
Я сближался с ним постепенно. Так же медленно я когда-то узнавал о нем что-то через интернет и наблюдения. Только теперь все происходило заново. Он рассказывал о себе постепенно, с каждым днем снова и снова откладывая мое «выселение». А я в ответ пытался как-то его отблагодарить: то убирался, то готовил. К слову, последнее я делал все чаще. К домашней еде быстро привыкаешь.