Дом у железной дороги - Squ Evans 13 стр.


========== Это произошло ==========

Комментарий к Это произошло

Олег

Я снова просыпаюсь от его крика. Он снова плачет во сне. Снова пытается драть кожу ногтями, но я ему не даю – отстриг ногти под корень, пусть и неровно, зато он не навредит себе. Я больше не оставляю его на ночь в подвале – пусть он будет рядом. Ему спокойнее, если я рядом.

– Тише-тише, все в порядке, я здесь, – шепчу ему, пытаюсь успокоить. Голову приподнимаю от подушки и крепко обнимаю, когда он начинает спросонья размахивать руками. А потом сжимает мои плечи. Чувствую – дрожит. – Снова кошмар? – кивает.

Кошмары в последнее время ему снились все чаще. Заходил к нему утром, а он лежал или в слезах, или с разодранной кожей, или с рвотой на полу. Однажды зашел к нему, а у него истерика. Сидел на кровати, держался за голову и хохотал, раскачивался. А потом вдруг посмотрел на меня такими безумными глазами, что мурашки по коже пошли. И каждый раз, когда он приходил в себя, говорил, что ему просто снился кошмар. Никогда ни об одном мне не рассказывал. Я не был уверен, что готов их услышать.

Я старался приезжать домой пораньше, иногда вовсе не уезжал в город, чтобы дольше с ним быть. Когда я был рядом с ним, он редко чудил. Мог залипнуть минут на пять, стоять, не моргать, а потом снова начать болтать о всяком. И в подвале его старался не держать. Оставлял там только тогда, когда уезжал. Если б я его наверху оставлял, то он бы дом мог перерыть, ножи бы нашел, еще чего с собой сделал. А этого мне не надо. Гнал домой быстрее, потому что думал, что он там, в подвале, черт знает что творит.

Видел по его глазам – у него начинает съезжать крыша. Но я не понимал, почему. Я был с ним ласков (почти всегда, я правда старался изо всех сил), всегда выполнял его просьбы и обеспечивал всем, чем мог. Он ведь даже не пытался больше сбежать. Скорее рефлекторно сворачивал к двери, когда шел в ванную, а потом останавливался, смотрел на нее, разворачивался и уходил. Иногда скреб пальцами. Я предлагал ему пойти на улицу – он отказывался. Холодно, говорил.

На улице и впрямь сильно похолодало. По ощущениям, со дня на день должен был выпасть снег. Сергей говорил, что зиму ненавидит больше всего на свете. Мы с ним сидели обсуждали всякое, и он внезапно мне об этом заявил. Сказал: «Знаешь, Олег, вот зима – худшее время в году. Почему в некоторых странах зимой тепло, а у нас, здесь, такой мороз? Кому вообще нравится снег?». Я лишь пожал плечами. Для меня что зима, что лето – все равно. Моя жизнь от времени года не зависела. Сменил кожанку на куртку потеплее и хватит.

Смотреть в окно ему нравилось намного больше. В первые дни я заколотил все окна, чтобы Сергея никто случайно не увидел. Потом решил (не я, Сергей), что они портят весь вид. Ну, и установил железные решетки снаружи. Выглядело, вроде бы, даже симпатично – не знаю, мне особого дела не было. Так вот. Сергей любил смотреть в окно спальни (она на втором этаже, вид прямо на сад, который я мы планировали разбить весной). Собственно, о планах он и говорил. Иногда. Иногда говорил, что вот, переделаем этот убогий забор, вот тут цветы посадим, а вот здесь можно и огород разбить. А потом говорил, что нет, вот здесь мы сажать ничего не будем, тут же поезда эти дурацкие, пыль вся на овощах будет. Говорил, лучше продадим это место весной и нормальное купим. Или не продадим, а оставим, может, перетащим что-нибудь в новый. А потом говорил, что, знаешь, Волков, иди-ка ты нахер со своим домом, я городской житель и ненавижу эту загородную херню с дачами и прочей ерундой. Говорил, здесь ни связи, ни комфорта, еще и поезда эти дурацкие спать мешают. Говорил, не для того он столько пахал, чтобы потом руки марать в огороде. Короче говоря, Сергей определиться с отношением к этому всему никак не мог.

Иногда у меня появлялась мысль – и желание – забрать его и вернуться в город. Он бы соврал, я это точно знал. Но постоянно меня что-то тормозило: а что, если. А что, если не соврет. Что, если это все часть его плана. Что, если он продолжает мастерски играть со мной. Что, если все давно все поняли и просто ждут, когда я облажаюсь. Что, если в городе все станет хуже. Что, если он внезапно отдалится. Что, если его заберут. Что, если он уже никогда не сможет стать прежним. Что, если он и вправду сходит с ума, а значит, его придется отправить на лечение; что, если врачи окончательно все испортят. Что, если все пойдет наперекосяк.

Ведь сейчас, в этот момент, все было почти идеально. Мы жили почти как семейная пара. Мы все делали вместе, и я чувствовал, что никогда не испытывал ничего подобного. А потом смотрел ему в глаза. Он – нет. Я смотрел ему в глаза и ничего не видел. Иногда благодарность. Иногда какую-то детскую радость. Но чаще всего я не видел ровным счетом ничего. Ни единой эмоции. Он смотрел словно сквозь меня. И я понимал – всегда любит только один. А второй позволяет. Я скорее был, как домашняя собака, которая приносит в зубах тапочки и гоняет разносчика газет от дома. И я хотел бы сказать, что мне было больно. Но и тут нет. Я просто чувствовал, что мне надо работать. Работать еще и еще, пока Сергей окончательно все не поймет.

И каждый раз, когда я был готов уехать с ним в город, я вспоминал его глаза. И понимал – еще не время. Чуть погодя. Немного потом. Обязательно.

И уезжал один. Закрывал его внизу, чтобы он ничего не натворил, чтобы его никто от меня не забрал. Чувствовал только, что времени как-то мало. А до чего – не понимал. Как видно, зря.

Я знал, что они его ищут. Все еще. Шел уже второй месяц, а они не теряли надежды найти его. Увеличивали масштабы поисков. Лицо Сергея было всюду. Я видел его в газетах, по телевизору, на столбах. Новость не переставала быть популярной – этому я удивлялся. Поначалу я думал, что на него забьют через недели две, как и на всех пропавших. Но с каждой неделей масштабы лишь нарастали. Тысячи теорий. В интернете, на улице, по телевизору. Тысячи, тысячи предположений, что с ним стало. Некоторые говорили, что он вступил в секту и его использовали в жертвоприношениях. Некоторые говорили, что его украли инопланетяне («Это уже не в первый раз такое, я давно заметил, что его подменили, вот откуда у него деньги!»). Некоторые говорили, что Сергея никогда и не существовало, а все фотографии – третий человек, который сейчас скрывается. Некоторые говорили, что он сделал пластическую операцию, потому что его достало внимание. Некоторые говорили, что он улетел в Африку и угодил в племя каннибалов («Там белых только так едят, я в фильме видел!»). Некоторые говорили, что его давным-давно убили. Но знал правду только я. Я и только я. Остальные лишь могли догадываться.

Я вдруг так живо представил себя на сцене (уверен, это заслуга Сергея: он развивает меня). Вон там, сбоку, в тени, стою я. В центре все носятся, кричат, галдят, а публика хохочет. Абсурдные теории веселят ее. Веселит милиция, бегающая со свистком вокруг всех актеров, собирая их в кучу. Как пастушьи собаки овец. Все кричат, а на них свистят. И меня никто не видит. Я лишь наблюдатель. Смеющийся над ними наблюдатель. Актеры возмущенно размахивают руками, одного уводят. (Я держу в руках газету: «Шляпин – зашляпил Разумовского? Создатель «Студенчество.ру» и главный подозреваемый в деле дал интервью: «Несмотря на то, что мы с Сергеем конкурировали, я бы никогда не причинил ему вреда». Пролистываю до интервью: «Год назад вы заявляли, что Разумовский – проклятие российского интернета, засоряющий мозги подросткам, и вы сделаете все, чтобы спасти их всех. Это ли не мотив?» – и рядом фотография, Шляпин Е. В., бывший депутат, располневший за последние годы, сидит в кресле, смиренно держа руки на коленях, а лицо – все красное от натуги. Читаю его ответ: «Сергей всегда был моим близким другом, несмотря на наши разногласия. Он просто видел интернет другим. У него своя политика, у меня своя. Я бы никогда не решился на преступление». И вижу в другой газете длинный-длинный список улик: вырванные из контекста фразы, угрозы, компромат – все что угодно, что можно повесить, чтобы поскорее закрыть дело.) А потом приводят его обратно и забирают другого под улюлюканье толпы. (Я открываю ссылку: «Юлия Пчелкина – кровожадная убийца?!» – и фотография: Юля, закрывающая лицо рукой, и широкая спина, частично заслоняющая ее от камеры. Бестолковая статья из желтых сплетен и комментарии.

anon21: Пчелкина никогда не нравилась. Вечно недовольная сука.

adskyKOT: давно пора эту сплетницу посадить, позор журналистики!

angel_bez_krilev: Я с ней в одном подъезде живу, она та еще стерва! Наверняка виновата, только про Разумовского и пишет, а ебырек мусорской ее и покрывает.

gazmyasov5858: хз сиськи зачетные.

marusya77: что вы накинулись на девушку???? то что в нее недавно кто-то стрелял никого не волнует????сидят неудачники сплетничают про законопослушных граждан!!!

razoomovsky: pishu iz ameriki, u menya vse ZBS!!!

narkotik_kotika: Я знаю Юлю со школы, не думала, что она способна на такое…

alexey_prochorof: Прочитал статью. Автор, ты больной? Желтуха желтух и выводы первоклассника. Почему вы вообще ее подозреваете? Журналист хоть раз убил кого-нибудь?

anyutin_glazok: согласна с Алексеем, статья бред. я читала, что у него охранник незадолго до этого появился. и где он сейчас? почему его никто не подозревает??)

Софиты внезапно перемещаются на меня. Громыхающие звуки прекращаются. Актеры затихают и выстраиваются в линейку. На сцену выходит он. Гром вздергивает губу, глядя на меня, и идет ко мне, а второй софит следует за ним. И музыка фоном превращается в барабанную дробь.

– Еще раз, Волков, где вы были двадцать восьмого сентября? – оба софита направлены на нас, и внезапно я в центре сцены, на стуле. Гром берется за спинку и отклоняет назад вместе со мной.

– Утром я звонил Анне, секретарше Сергея…

– Ныне покойной?

– Царство ей небесное, – и поднимаю ладонь вверх (по залу разносится хохот, Игорь вскидывает руку и резко сжимает в кулак – голоса стихают, а барабанная дробь становится громче). – Да, ныне покойной. Сказал ей, что опаздываю. Стоял в пробке. А когда приехал, Сергея уже не было.

– И кто может доказать?

– Анна. (В зале снова смех.)

– Она мертва.

– Какое совпадение. Сергею всегда кто-то пытался испортить жизнь. Наверняка еще и на камеру снимали, как убивали ее, чтобы потом ему показать.

– А почему вы уверены, что его держат в плену? – барабаны замолкают, софит сбоку освещает лицо Игоря – торжествующе улыбается.

– Одно из предположений.

– Тогда почему же вы живы до сих пор, если некто убивает всех близких Сергею? (Зал перешептывается.)

– Должен же кто-то быть подозреваемым, чтобы милиция могла на кого-то все свалить.

Барабанная дробь начинается снова, и Игорь отпускает стул. Сажусь прямо. Подключаются тарелки. Игорь обходит стул со мной вокруг.

– И где вы были все эти дни?

– Дома.

– И что же вы делали в офисе?

– Проверял, не явился ли Сергей.

– Сотрудники штаба говорят, вы с Сергеем были очень близки. Настолько, что спали вместе.

– Я не гей.

– А я и не про секс.

Бум! Зал аплодирует, и все софиты на Грома. Игорь кланяется, машет рукой.

(Новая газета в моих руках: «Служебный роман: бывший охранник Разумовского признался в сексуальных связях с ним». Кликаю по ссылке: «Убийство из ревности? Охранник пропавшего миллиардера все отрицает». Читаю комментарии:

adskyKOT: по роже видно, что пидар.

polzovatel545: пиздец, теперь и пидоры у нас в стране?

Anton_Koltzov: Ебануться страсти кипят.

olechka_krolik: ну то что создатель ВМесте натуралом быть не мог ясно было с первого интервью…

tvoi_drakon: А че пидор-то сразу? Мужик сказал же что не трахал его.а если и трахал то не пидор потому что не в жопу давал.

nikotinka: @tvoi_drakon, а откуда знаешь, что не в жопу? Свечку держал?

boris_moroz: Бля я кажись с ним служил.

Интернет поразительно грязное место.)

Мою квартиру обыскивали с собакой. Улик ни у кого не было – они просто ворвались посреди дня. А мне сказали не рыпаться, чтобы не нарываться на неприятности. Мне просто повезло, что я в этот момент был дома. Хотел забрать теплую куртку на смену осенней. Обнюхивали каждый угол. Перевернули шкафы. Спросил их ордер – показали какую-то бумажку. Я знал, что мне не стоит сопротивляться, чтобы не вызвать подозрений. Мне же нечего прятать. Я же порядочный гражданин.

В моей однушке с доисторической мебелью шастали сразу три мента и их собака. Овчарка обнюхивала каждый угол, для порядка рычала на меня, но не нашла ни наркотиков, ни улик. Менты были в растерянности. Без добычи уходить не хотели. Искали, за что зацепиться. Нашли, разве что, пару оставшихся журналов с Сергеем. Пробурчали что-то про педика и пошли дальше искать.

– Служивый? – один особо басистый подошел ко мне, сидевшему на диване, и подтянул брюки. Вырядились так, словно я террорист какой-то. Один, вроде, даже бронежилет напялил. Клоунада.

– Ага.

Басистый перекатился с ноги на ногу, окинул меня взглядом с головы до ног. Смотрел так, словно не верил моим словам. Я тогда пригляделся к его лицу – такие обычно быстро лишаются работы из-за того, что спиваются. И, судя по его лицу, он был уже на полпути.

– Чечня?

– Афган.

– Неплохо.

Он крякнул, развернувшись, и пошел к двери. Осматривал каждый угол снова так внимательно, как будто все еще надеялся что-то найти. А потом ушел вместе с дружками и псом. Я подождал несколько минут, когда они точно уедут (выглянул в окно, чтобы убедиться), и быстро осмотрел квартиру сам. Я хотел лично убедиться, что они ничего не могли найти. А еще боялся, что эта псина успела где-то нагадить.

А потом сразу выпил таблетки. Купил их в первой попавшейся аптеке, что-то от нервов. Наплел какую-то ерунду про бессонницу и расстройства из-за работы, мне и спихнули какую-то дрянь. Пил уже неделю, а никакого результата. Паранойя все еще была при мне. По ночам все еще слышалось всякое. Даже теперь, когда я спал с ним на одной кровати. Мог внезапно проснуться если не от крика Сергея (и не факт, что он действительно кричал), то от шумного дыхания за спиной. Однажды проснулся и увидел тень над собой. Размытую такую, темную, тяжелую. Быстрее накрыл Сергея одеялом и включил ночник. Тень сразу же исчезла.

Иногда видел то, чего нет. Готовлю Сергею поесть (приспичило порадовать его сладким): шоколадные палочки и торт «Наполеон». Сергей в это время спит в соседней комнате, в кресле заснул, когда читал. Я укрыл его пледом и ушел на кухню, решив сюрприз устроить. И тут слышу шаги. Тяжелые такие (в голове барабанная дробь – чувствую, как душа в пятки уходит). И быстрее бегу на звук. И вижу у кресла, где спит Сергей, Анну. Стоит, а голова неестественно наклонена, и смотрит на меня в упор. Переводит на него палец и говорит: «Ради этого?».

А как моргнул – исчезла. Даже обошел кресло несколько раз – ничего не произошло. Поправил Сергею плед и ушел обратно на кухню. В тот же день, к слову, таблетки я и купил.

Не был уверен, что это паранойя. В медицине я не силен, но, по-моему, галлюцинации не были симптомом. Может быть, у меня постепенно развивалась шизофрения. Не знаю. В любом случае, я ждал, когда все потихоньку уляжется, чтобы с чистой совестью пойти лечь куда-нибудь и пролечиться. Хотя психиатрические клиники всегда вызывали у меня какой-то подсознательный непонятный страх.

Одним словом, хорошего было мало. Хорошим был, разве что, Сергей.

Я тут вспомнил, как мы после ужина с ним обсуждали всякое. Мы в принципе очень часто с ним разговаривали (по сравнению с тем, что было раньше, по крайней мере: теперь он рычал реже и чаще всего не отталкивал меня, кроме тех случаев, когда у него начинались приступы). О том о сём. О детстве заговорили.

Сергей не смотрел на меня. Все ковырялся в почти пустой тарелке, перекатывал вилкой цветную капусту и говорил вполголоса:

– Я не помню ничего толком. Обрывками совсем. Ну, вроде, знаешь, как учился читать. Даже помню рассказ, по которому учили: что-то про Машу и ее трех-четырех черных котов. Суть только не помню, – усмехнулся. – Зато помню немного квартиру. Такая типичная советская двушка, знаешь ведь? Знаешь, конечно. Не помню, на каком этаже была, но вроде не слишком высоко. Помню просто, что чтобы попасть в мою комнату, надо было от входной двери направо и до конца. И запах такой дурацкий, не знаю… Как от бабушек в транспорте. Всегда пугался его. Так не хочется стареть, знаешь… О, еще помню тот мультик про волка. Нравился мне ужасно. У меня кассета была, – поднял голову, а глаза даже заблестели. – Помнишь ведь кассеты такие, да? Не лицензионные, ясное дело, обычные черные, за копейки купить можно было. Потом еще зеленые этикетки к ним клеили, чтоб знать, какой на них фильм. Записывали черт знает откуда, изображение мигает, звук отвратительный, а все равно смотрели. Так вот, был мультфильм какой-то про волка…

Назад Дальше