— Ты просто дурак, — безапелляционно отозвался Доу.
Гарри аж задохнулся от возмущения. Меньше всего он ждал на свою откровенность такого… обзывательства! Это было почти обидно!
— Что, прости?
— Ещё и глухой, — насмешливо фыркнул тот. — Я говорю, что ты, аврор Поттер, просто кретин. «Ничего не умеет», послушайте вы его! Начиная с того, что, кажется, газеты писали, что ты был неплох в квиддиче, заканчивая тем, что ты просто ленивая задница.
— Что, прости?! — Гарри было подскочил от возмущения, но тут же запнулся обо что-то в ногах и, всплеснув руками, чуть не грохнулся.
Джон вовремя подхватил его под локти, а затем дёрнул куда-то, и не успел Поттер что-то понять, как уже сидел на чём-то твёрдом и не слишком удобном, а чужие руки обнимали его за талию. Чтобы понять, что этот придурок усадил его к себе на колени, даже аврором быть не надо было. Гарри попробовал было дёрнуться, встать, но Доу снова удержал его.
— Да успокойся ты, ничего я тебе не сделаю.
— Я не поэтому! — обижено выпалил он и тут же, уже не скрываясь, разочарованно взвыл. Да что ж ты будешь делать! Даже банальную обиду скрыть не может!
Джон только хмыкнул, дёрнул коленями, подбрасывая Гарри, точно мальчишку, и крепче обнял его.
— Не обижайся, герой, а лучше послушай, что я скажу. Я говорю, что мало кто заканчивает школу с багажом знаний, как у миссис Гермионы Уизли. И уж поверь, все эти люди не ложатся умирать на улице. Они идут в магические университеты, учатся на колдомедиков и зельеваров, авроров и невыразимцев, артефакторов, чароведов, ритуальщиков и мастеров трансфигурации. На поваров и дизайнеров, на модельеров и художников. Магический мир огромен, Гарри. Он велик. И в нём никогда не поздно учиться чему-то, становиться кем-то. Если ты не умеешь, то ты можешь это исправить, важно только, есть у тебя желание или нет. Так что эти твои ужасные оправдания — невыносимый бред.
Гарри замер, растерянный и оглушенный. Он… никогда не думал об этом так.
С авроратом всё было решено — ещё тогда, в школе. Они с Роном договорились, и все им это запомнили. Миссис Уизли говорила о том, какие они молодцы, что идут к своей мечте и что помогают друг другу, Гермиона приносила им прорву литературы перед экзаменами, Джинни… ну… Джинни желала ему удачи. И никто никогда не спрашивал Гарри, точно ли это то, чего он хочет, и, может быть, сам он хочет попробовать себя в чём-то другом? Он и сам хорош, конечно же, нечего валить на других — взрослый уже парень, совершеннолетний, и ни разу даже не выяснил, какие есть университеты и специальности в магическом мире. Он вообще кроме колдомедиков, зельеваров, авроров и невыразимцев никого и не знал толком. Ну, ещё эти тысячи отделов на множестве этажей Министерства, в которых работали люди, чьи названия должностей Гарри даже и не знал.
А тут…
«И снова Джон-шантажист», — с горькой иронией подумал он.
— Дошло? — почему-то шепотом спросил Доу, и Гарри только молча кивнул. — Ну вот и молодец. Я уверен, что аврорат не твоё. Да, конечно, ты добьёшься в нём успехов. Не удивлюсь, если станешь самым молодым Главой. Быть может, даже за дело, хотя никогда и не узнаешь этого наверняка. Я понял бы тебя, если бы ты был слизеринцем и если бы это вообще был не ты, но ты тот, кто ты есть — ты никогда не будешь счастлив в аврорате и, скорее всего, однажды умрёшь там. А если и не телом, то сердцем — точно. Станешь циничным, грубым, жестоким и разочаровавшимся в жизни. Ты хочешь видеть себя таким? Я — совершенно точно нет.
Джон говорил тихо, голос мерно шелестел, обволакивал, стелился по комнате и, казалось, гладил кожу — руки, лицо, шею. Гарри слушал, как завороженный, и ему было так горько и так сладко от этих слов, что даже сил не было думать, анализировать и отговаривать себя чувствовать то, что чувствуется.
Он не хотел сопротивляться сейчас и просто позволил себе сдаться — расслабился, привалился плечом к чужой груди и, положив голову Джону на плечо, закрыл глаза под повязкой.
— Ты еще можешь стать кем угодно, Гарри, — тем временем шептал Джон, всё ещё обнимая его одной рукой, а второй ласково поглаживая по голове, перебирая волосы. — Ещё не поздно, и у тебя впереди вся жизнь. Тебе не обязательно решать прямо сейчас, всё бросать, но на самом деле ты ведь и сам знаешь, что аврорат тебе не нужен. Ты добрый парень, Гарри. Ты на удивление светлый парень после всего, через что прошёл. Ты можешь быть лучше и быть лучше в совсем другом месте. Уверен, ты до щенячьего визга любишь детей. Ты можешь выучиться на педагога и обучать малышню до Хогвартса. Или стать тренером по полетам. Или и вовсе преподавать в школе ЗоТИ. Или стать кондитером и делать лучшие торты во всем Лондоне. Можешь быть артефактором и создавать прекрасные вещи — судя по твоей Мантии, которая досталась тебе по наследству, тебе есть в кого быть одаренным Ты можешь что угодно, Гарри, ты ещё так молод, и перед тобой вся жизнь. Несколько лет учебы не лишат тебя молодости, но…
— Я понимаю, — шепотом отозвался Гарри, чувствуя, что дышит куда-то в шею Джона. — Я всё понял. Спасибо. Я не думал об этом, правда. Это поразительно, но я правда не думал о том, что могу быть кем-то другим. И сейчас я ещё не знаю кем, но я подумаю. И… да… правда. Спасибо тебе. Я не ожидал, что ты… что такой… Ты притащил меня сюда шантажом, но ты…
— Никогда мне этого не простишь, да? — Джон мягко рассмеялся, и Гарри невольно тоже улыбнулся.
— Не знаю. Меня раньше никто не шантажировал. Тем более, не загонял меня шантажом на свидания, — он рассмеялся сначала тихонько, но, получив обиженный тычок от Джона, позволил себе развеселиться в голос.
— Это не свидание, идиот! — деланно возмутился тот. — Предполагается, что я тебя домогаюсь и почти насилую!
— Да? Ну, если ты всех домогаешься так вяло, что жертва успевает забыть об этом, то неудивительно, что тебе приходится использовать шантаж, — всё ещё веселился Гарри, почти в ужасе от того, что говорит, что подначивает Джона, но совершенно не имея сил остановиться.
— Так, значит, тебе скучно? Нужно напомнить? — в шелестящем голосе проскользнуло что-то хищное, а потом Гарри почувствовал, как раскрытая ладонь легла ему на колено, начав поглаживать.
Надо было остановиться. Пока его спрашивали, пока это не зашло слишком далеко, нужно было остановиться. Сказать, что он пошутил, или что Джон уже всё напомнил. Да черт бы с ним, чёрт с ней, с гордостью, можно было повести себя как законченная дура и обидеться на то, что Джон повёлся на провокацию! Признать, что просто провоцировал его ради шутки, но…
Но что-то внутри сладко сжалось от прикосновения этой руки, от тепла, от мягких поглаживаний. Вспомнилось глупое и нелепое вчерашнее разочарование, и казалось, что сегодня это разочарование будет ещё больше. Хотелось разрешить Доу чуть больше, прислушаться к себе, узнать, как сам он относится к мужским прикосновениям, если это не принуждение?
И, Мерлин, о чём он думал?! Как бы он мог относиться к мужским прикосновениям ещё, кроме отвращения?! Как бы его ещё могли трогать, если не принуждая, ведь Гарри сам бы не дался в чужие руки, он же не гей! Верно же? Ведь верно?..
Ладонь мягко заскользила по колену выше, к паху, и Гарри почти против воли, против самого себя, задышал глубже и чуть отвёл бедро в сторону. Он не хотел позволять, не хотел думать, что позволяет, но…
Джон осмелел словно бы в один момент — рука скользнула ещё выше, накрывая пах и принимаясь поглаживать начавший наливаться кровью член через брюки, пальцы второй руки запутались в волосах, сжимая их и оттягивая голову назад, открывая шею проворному языку и теплым, ласковым, жадным, нежным губам.
— Ты… не… — с трудом выдохнул Гарри, даже не пробуя сопротивляться. Всего этого было слишком много, и это было непозволительно хорошо.
— Ты всегда можешь остановить меня, если будешь по-настоящему убедителен, — оторвавшись от шеи, прошептал Джон в самое ухо, прижимаясь к нему губами, опаляя горячим дыханием и обводя языком мочку.
Гарри мог остановить его. Всё, что ему было нужно — быть достаточно убедительным. Настоящая ерунда для человека, который на самом деле не хочет всего происходящего! Но… Гарри не мог.
Если Джон и ждал возражений, то недолго — почти сразу губы вновь вернулись к шее, покусывая кожу и слегка посасывая её, пальцы уже не держали волосы, а нежно перебирали их, а вторая руки успела выправить из штанов рубашку и теперь шарила по груди.
И хотя от этого всего было жарко и стыдно, этого было мало. Если уж Гарри сидел здесь, позволяя этому происходить, то он хотел, чтобы произошло что-то ещё. И почти смирившись с этой формулировкой, он позволил себе шире развести ноги и качнуть бедрами, напоминая, где сейчас больше всего нужна хоть одна рука.
— Нетерпеливый и страстный, — тихо рассмеялся Джон, мягко прикусывая за шею. — Вот ты какой, Поттер. Нетерпеливый, отзывчивый и очень страстный. Позволь себе быть таким, какой ты есть. А мне позволь сделать тебе хорошо. Позволишь?
Гарри сначала отрицательно мотнул головой, затем кивнул, затем было потянулся, чтобы схватить Джона за руки, ещё не понимая, хочет он его остановить или, наоборот, направить туда, где уже заждался, но проклятый шантажист просто не дал ему времени. Он, не очень-то церемонясь, перевернул Поттера, скидывая его со своих колен спиной на диван, затем схватился за застёжку его брюк и начал как-то слишком быстро и судорожно с ней бороться, попутно оглаживая бедра и член через джинсовую ткань.
Гарри головой понимал, что ему надо бы испугаться, что это ужасное положение, что сейчас Джон слишком многое может с ним сделать, но страха не было. По какой-то совершенно непонятной и нелепой причине он доверял Джону, хотя знал, что даже имя этого человека не настоящее. Впрочем, тот и не скрывал этого, и да, это тоже было в некотором роде одним из поводов, чтобы довериться. Совершенно нелогично, но Гарри всегда больше полагался на собственные чувства.
Он не напрягся ни когда тяжело дышащий Джон потянул вниз джинсы вместе с бельем, ни когда совершенно по-хозяйски закинул правую ногу Гарри на спинку дивана, а левую, наоборот, столкнул на пол. Гарри лежал перед ним голый по пояс и совсем не с той стороны, с которой они вчера договорились, он был развратно раскрыт чужим глазам, и чувствовал на себе этот взгляд. Он одновременно хотел прикрыться и не мог, ощущая, как под этим тяжелым, почти ощутимым на коже взглядом, капля за каплей сочится смазкой собственный напряженный член. И он все так же покорно лежал, раскинув ноги, вцепившись мёртвой хваткой в диванную подушку по бокам от себя и загнанно, возбужденно и испуганно дышал открытым ртом, то и дело нервно облизывая постоянно пересыхающие губы.
— О Мерлин… — хрипло выдохнул над ним Джон, и это неожиданно успокоило и обрадовало Гарри. Доу не воспринимал происходящее, как должное — ему нравилось, и он был так же возбужден. — Поттер… Гарри… Видел бы ты себя сейчас! Какого черта ты только решил, что должен встречаться с Уизли? Что ты вообще должен быть с девчонкой?!
— Я… — неловко начал Гарри, но так и не смог продолжить, потому что на его член неожиданно легла широкая рука, и сил говорить больше не осталось.
Впрочем, просто дрочил Джон ему недолго. Какое-то время он и впрямь работал только рукой, другой лаская, аккуратно сжимая, оттягивая и перекатывая в ладони яички, но не прошло и пары минут, как он как-то раскатисто выдохнул со стоном, а в следующий миг член Гарри накрыли тёплые губы.
И сосал Джон так же шикарно, как и делал массаж, кажется, и сам получая от этого удовольствие.
Всё так же лаская яички, он теперь держал член только у основания, вместо этого всё остальное делая губами и языком. Он обводил головку, чертил кончиком языка какие-то узоры по всему стволу, чуть покусывал сбоку, отчего Поттера буквально подбрасывало на диване, и снова сосал. То занимаясь исключительно головкой, держа ее во рту и работая только лишь языком — щупал, лизал, рисовал спирали или обводил по краю. То начинал сосать глубоко, так глубоко, что нос зарывался в волосы в паху и упирался в лобок, а Гарри ощущал уже невыносимо чувствительной головкой стенки горла своего любовника.
И от каждого нового движения Гарри сходил сума. Он так и не отпустил подушку, но давно уже стонал в голос, извивался на диване, выгибался дугой и то уговаривал Джона остановиться, то умолял не останавливаться никогда.
А потом он вскрикнул в последний раз, кончая, и Доу, после того, как проглотил всю его сперму, ещё долго вылизывал и целовал его член.
— Можно… воды? — с трудом хриплым, севшим голосом попросил Гарри.
Губы с члена сразу же пропали, матрас прогнулся, а потом чужие руки осторожно приобняли его за плечи и потянули вверх, помогая сесть. Джон поднял его руку, вложил в нее холодный стакан и даже помог поднести его к губам.
— Спасибо, — чуть придя в себя проговорил Гарри, отдавая стакан и, помедлив, все же спросил: — А ты?
— Благородный гриффиндорец, — сипло рассмеялся Джон, и Гарри неожиданно испугался, что ободрал ему все горло. — Не беспокойся, я о себе позаботился. А потом солью эти воспоминания и буду заботиться о себе еще много, много ночей вперед.
В его хриплом голосе послышались какие-то мечтательные нотки, и Гарри нервно рассмеялся.
— Ты просто псих! Больной! Неужели такой, как ты, не может найти себе нормального парня?
— А какой я? — тут же заинтересовался тот, но у Гарри даже не было сил в очередной раз ругать себя.
Ему было так хорошо, расслабленно и спокойно, что испытывать угрызения совести сейчас казалось слишком тяжело.
— Ну, ты заботливый. И, кажется, умный. По-моему, ты даже добрый, хотя как-то очень по-своему. Держу пари, что если ты учился в Хоге, то был на Слизерине. А ещё ты клёвый любовник…
— Достаточно, чтобы из завравшегося самому себе натурала сделать хотя бы бисексуала? — опять заинтересовался Джон, но по-прежнему так хрипло, что Гарри просто не мог начать бояться его вопросов.
— Не знаю, — помедлив, признался он. — Хотя это было клёво. И раз мне понравилось, то…
Он не успел договорить, как мужчина рядом с ним дёрнулся, подался вперед, а в следующий момент губы Гарри накрыли чужие. Джон не медлил, не ласкался, он сразу поцеловал глубоко, напористо, требовательно, и Гарри колебался всего мгновение, прежде, чем ответить на этот поцелуй.
— До завтра, Гарри, — оторвавшись от него, тихо прошептал Доу, а в следующий момент послышался хлопок аппарации.
Гарри в ту же секунду сорвал с глаз повязку, но, разумеется, никого не застал.
Диван, который когда-то был креслом, сейчас был разворочен, подушки смяты, а на обивке были капли, в происхождении которых Гарри не сомневался. На столе стояло блюдо с остатками ужина, его собственные штаны валялись на полу, а рядом с ними лежал комок какой-то серой ткани.
Поттер потянулся, схватил её и развернул: это был явно дорогой серый галстук с вышитой внизу белой змеёй. Гарри рассмотрел его с обеих сторон, очертил пальцем вышивку, а затем, даже не желая думать о том, что делает, скомкал и зарылся в ткань носом, зажмурившись и глубоко вдыхая уже такой знакомый аромат. От галстуком пахло Джоном. Его шантажистом, которого Гарри уже отчаянно хотел «увидеть» снова.
Это всё было неправильно, но Гарри знал: ещё парочка таких встреч, и ему будет на всё плевать. Оставалось только понять, хочет он это допустить или ещё нужно попытаться всё прекратить, пока не поздно?
========== Часть 5 ==========
Гарри сидел за своим рабочим столом, откинувшись на спинку кресла, и задумчиво водил пальцем под манжетой мантии по серой полоске ткани. Зачем он уменьшил вчерашний трофей — галстук Джона — и обмотал его вокруг запястья, Гарри и сам точно не знал. Он говорил себе, что это улика, что он просто потеряет его, если бросит где-то дома, или что эта вещь напоминает о том, что события вот уже третьего вечера — реальность, а не сон. Последний аргумент порядком выбивался из более-менее убедительной логической цепочки, и ещё хуже было от того, что Гарри уж точно не находил объяснений, зачем иногда подносит запястье к лицу и принюхивается к слабому, уже почти выветрившемуся запаху одеколона своего шантажиста.