Клянусь, я не думал, что правда это сделаю. Даже когда ехал по раздолбанным дорогам на дорогой машине Сергея, даже когда увидел дом. Я правда думал, что это просто мечты, глупые фантазии. Не более.
Этот Антон продал дом с радостью. Чуть ли не спину подставил, чтоб мне было на чем документы подписывать. Показал мне, конечно, до этого дом изнутри – не все так плохо. Я ожидал увидеть прогнивший деревянный пол, стены с ободранными обоями, доисторическую мебель с торчащими пружинами. Но все оказалось даже неплохо. Типичная такая недорогая дача, в которую приезжали раза три-четыре. Мебель старая, советская, но прилично сохранившаяся, обои такие, знаете, белые в цветочек, даже телевизор маленький есть. Куда больше мне приглянулся погреб. Это небольшое помещение, где-то четыре на четыре, примыкающее к еще одному, немного больше. Грубо говоря, как сказал Антон, это как еще один этаж с одной полноценной комнатой и еще одной для собаки. Антон сказал, этот подвал еще до него построили, то ли какие-то параноики на случай ядерной войны, то ли еще что-то. В любом случае, без полок с полупустыми банками (которые Антон поклялся вывести чуть ли не на следующий день) выглядело место достаточно жутко, особенно с этой постоянно мигающей лампой Ильича. Я подумал – просто так, честное слово, – что это место надо бы как-нибудь обустроить. Мебель принести там, удобства какие-то минимальные создать. Я еще подумал, что можно из моей квартиры сюда что-нибудь переправить, я ведь, в конце концов, все равно постоянно на работе ночую.
В общем, с того дня все и началось. Я попрощался со своей зарплатой, перечислив добрую часть накоплений Антону, и начал постепенно обустраивать тот дом. Выходных было не так много, потому я постарался сделать в свободное время свой максимум: очистил все от пыли, местами мебель передвинул, дверь новую установил (старая совсем никакая была), окна еще новые. Шторы было выбрать сложнее. Обустроил погреб поприличнее (даже стены там перекрасил, в светло-зеленый – прочитал, что такой цвет успокаивает): спустил кровать и стол, купил нормальную лампу, плиты на пол уложил, чтоб он по холодному бетону не ходил. А потом подумал, ну, Сергей такой человек, ему бы зеркало сюда. Выбирал даже дизайн, старался, а потом вдруг подумал – вдруг Сергей сбежать захочет. Снимет это зеркало, разобьет, а потом – хрясь – и воткнет мне в шею, когда я зайду. Н-да. Ну и купил тогда металлическое. И к стене привинтил на всякий случай. Такое даже я вряд ли смог бы снять и разбить о чью-нибудь голову.
Ну и тогда же, собственно, я подумал, как еще Сергей мог меня попытаться убить при побеге – а он ведь точно попытался бы, я же знаю Сергея. В итоге пришлось снова копить деньги и снова тратиться – купил всю новую мебель, которую можно было привинтить к полу. Полки тоже пришлось менять (не то чтобы их было жалко – они вот точно со времен динозавров в этом подвале) и тоже на металлические.
Наверное, со стороны звучит так, словно я какой-то тиран, который решил поместить Сергея в тюрьму. Вовсе нет, совсем нет. Все было очень даже уютно: хорошее постельное белье (не шелковое, но я постарался и нашел отличное хлопковое) с кучей подушек, несколько картин (в основном репродукции всяких пейзажей), ковер (ворсистый такой, мягкий, приятный голой стопе), книги (все, которые он любил – я внимательно осмотрел его домашнюю коллекцию: Уайльд, Рембо, Лермонтов, даже «Смерть в Венеции» с какой-то эксклюзивной обложкой откопал). А потом подумал, Сергею, наверное, приятно будет и о себе почитать. Ну и привез в дом все газеты и журналы, в которых я о нем читал. И новые купил, на всякий случай. А еще тумбочку прикроватную, в которую все и сложил. Обычную, деревянную, не подумайте, но очень, на мой взгляд, красивую, я бы даже сказал, вписывающуюся в интерьер. Но лампу к ней привинтил. На всякий случай.
Сменил входную дверь. Она все еще оставалась металлической, но уже не такой уродливой. Сергею, все-таки, нравились красивые вещи, и я старался сделать все, чтобы ему здесь было комфортно.
Что еще. А, точно. Я подумал, что Сергей наверняка захочет прогуляться по дому. Я ведь знаю Сергея – и себя, – ему точно не захочется все время сидеть в четырех стенах. И решил привести в порядок тогда и дом. Подумал – он захочет принять ванну. А ванная в тот момент была жуткая. Совсем не такая, какая могла бы ему понравиться. И тогда на смену чугунной, обшарпанной пришла новая, керамическая – я и не думал, что ванны, черт возьми, такие дорогие. Но это того стоило, я думаю. Унитаз тоже сменил, чуть не поломал все правда, но справился. Раковину тоже на керамическую сменил. Купил даже стакан для зубной щетки и плитку обновил. И коврик, конечно же коврик, чтоб выходя из ванны, ногам приятнее было. Честно говоря, я был вполне доволен результатом: получилось скромно, но, я думаю, со вкусом.
Я просто вспоминал квартиру Сергея и пытался сделать все так, чтобы нравилось ему. Помню, когда я впервые оказался у него (после своей-то, государственной), знатно так обалдел. Просторная светлая двушка с минимумом мебели и с максимумом вещей. Он мне тогда сказал – спишь на диване. Уверен, это должно было прозвучать обидно (как собаке – ткнуть пальцем в сторону и сказать: «Место!»), но я отчего-то даже не задумался об этом (только сейчас). Один только его зал был больше, чем моя квартира. На разложенном диване, на который было накинуто сразу несколько пледов, громоздились книги (в основном по программированию и экономике) и подушки. Я даже как-то слишком живо представил, как он засыпал среди них, накрыв одной из книг лицо. Деревянный паркет, несколько ковров и одинокая пальма в углу. И окно, большое окно с видом на улицы. А еще несколько шкафов (все деревянные, конечно же) и комод с вещами. Весь зал был отделан в белых и коричневых тонах. И все смотрелось так гармонично, что даже бардак не выглядел неуместным. Мне стало даже стыдно думать о своей квартире – неухоженной, старинной и такой безвкусной на фоне его. А еще стало неудобно оттого, что я единственный не вписывался в мир Сергея. Я, в своей водолазке и джинсах, смотрелся инородно даже на фоне бардака. Наверное, все дело было в том, что это был мир Сергея и только Сергея, и мне места в нем не было. Но я пообещал себе, что однажды обязательно все станет иначе.
И ванная комната у него просторная, со стиральной машинкой и огромной ванной. В такой несколько человек смогли бы свободно лежать, подумал еще я. Большое зеркало с подсветкой, и все, конечно же, из керамики. Не вычурно, не подумайте, наоборот. Хотел бы сказать, что как в журнале, но нет, в журналах все было слишком идеально. А в его комнатах всюду были разбросаны вещи, большую часть из которых, я уверен, сам Сергей не помнил, как и когда купил.
Но больше всего меня впечатлила его спальня. Его личное пространство и его рабочая зона. Небольшая, на удивление, кровать, расположенная у окна и застеленная таким мягким бельем, что я поблагодарил бога за то, что на ней уже спал Сергей, и я не мог прилечь и вырубиться рядом. Большой угловой стол, на котором стоял всего один монитор (зато рядом лежал ноутбук – мало ли, когда вдохновение нападет), зато везде были разбросаны блокноты и бумаги (позволил себе взглянуть на парочку – это были рисунки и записи: что купить, что приготовить, кого послать). А еще стоял неприхотливый кактус. Небольшой такой, колючий (понятия не имею, что дернуло меня потрогать его – наверное, какой-то инстинкт из детства, когда ты видишь кактус и думаешь, что тебе срочно нужно заработать иголку в палец). А еще шкаф-купе с зеркалами. Я позволил себе заглянуть в него и был удивлен тому, насколько яркой была палитра. Я привык одеваться во все темное и потому видеть буквально две или три черные вещи было немного непривычно. Я сомневался, что он носил и половину из этих вещей, но я не сомневался, что они ему обязательно идут. Позволил себе даже рассмотреть одну из рубашек (какую я еще не видел на нем, разумеется): глубокий бордовый цвет и мягкая ткань, вся пропахшая его одеколоном. Такой, наверное, не отстирать (я пытался найти такой же в магазинах, но не смог, потому купил к нам в дом похожий и поставил на тумбочку у кровати). Посреди комнаты лежал небольшой ковер, на котором стоял стеклянный журнальный стол со всего двумя журналами: один с экономическими статьями, а второй – новостной. О, и сейф еще, вот так, на самом видном месте. Я, правда, его сначала даже не заметил. Он больше был со стороны похож на какую-то странную тумбочку. А еще у него на полке стояла ваза с фруктами: три зеленых яблока, одно красное, уже почерневшие бананы и наполовину очищенный мандарин, кожура которого лежала рядом. Я еще тогда решил, что обязательно буду ему их покупать. Чем больше, тем лучше.
Я правда старался, когда обустраивал наш будущий дом. Я представлял, что он скажет, что он переделает и что бы он точно не сделал. Это было простое и искреннее желание обустроить ему комфорт. Разве меня можно за это винить?
Но нет, честное слово, я правда не думал, что действительно это сделаю. Я всего лишь убивал время, пока Сергей был занят работой. В конце концов, я ведь не один такой, верно? Верно же?
Отвлекусь, потому что вспомнил тот день, когда к нам пришла журналистка из «Правды». Забавно, что в «Правде» никакой правды не пишут, одни домыслы, как любил говорить об этом Сергей. Думаю, тот день еще был примечателен тем, что Сергей, наконец-то, поверил в то, что я и вправду целиком и полностью на его стороне.
Той ночью пришлось ночевать в офисе. Сергей только-только закончил разработку очередной идеи и уснул на диване, мне приказав «сторожить». В итоге я заснул на полу рядом с ним и проснулся, как обычно, раньше. К тому моменту его расписание я уже знал наизусть – Анна услужливо каждое утро выдавала мне его, – и знал, что через несколько часов должно было состояться интервью.
Будить Сергея не то чтобы опасно. Просто ты никогда не знаешь, в каком настроении он проснется. Иногда, когда я его будил, он вскакивал злой, как черт, крушил все вокруг, а потом во всем колорите русского языка рассказывал мне о том, кто я такой и где мое место. А иногда канючил, как ребенок, просил дать еще пять минут и кидался подушками (если ночевали в офисе – кидаться особо было нечем, и он быстро сдавался). Тем утром настроение у него было никаким. В смысле, не плохим, но и не хорошим. По крайней мере, до того момента, пока я ему не напомнил про интервью. С Пчелкиной из «Правды» он уже сталкивался, то интервью очень сложно забыть (помню, когда читал его, представлял, что это какой-то баттл в игре). Сергей нервничал, и это было заметно. Я не мог понять причину его беспокойства, не могу понять и сейчас, но я знал одно – я, в конце концов, его пес, который должен оградить его от всего, что может навредить. И потому я сказал то, что должен был сказать.
– Если хотите, я могу сделать так, чтобы она не пришла вообще.
И положил руку на пояс, на котором висела кобура.
Сергей взглянул на меня почти растерянно, словно я разбудил его снова, и помотал головой.
– Просто проследи, чтобы она не задавала лишних вопросов.
Его настроение менялось быстро – через пару минут он уже сидел в кресле в чистом костюме, который хранил в шкафу на подобные случаи, закинув ноги на стол и держа в руке кусок вчерашней пиццы. За несколько дней до этого он пристрастился к оливкам. До этого он ел только сырную и грибную, остальные игнорировал и не признавал за пиццу вовсе. А потом что-то у него в голове щелкнуло – нужно покупать ту, что с оливками, и никакую другую. Я не был против, моего мнения, в общем-то, и не спрашивали.
И вот, значит, ест Сергей пиццу, запивает кофе, принесенным Анной, и тут двери открываются, и входит она. Молоденькая совсем, едва старше Сергея, но, судя по ее статьям, рвется в бой против него так, словно посвятила всю свою жизнь расследованию его грехов. Вот прям как родилась, так сразу и начала. Зашла вся такая важная и деловая в кабинет, юбка – короткая, губы – красные, в руке клатч, короче говоря, ни дать ни взять цаца. Села перед ним и говорит, типа, здрасте, я Пчелкина из газеты «Правда». А у Сергея с ней запись была, прям так. Я, честно говоря, никогда и не думал, что журналисты еще и время назначать могут. Думал, может, врываются в офисы к людям и пихают микрофон под нос. Ну, или те, кто хочет, чтоб у него интервью брали, идут в газету. А Сергей так театрально-фальшиво вскинул в восторге брови, улыбнулся ей с набитым ртом, переложил пиццу в другую руку и протянул ей, а она нос только наморщила, поглядев на нее, в крошках и масле, и обошлась, в общем, без рукопожатия. Я смотрел на Сергея и видел – доволен. Я все никак не мог понять, зачем брать интервью у того, кто неприятен тебе и которому неприятен ты. Наверное, потому я никогда бы не смог стать каким-то медийным человеком и попасть в светскую тусовку. Да и мое дело вовсе не анализировать всех этих журналистов, а прикрывать Сергея. Потому я вдохнул поглубже и постарался запомнить запах журналистки – чтоб выследить было легче, если что. Цветочные духи, цену я понять точно не смог, но по немного резкому аромату словил – надушилась буквально несколько минут назад.
Ну и вот, села она, значит, перед его столом между мониторами, а он – раз – и вскочил, перебрался на диван, на котором только что спал, заставив ее повернуться следом. И развалился так вальяжно, по-хозяйски, сразу же дав понять, на чьей журналистка территории. А она, значит, достала диктофон, включила и положила его на стол. Ну, Сергей только пальцем покачал и говорит:
– Вот об этой штуковине я не договаривался. Уберите ее. Я люблю ретро и предпочел бы, чтобы по старинке записывали. Поработайте рукой, дорогая, – ткнул в меня пальцем, отряхивая другую ладонь от крошек, и кивнул в ее – ну, журналистки – сторону. – Олег, проверь, что диктофон отключен.
Ну, я подхожу к Пчелкиной, значит, а она смотрит на меня настороженно, но диктофон не отдает. Протягиваю тогда ей руку, а она только вздыхает:
– Зная вас, господин Разумовский, без диктофона с вами говорить бесполезно, – тяну руку уже к столу, она тут же шлепает по пальцам, как какую-то дворнягу, и я чувствую, что начинаю закипать (поднимаю взгляд на Сергея – а у него глаза горят, явно ждет представления). – И уберите от меня своего головореза.
– Вы находитесь в офисе Разумовского, – говорю ей нарочито терпеливым тоном (смотрю боковым зрением на Сергея – глаза все так же горят). – И вы берете у него интервью с его позволения. Сергей имеет полное право ставить свои условия.
Снова смотрю на него, а он наклоняется вперед и улыбается, медленно вытирая каждый палец об салфетку. Улыбка у Сергея почти всегда была хищной, не идеально ровной – один клык выступал немного вперед, – но такой искренней, что затмевала любую другую.
– Мой головорез может показать даме, где тут выход, – тут Сергей делает так, как я очень люблю: отводит все волосы назад и придерживает обеими ладонями на макушке, – и даже проводить до него, если она хочет сорвать еженедельный план и вылететь с работы из-за невыполненного разворота и первой полосы. Я ведь буду на первой полосе, не так ли? – лицо у него в этот момент самодовольное. Он все так же улыбается и полирует верхние зубы языком.
Я не мог сказать, что Сергей тщеславный. Скорее, уверенный в себе. Но, снова же, искренний и честный, а это я ценил превыше всего. Даже когда он врал, это больше походило на шутку. Возможно, потому я не мог его осуждать. Возможно, потому он мне так понравился.
Журналистка смотрит на меня исподлобья – что, не ожидала, что его охранник будет таким? – и протягивает мне диктофон. Новенький совсем, даже царапин на нем нет. Отключаю его и кладу в сторону, пока она достает блокнот и ручку. И встаю позади – так лучше видно, что она делает, но при этом я не мешаюсь во время разговора и в любой момент могу свернуть ей шею. Сергею достаточно было только дать знак, и я был готов свернуть ей шею в любую секунду, даже не задумываясь. Разве могло быть иначе?
Она ему, значит, говорит:
– Планируете как-то расширять свою сеть?
– Нет ничего шире, чем интернет, дорогая моя.
– Уточню: я говорила об обновлениях вашей сети. В Штатах о вас не говорит только ленивый, судя по сводкам новостей, и все пытаются понять, чья же сеть окажется в выигрыше: ваш «Вместе» или «Фейсбук» Цукерберга. Поскольку я живу в России, то, конечно же, болею за вас, потому и спрашиваю про обновления.
Я чувствую, что на зубах как будто песок, так громко скрипят зубы. Чужое вранье пахнет даже хуже, чем все те бомжи из подъездов, в которых втыкал нож Сергей. Они хотя бы были мертвыми.
– Обновление вы сами со дня на день увидите, когда откроете свою страницу, – Сергей заправляет волосы за уши. – Могу сказать точно, какого обновления с моей социальной сетью не произойдет никогда.