Таким образом, Чонгука поселили на второй уровень подвала, в комнату с такими же приговоренными. Нижний подвальный этаж, именующийся «жилым» вообще напоминал Чонгуку некое подобие цивилизованной тюрьмы. Имелись свои надзиратели-тренеры, столовая, больничное крыло. Соблюдался комендантский час. В «камерах» по несколько человек, соседи либо на голову пришибленные, либо лишённые крова несчастные, либо отпетые уроды и изверги. Некоторые из них всё же светили интеллектом, некоторых можно было застать за чтением книг в отдельном кабинете. В большом зале часто проходили тренировки, спарринги и выяснения отношений. Так, ещё до официальных боёв часто происходили эксцессы в виде драк и головомоек в сортирах. Но те, кто имел влиятельных «хозяев» предпочитали за долги и крышу над головой вести себя тише воды, ниже травы, чтобы не портить карму.
Чонгук насмотрелся, пережил не одно унижение и склоку, но никому не позволил дать себя в обиду или поставить раком. Чтобы не быть съеденным, он стал тем, кто ест и вскоре заимел репутацию самого молодого и успешного бойца. Немота послужила хорошим плюсом, Чонгука считали грозным и безжалостным. Он славился силой, скоростью и умением безошибочно находить слабые места. Слухи, которые приходили от свидетелей схваток, раздувались втрое. Чонгук закалялся жестокостью, хотя никогда не стоял на стороне беззакония. Он стремился быть замеченным и вознаграждённым.
Юнги всегда в него верил, поддерживал, приносил ему радостные вести, обнимал его и целовал аккурат в щёки. Всё, что угодно. Но Юнги не любил его, как мужчину. Чонгуку требовалось. Не деньги, не уважение и слава. Любовь. Какой бы она ни была, пусть под соусом ненависти. Чонгук следовал за ним и выигрывал ради него, но и тогда Юнги не склонил головы и не ответил на чувства, которые угадывались проще простого. Юнги - тип проницательный, к тому же, изучил Чонгука за столько лет от и до. Но «ты мой младший брат, пойми наконец» - и дальше, казалось, Чонгуку не пробиться.
Зато он пробился выше. Спустя пару лет Юнги вышел из числа постоянных участников, ушёл с ринга и Чонгук, став личным телохранителем самого Босса, заработав на собственные апартаменты и обеспечив себе, в общем-то, безбедное существование. К деньгам он, по сути, оставался равнодушным. Холодная постель и отсутствие того, кого хотелось бы защищать, беспокоили его куда больше.
И тут Боссу угодно дать ему новое задание -позаботиться о сыне своего близкого друга. Мистер Зет, философ и отчасти харизматичный безумец, конечно, не вызывал невероятной симпатии, но Чонгук уважал его зрелую личность, трезвые умозаключения и необычные методы. Он увлекался человеком и открыто говорил о том, что нет в природе животного более интересного. Скрепив сердце, Чонгук отправился исполнять приказ.
Ему не то чтобы и нравилось, как им распоряжаются. С первых же минут он невзлюбил Тэхёна, не находя тому весомых причин. Капризный, испорченный и до противного эгоистичный. Красивое и притягательное дьявольское отродье, поджигающее и свой котёл, и котлы с другими страдальцами.
Не проходило и десяти минут, как его величество Ким Тэхён начинал нудить о своём великом и загубленном «Я», и Чонгук, закатывая глаза, с удовольствием вспоминал, как сокрушал черепа неприятелей. Следовать за ним и следить за его расписанием - худшее испытание. Поэтому в один из вечеров Чонгук решил прогуляться вон из роскошной квартиры министра и заехать к Намджуну, первому после Юнги, знавшему язык жестов. В коем Чонгук на деле не нуждался, но какой-то упорный механизм по-прежнему мешал его языку сдвинуться с места, а потому жесты всё еще оставались удобнее всего остального. Так или иначе, жестом быстрее, нежели набором в телефоне.
Как назло, он застал Юнги. И то ли его соблазнительно хмельной вид, то ли накопившаяся обида за то, что даже выпивать теперь стало интереснее с Намджуном, дало Чонгуку повод преломить надоевшую гордость. Поцелуй горчил во рту. Чонгук пригубил виски, Намджун отнесся критично, но ничего не сказал по поводу езды за рулём после.
— А, так тебя бесит Тэхён? Оно и понятно.
«Почему?».
— О, как же он ещё сам не проболтался? — Намджун чуть наигранно удивился, а затем сказал кое-что, что любую дремоту способно превратить в смерть. — Он с Юнги. И я вполне предполагаю, что между ними что-то большее, чем типичный теплообмен.
Пожалуй, Чонгук держался лучше, чем ожидал Намджун. Почти беспристрастно, как будто надеялся на озвучивание коробящей причины и, выяснив диагноз, готовился бороться с симптомами.
Ровно со следующего дня он возненавидел Тэхёна, которому запросто досталось то, за чем он охотился годами. Досталось, как по щелчку пальцев, даром. Он начал предвзято относиться к нему, как к очередной помехе или человеку, угрожающему безопасности хёна, способному причинить ему боль или же оставить в дураках. И та притязательность и строгость, с которыми Чонгук иной раз смотрел на Тэхёна, вызывали у того мурашки, но не из страха.
Тэхёна разъедало любопытство. Как эта статная фигура в чёрно-белых тонах могла сохранять долгий покой и каменную неприступность, как он не лелеет ни малейшего желания прикоснуться к нему, имеющему влияние. Или не лелеет надежды придушить во сне. В сущности, ничто не мешало ему быть плохим мальчиком. Юнги не запрещал. Правда, с того утра они так и не виделись и не потратили ни символа на лишнее сообщение.
Чонгук же утешался другой мыслью, заброшенной Намджуном, как поплавок, в том же разговоре. Чонгук игрался с ней, как с козырем в рукаве и форой. Интересно, что бы подумал Тэхён, узнай он о том, что Юнги делал на него ставку?…
Отец Тэхёна состоял в клубе и не один месяц наблюдал за поведением сына, вёл тесную дружбу с Боссом: Чонгук часто видел министра на званых ужинах, куда не всякому заказано, лишь членам избранного сообщества, в какое вхожи люди проверенные. Помимо содержания бойцовского «загона», мистер Зет приветствовал игры в более крупных масштабах, в частности, в судьбы заинтересованных лиц. К нему частенько обращались за помощью. Он тщательно анализировал ситуацию, а затем рисовал необходимые петли, давая людям невидимые спицы в руки. Свяжут ли они себе новый шарфик к сезону, как выражался Босс, или же повесятся, зависело от них и только.
Как-то зашёл разговор о Тэхёне, его беспутстве и распущенности. И вопрос встал таков: восстанет ли Тэхён против отца, заслонив парнишку-одногруппника или же поступит, как прежде, довольствуясь статусом?
Юнги включился в игру. Ставка в абсолютном меньшинстве давала обещание огромного выигрыша. Тем более, что рискнуть стоило. Юнги был уверен, что знает Тэхёна лучше, чем кто-либо из присутствующих. Ему открывался тот рвущийся к свету мальчишка, чьи плечи дрожали от страха, а глаза наполнялись слезами. Юнги не имел права распространяться, хотя мог бы аккуратно намекнуть, подговорить и подстелить себе соломки. Выдавил какое-то: «Осторожнее там», словно это смогло бы послужить подсказкой.
Для Тэхёна, жившего в одномерном измерении без подлогов, театральных постановок и перетасованных персонажей, предать идею ради собственного комфорта и выгоды труда не составляло ровным счётом никакого. Что и позволяло ему жить и фактически - радоваться, не испытывая угрызений совести. Хотя, он старался не попадаться на глаза Чимину и поблизости от него чувствовал непонятное жжение.
А Юнги немного впал в ступор, когда пришлось откладывать деньги в рюкзак и везти по требованию Намджуну. Проиграл. У Тэхёна настолько тонкая кишка, что он мало того - согласился на подобный исход в ущерб другому, так ещё и не подумал принести личных извинений. Бедняга тот Чимин.
— Какое право мы имеем глумиться над теми, кто о нас не догадывается? — мистер Зет оглядывал участников собрания, начиная воскресный ужин. — Откуда мы знаем, не глумятся ли сейчас над нами какие-то неведомые боги? Ничего нельзя знать наверняка, друзья мои.
Сидя в полусонном состоянии, Юнги обычно прибавлял к этим словам «Ничто не истинно, всё дозволено». Впрочем, здешнее братство никак не напоминало ассасинов, а распитие напитков в дорогом зале походило, скорее, на усовершенствованный под взрослых вариант кружка кройки и шитья. Шили, правда, мысли и чувства людей, но для Юнги чужие случаи, по крайней мере, не вставали комом в глотке. Не так больно и не в такой степени. Первое - ему хотелось увидеться с Тэхёном, второе - поговорить с ним, но так, чтобы он не вздумал заподозрить неладное. Единственное, что ему удалось выяснить, так это то, что Тэхёна прижали надзором и не выпускают из рамок индивидуального графика. О том, кто является его наблюдателем мистер Зет, как и Намджун, предпочли не распространяться.
«И чёрт с вами, сам разберусь», — обозлился Юнги и впал в анабиоз человека-робота, неуклонно следующего схеме дом-работа. В конце концов, кто-то играет, а кому-то ещё и тащить заботу на своём горбу.
***
Вычищенные полы цвета карамели в зале всё ещё пахли каким-то специальным раствором, бьющим в нос прежде запаха талька, лежащего в пакетах на столике. Балетные станки тянулись у больших зеркал, на стыке двух таких бесконечных гладей пролегла полоска зимнего солнца, скользящего длинными лапами по паркету и ломающегося о подоконники. Да, пришлось немало скинуться в деньгах, чтобы арендовать в свободные часы зал для занятий, но так как у Хосока здесь оставались связи, им даже сделали скидку.
Чимин, скромно устроившись в углу на скамейке, нервно стучал пальцами по коленкам. Он трясся, предвосхищая ужасный момент знакомства с друзьями Хосока и представил кучу диалогов и вариантов развития общения, но все обрывались тупиками. Что бы он ни придумывал, будет всяко иначе.
Однако, учитель появился в назначенный час без сопровождения, соскучившимся взглядом окинул прохладные просторы. В отличие от Чимина, прибывшего на полчаса раньше назначенного часа, Хосок объявился тютелька в тютельку, махнув ему рукой, он подключил плеер к аудиосистеме.
— Ты думал, мы будем всей толпой заниматься? — отреагировал на недоумевающую моську Хосок и слабо улыбнулся. — Сначала только ты и я.
Покраснев, Чимин согласно кивнул и выдохнул в сторону: «Слава богу». Хосоку, как профессионалу виднее, но и Чимин молился на то, чтобы толпа новых идеальных парней не вломилась в его размеренную жизнь. Повезло.
Мысли о новом увлечении и возможности поучиться у Хосока, как-то выветрили из головы Чимина обиды и пожелания мести Тэхёну. Ходили слухи, что о них в узких кругах слагают не что иное, как фанфики. Проверив один из таких, Чимин зарделся и живо закрыл вкладку. Он чувствовал, что горит. В чужих фантазиях он представал стройным рыжеволосым няшкой и, если не считать, чем они с Тэхёном занимались потом, они Чимину как-то невероятно льстили. Грешно, но Чимин подменял имя Тэхёна на имя Хосока, и те же самые фанфики просто начинали сводить с ума…
— Мы ещё не начали, а ты уже весь красный, — заметил Хосок и хохотнул. — В чём дело-то?
— М? — Чимин поднял пьяные глаза, и Хосоку пришлось срочно указать ему на развязанные шнурки. Чим живо опустился. — Блин, так и забыл завязать! Да ни в чём, я просто представил, как это всё… стыдно.
— Что стыдно? Танцевать?
— С моим весом - да.
Хосок подал ему руку, помогая встать. Несколько секунд, что он держал его маленькую ладошку, показались Чимину столетием беспрерывных землетрясений.
— Во-первых, что естественно, то не безобразно, а во-вторых, ты стараешься изо всех сил, чтобы измениться. Так что с этой минуты я не хочу слышать никакого нытья.
Чимин воспрянул духом, он верил каждому его слову, как библейской заповеди верит блаженный святой. Они потихонечку размялись, попробовали растяжку. И Хосок вдруг похвалил Чимина, заметив, что за грузными доспехами плоти кроется гибкость: Чим прекрасно бы достал до колен лбом, не помешай ему живот, а также мог бы усесться на шпагат через пару недель последовательных упражнений, будь он уже в форме.
— Даже я поначалу так не умел, — восхитился Хосок.
— У тебя просто не было волшебной силы, — Чимин похлопал себя по животу и растянулся на полу, часто дыша. — Можно перерывчик? Я умру сейчас.
— Пожалеешь себя в другой раз, поднимайся, поработаем над дыханием.
Хосок предстал суровым сонбэ, и где-то в середине занятия (а прошло едва ли больше получаса), Чимин начинал его даже недолюбливать за строгость и несговорчивость, крутой нрав и безжалостность, только кое-где смягчённую интонацией. Хосок бросал ему вызов. А будь он иным, мягким и податливым, то как бы вынес всё то, что свалилось на его плечи?… Задумавшись, Чимин и не заметил, как втянулся в процесс, начав повторять простые с виду па - вроде вытягивания стопы или осторожного перехода с правой ноги на левую. Чимин мотал руками, точно они пришиты на плохие нитки. Хосок коснулся его плеч и наставил держать осанку.
— Каким бы видом танца ты ни занимался, помни, что руки и ноги всё-таки твоё продолжение, Чимин. Ты слишком много думаешь о том, как их правильно поставить и куда вообще деть, — Хосок показал сценку, передразнивая ученика, и тот расслабился.
— Я что, реально так двигаюсь? — он рассмеялся до колик в животе.
— Точь-в-точь, — посерьёзнел Хосок. — Управление телом скоро станет таким же простым процессом, как и дыхание, ну а сейчас ты должен убрать мозг из своих запястий и щиколоток. Я включаю музыку, а ты двигаешься так, как тебе того хочется. Я же посмотрю со стороны.
— Ты будешь смеяться, — насторожился Чимин.
— Обещаю, что не буду, — успокоил Хосок и мягко возмутился. — Эй, мы что, пришли сюда клоунадой заниматься? А ну-ка быстро слушайся хёна. Никаких тебе тут шуточек. Подыши, как я учил, расслабься… чувствуй ритм, прислушайся к себе и тому, что ты хочешь выразить…
Заиграла фортепианная «Грёза» Дебюсси. Чимин прикрыл глаза, а голос Хосока то отдалялся, то приближался вновь. Наконец, Чимина окутала необъяснимая нежность, он подстроился в мерное течение нот. И будто бы шагал по тёмной воде, мимо лотосов и кувшинок, а впереди сиял ярко-синий огонёк, убегающий и исчезающий вдали. Чимину тревожно. Если не сумеет догнать и поймать, то к чему весь путь? Он переходил из одного состояния в иное, из воды в воздух, переживал целый круговорот.
Поначалу он не очень понимал, почему они начинают с классики, но когда ощутил, какой лёгкостью наливается тело, и как чудесно повторять за веянием души, понял, что наилучшей музыки для вчувствования не найти.
Покачиваясь из стороны в сторону, вскоре Чимин выбрался к расцветшим садам, и огонёк затрепетал у него в груди. Когда он открыл глаза, на него смотрел сонбэ, увидевший, что Чимин чрезвычайно хорош для новичка, но нахваливать он его ни в коем случае не планировал.
Обтираясь и выравнивая дыхание, Чим спросил:
— Ну, как?
— Неплохо. Со временем станет лучше.
В раздевалке Чимин привалился к шкафчику и, приложив бутылку холодной воды ко лбу, выдохнул:
— Ты знаешь, что из тебя бы вышел офигенный хореограф?…
Копаясь в шкафчике, Хосок смущенно пожал плечами.
— Да ладно. Просто тебе ещё не с кем сравнивать, вот я и кажусь танцором от бога.
— Но так и есть.
— Хорошо, танцую я отлично, но хореограф… Образования-то нет.
— Есть же курсы, пару месяцев и ты можешь быть инструктором.
— Я подумаю над этим, окей? Пошли в душ.
Хосок впервые предстал без майки, отсвечивая восхитительно подтянутым телом. Чимин не успел спрятать взгляд, приложил ладони к горящим щекам. Если бы он посмел раздеться при таком парне, то предпочёл бы самоуничтожиться сию же минуту.
— Ты первый иди, пожалуй… я ещё посижу, отдышусь.
— Как хочешь, — не стал настаивать Хосок.
Но когда он вышел оттуда с влажными волосами и полотенцем на бёдрах, Чимин возжелал провалиться сквозь землю. В раздевалке для старших, кажется, робких не бывало.
— Стесняешься, что ли? — Хосок продолжал вытираться. — Перестань, Чимин. Что у тебя есть такого, чего нет у ме…
Жир.
Хосок укололся о мысль, что тоже не хочет видеть то, что прячется под свободной футболкой. Безусловно, Чимин его друг, и Хосок принимал его от макушки до пят. Но помимо нежелания натыкаться визуально на его несовершенства, Хосока мучало что-то ещё.
— Я не буду смотреть, обещаю, — он отвернулся. — Иди. А я высушу волосы и буду ждать в коридоре.
Неловкость быстро испарилась и не возникала ещё долго: оба держали дистанцию. Чимин преображался и таял на глазах. До Дня Рождения Хосока оставались считанные дни, Чимин выбрал для него подарок в виде новёхоньких кроссовок, на которые копил не один месяц.
Отмечали не то чтобы слишком празднично, слишком уж давила усталость от работы: посидели в вегетарианском ресторанчике, а на ночь глядя отправились на прогулку у реки Хан, где так людно, а разноцветные фонтаны рисуют в воздухе яркие дуги. Они купили по стаканчику кофе и сели на скамейку.