— А ты уже так привык, что тебя здесь кормят ужином? — не уступая ему, в ответ усмехнулся Джон, а в следующий момент невидимая рука мягко потрепала Гарри по голове. — Ну и наглец же ты, Поттер. Уверен, если бы тебя похитили с целью выкупа, ты бы и им на шею сел.
Гарри только рассмеялся и подставился под прикосновения — слишком нежно и ласково зарывались чужие пальцы в его лохматые волосы. Кто же знал, что это так приятно, когда тебя гладят по голове? То есть, конечно, Джон и прежде делал это, но сейчас Гарри впервые ощущал эту ласку в нормальном душевном состоянии, без истерик и сомнений, просто принимая всё, что происходит.
«По крайней мере, пока это всё не переходит границ», — поспешно заверил себя Гарри и мысленно сам с собой согласился. Это был тот компромисс, на которой он готов был пойти со своей совестью.
За столом послышался плеск воды, а затем он почувствовал запах ароматного чая. Глухо звякнула переставляемая посуда.
— Разговор? — поинтересовался Гарри, усаживаясь поудобнее. Подавшись вперед, он наклонился ближе к столу, опершись локтями о коленки, и ожидающе обернулся в сторону Доу.
— Пожалуй, да, — уже привычно раздался голос справа и привычно же продавился рядом диван. — Хочешь поговорить о чём-то конкретном?
— Вообще-то, да, — несколько смущенно кивнул Гарри. — Ну, то есть, не то, чтобы ты был обязан… и вообще…
— Гарри, не мнись, — чуть сухо отозвался Джон. — Просто говори. Если что-то будет не так, уж не бойся, я сообщу.
— Придурок, — пытаясь скрыть смущение за наигранным недовольством, бросил Гарри, но почти сразу продолжил, словно боялся передумать: — Ладно, хорошо. Это глупо, но я всё ещё хотел поговорить о том, о чём мы с тобой общались в прошлый раз. И… ну… узнать, кем ты хотел быть в детстве. И стал ли им. И кем ты думаешь… ну… эм… мог бы быть я, — уже совсем тихо закончил он.
Справа послышался какой-то сдавленный звук, и Гарри поспешно добавил:
— Если ты засмеешься — я тебя придушу. Мне плевать, что у меня нет палочки, и я тебя не вижу — я найду способ.
— Полегче, господин аврор, — всё же хохотнул Джон, но в его смехе не слышалось насмешки, — я бы не стал над тобой смеяться. К тому же мы правда только вчера говорили об этом. Что касается меня, то… скажем так, в детстве у меня были достаточно амбициозные мечты, которые не могли не претерпеть изменений в процессе взросления. Сейчас же… Ну что ж, не могу сказать, что это работа мечты, но, пожалуй, мне она нравится. Люди забавно на меня реагируют, а я знаю свое дело.
— Сейчас это всё отлично звучало бы, если ты министерский палач, — хмуро вставил Гарри. — Кстати, я так и вижу это. И то, как люди забавно на тебя реагируют.
— Слишком грубо, Поттер, — неожиданно холодно отозвался Джон. — Я никого не убивал. Никогда. Как бы эта чертова война не повернулась, я…
Он резко оборвал себя, но Гарри было уже достаточно. Он вновь замер на своем месте, растерянный и настороженный.
— Ты… участвовал?.. — осторожно спросил он.
Гарри почувствовал, как резко поднялся с дивана Джон. Послышались шаги, хлопок пробки, плеск, и ему показалось, что он уловил запах чего-то алкогольного. Раздалось несколько гулких глотков.
— Все участвовали. Какая разница? Это то, о чем я меньше всего хотел с тобой говорить в эти чертовы дни!
Гарри был поражён, хотя и сам себе не мог точно ответить, чем именно. Реакцией вечно спокойного Джона? Его ответом? Тем, что Гарри, кажется, впервые вывел того на по-настоящему яркие эмоции? Нет, конечно, было раздражение и во время второго Обета, и вообще, когда они говорили во второй день, но впервые это было так ярко, искренне, так… не нарочно. Почему-то до этого Доу казался ему человеком в принципе не способным на что-то настолько несдержанное, на случайные оговорки, на эту растерянную злость, с которой тот отвечал сейчас. Это делало Джона Доу более живым, более настоящим и это, кажется, нравилось в нём Гарри.
— Почему нет? — всё так же осторожно и медленно, словно ступая по тонкому льду, спросил Гарри. И так же, как и спрашивал, он осторожно поднялся, ощупывая подлокотник дивана и край низкого столика, обошел их и двинулся в ту сторону, где, как ему казалось, остановился Доу. — Почему ты не хочешь говорить об этом? Ты не прав, участвовали вовсе не все. И уж точно не у всех была необходимость убивать. У тебя она была? Я верно понял? Сколько тебе лет? Мне почему-то казалось, что мы примерно ровесники, но если так…
— Поттер, завязывай со своими аврорскими замашками! — раздраженно выкрикнул Джон, и Гарри, быстро сориентировавшись, повернулся в его сторону.
Два широких шага — и в его грудь уперлась чужая ладонь.
— Что ты вообще вскочил? Чего тебе надо? Окончательно испортить этот вечер?! Четвертый, Гарри! Уже четвертый! У меня их осталось всего три, и всё закончится, ты вернешься в свою прекрасную и спокойную жизнь, а у меня останутся только эти воспоминания! Только эти проклятые воспоминания, но ты и их мне хочешь испортить! Какого черта?! Ты вообще ещё помнишь, какой факультет ты заканчивал?
— А ты? — в тон ему спросил Гарри и, потянувшись, коснулся руки, всё ещё упирающейся ему в грудь. Осторожно перебирая по ней ладонями, он потянулся вперед, нашаривая своего шантажиста и, совершенно не обращая внимания на неожиданное сопротивление, притянул его к себе. — Я руку готов дать на отсечение, что ты слизеринец. И ты собирался меня завоевывать в эти дни, а уже сдался? Хорошо, если ты не хочешь, то мы не будем об этом говорить, — так же слепо потянувшись, он осторожно нашарил плечи Доу, провёл по ним вверх, скользнул к шее и, осторожно коснувшись ладонями чужих щёк, повернул его лицом к себе: — О чем ты хочешь, чтобы мы поговорили, Джон?
Тот молчал. Молчал так долго, что Гарри уже решил, что так ничего и не дождётся. Он просто стоял, наощупь водил большими пальцами по щекам, ощущая мягкость чужой кожи, вглядывался в темноту и ждал какого-то ответа, хотя вряд ли сумел бы ответить на вопрос — какого и зачем? Впрочем, отпускать и отступать почему-то совсем не хотелось, и Гарри просто ждал.
— Я уже ни о чём не хочу говорить, — наконец тихо выдохнул Джон и, вывернувшись из рук, уткнулся лбом Поттеру в плечо. — Я уже ни о чём не хочу с тобой говорить. Ты всегда всё портишь, Поттер. Ты очень всё портишь. Сейчас я дам тебе выбор, хотя он ужасно глупый. Я уже сейчас знаю, что ты выберешь, но у меня просто язык не поворачивается отпустить тебя сразу. Пусть лучше ты выберешь это сам, а я сделаю вид, что пытался. В общем, сейчас ты можешь уйти. Я провожу тебя до двери, расколдую повязку, и мы распрощаемся до завтра. Быть может, завтра у нас… у меня получится лучше. Или ты можешь остаться. Я не буду сегодня тебя трогать. Но хочу, чтобы ты трогал меня. Всё, что можешь сам себе позволить, потому что я тебе, кажется, могу позволить всё. Это ужасно, но это так. Я бы хотел, чтобы ты узнал меня руками. Увидел меня ими. Быть может, такой я понравился бы тебе больше, чем… просто понравился бы. Я бы лежал и не двигался, полностью доверившись тебе, а ты бы… что хочешь… на что решишься… — голос Джона там, на плече, сошел на чуть слышный шепот, и будь тот чуть дальше, Гарри бы его, наверное, и не услышал. Но Джон был совсем близко, и Гарри растворялся в его словах, завороженно слушая, и только продолжал осторожно поглаживать большими пальцами виски и мягкие прядки над ними.
Когда Джон неожиданно напрягся и резко вскинулся, отстраняясь, Гарри не нашел другого слова, чтобы описать это, кроме как «разрушить идиллию».
— Впрочем, что я говорю! Можно подумать, ты захотел бы! — Доу рассмеялся как-то нервно и уже хотел было совсем вырваться из рук Гаррри, но тот успел перехватить его за локоть и рывком подтянуть к себе.
— Нет, постой! Я согласен! — поспешно выпалил он и замер. То ли от того, что и Джон в один момент словно бы даже перестал дышать, то ли от того, на что же сейчас подписался.
— Ты сам понимаешь, что говоришь? — наконец осторожно спросил Доу.
Это сомнение неожиданно показалось таким обидным сейчас, когда Гарри практически переступил через себя, что он недовольно поджал губы и мотнул головой.
— Вполне! И если теперь ты струсил…
— Струсил! — опять рассмеялся Джон, и опять в этом смехе Гарри почудился надрыв. — Чёртов гриффиндорец принимает чёртов вызов, вы только посмотрите на него! Ну что ж, прекрасно, уж я точно не буду отказываться.
Гарри и опомниться не успел, как тот вывернулся из его хватки, сам перехватил Гарри за руку и поволок куда-то по комнате. Что-то мелкое бросилось под ноги, но Доу вовремя перехватил, не дав упасть. Ещё шаг — и в следующий момент Джон уже развернул Гарри к себе лицом и толкнул в грудь, вынуждая сесть на, наверное, уже кровать.
— Прекрасно, Поттер! Всё для того, чтобы ты чувствовал себя героем! Я даже помогу тебе, видишь? Хотя о чём это я. Так вот, Поттер, радуйся — я не собираюсь снимать ничего дальше рубашки. Ты даже можешь не слишком долго договариваться со своей совестью, а потом сбежать, чувствуя себя победителем! Пожалуйста!
Вновь шорох одежды, быстрое движение сбоку, прогнувшийся матрас, и Доу устроился где-то за спиной.
Гарри сидел растерянный и оглушенный. От собственного согласия? От бури эмоций, неожиданно охватившей его шантажиста? Хотелось бы сказать себе, что причина в первом, но правда была во втором. Он не понимал, что же произошло, но очень хотел бы узнать. Словно бы разговор о войне сорвал в Джоне какой-то предохранитель, и его просто снесло эмоциями.
С одной стороны, это не было удивительно — у Гарри и у самого там, в войне, осталось достаточно причин и для слёз, и для истерик. И да, первое время без них не обошлось, но он выкричался, выплакался, и со временем смог жить дальше. Так что же было с Джоном? Он не выплакался в свое время? Или там было что-то настолько серьёзное, что эти проблемы нельзя было решить только лишь позволив себе выпустить эмоции? Война и впрямь затронула всех — кого-то больше, кого-то меньше. И если Доу действительно был слизеринцем, то в этой войне у него была совсем другая история. Если он на свободе, значит, он не был Пожирателем, но, быть может, его хотели им сделать? У него были знакомые среди них? На него давили? Гарри не питал иллюзий — в этой войне не было «добрых» и «злых», хотя Волдеморт и был сумасшедшим. Но от него страдали обе стороны, и ещё неизвестно, кому было хуже — тем, к кому ему приходилось добираться с боем, или кто был у него под рукой.
Гарри хотел бы расспросить Джона. Сейчас он неожиданно ярко осознал, что хотел бы знать его историю. Хотел бы узнать, что у него произошло и, быть может, суметь успокоить его, когда он опять сорвется. Быть может, Джон бы впервые позволил себе расплакаться, так же, как рыдал запершийся на Гриммо Гарри, но он бы был не один. Гарри в свое время не пустил к себе никого, и Доу, наверное, не хотел бы подпускать, но, быть может, для Гарри он сделал бы исключение? Он же был влюблён в него, верно?
«Всё, что можешь сам себе позволить, потому что я тебе, кажется, могу позволить всё. Это ужасно, но это так.»
Слова Джона сами всплыли в голове, и Гарри неожиданно прошиб озноб от их глубины. Холодок поднялся откуда-то из живота, мазнул по загривку и побежал вниз по спине, оставляя после себя нервно стучащее сердце и дрожащие пальцы. За его спиной на кровати лежал Джон и был готов на всё. Даже на то, что Гарри сейчас встанет и уйдет. Джон ждал, покорный и уязвимый, и это ожидание, должно быть, его…
В один момент Гарри сбросил обувь, развернулся и заполз на кровать. Нащупал ногу Доу, почувствовав, как тот вздрогнул от прикосновения, и осторожно прошелся по ней вверх. Нашарил его бедро, ремень брюк и замер там, где заканчивалась ткань и начиналась голая кожа.
— Сдаёшься? — почему-то хрипло прошептал Джон.
— Да вот ещё, — чуть натянуто усмехнулся Гарри в ответ и решительно положил обе ладони тому на грудь.
Джон вздрогнул и замер, перестав дышать. Поттер тоже на мгновение задержал дыхание, а потом осторожно повел ладонями вверх — холодная мягкая кожа, редкие волоски на груди, тонкие ключицы — Гарри осторожно ощупал их и даже испугался в какой-то момент, что может просто переломить кости. Спеша уйти от них, он скользнул раскрытыми ладонями вверх по шее — не узкая и не слишком широкая, с выпирающим кадыком, Гарри не мог представить себе, как она выглядит на самом деле. Наверное, просто… нормальная. Поднявшись ещё выше, он ощупал скулы, лоб, провел вниз по узкому носу, обвёл контур тонких губ — Джон вздрогнул и, кажется, невольно выдохнул, обдав пальцы тёплым дыханием.
«Наверное, он тоже нервничает.» — неожиданно подумал Гарри, и эта мысль даже успокоила его.
И верно, чего бояться? Доу предложил, и Гарри сам согласился, через три дня все закончится, об этом никто не узнает, и они оба приняли эти условия. А значит, на самом деле, сейчас Гарри может позволить себе всё без каких-либо последствий. Да, конечно, ещё недавно он был уверен, что от другого мужчины ему совершенно ничего не нужно, и не то, чтобы он передумал, но…
Но…
Но он же может проверить, чтобы быть уверенным наверняка, верно?
Эта мысль придала неожиданную уверенность, и Гарри решительно подался вперед, оседлав чужие колени.
— Что ты?.. — растерянно начал было Доу, но Гарри потянулся, накрывая двумя пальцами его губы.
— Чш-ш-ш, просто позволь мне.
Джон как-то глухо не то сглотнул, не то всхлипнул, но послушно замер. И Гарри решился и впрямь позволить себе так много, как только сможет.
Его руки гуляли по торсу Джона — оглаживали грудь, сжимали бёдра, щупали плечи и локти. Он брал в свои ладони его ладонь, перебирая пальцы, ощупывая каждую костяшку и примеривая их длину к своим, поражаясь, что они оказались чуть длиннее и чуть тоньше. Гарри сжимал талию сдавленно выдыхающего Доу, проводил ладонями по втягивающемуся плоскому животу, поглаживал небольшую дорожку волос, скрывающуюся под поясом брюк, а потом скользил по его груди вверх. Вновь возвращаясь, он продолжал ощупывать чужую шею, иногда оставляя на ней руку и, кажется, почти дурея от поразительного доверия, чувствуя пульс под пальцами, и как тяжело, но покорно дышит Джон.
А потом Гарри не выдержал и спустился ниже, осторожно обводя большими пальцами напрягшиеся горошинки сосков. Но когда Джон сдавленно всхлипнул, Гарри сорвался окончательно, резко наклонившись и прихватив левый сосок зубами.
— Поттер! — хрипло вскрикнул Доу, вздрагивая и вскидывая руки, одной зарываясь в непослушные лохматые волосы, а второй сжимая плечо. — Ты что…
— Чш-ш-ш, — сам уже не узнавая, не понимая своего голоса, так же хрипло отозвался Гарри, обвел пострадавший сосок языком и скользнул ко второму.
Теперь Джон не лежал спокойно. Он вздрагивал, выгибался, извивался, всхлипывал и постанывал, обеими руками зарываясь в волосы Гарри, то перебирая их, когда тот вылизывал его грудь и шею, то сжимая в кулаках, когда прикусывал.
А Гарри и впрямь делал всё это. Не понимал зачем, почему, для чего, но, попробовав, просто не мог остановиться. Он не смог представить, как выглядит Джон, не увидел его лучше, но теперь знал, как он стонет, если вылизывать самые вершинки его сосков, как хрипло дышит, если делать это широкими кошачьими движениями, и как вскрикивает, если кусать. Что когда кусаешь его шею, он тихо чертыхается сквозь зубы, а когда ставишь засосы — откидывает голову.
А ещё Гарри узнал, что один только торс — это слишком мало, но только положив руку на пояс брюк понял, что не готов их снять.
— Пожалуйста, Гарри… если можешь… прямо так, через одежду… — сдавленно прошептал Джон, перекладывая замершую в нерешительности ладонь Поттера на твердый бугор в паху.
Гарри был уверен, что не сможет, что сейчас отдёрнет руку, но вместо этого почему-то сжал пальцы и начал поглаживать, а когда Джон начал стонать в голос, поймал себя еще на двух вещах: что снова вылизывает его соски и что сам трётся членом через брюки об его колено. И как бы Гарри отчетливо не понимал, что он перегнул палку и пора бы остановиться, он просто не мог.