— Жесть какая, — Тэхён наконец выплюнул жвачку, поёжился.
В дальнейшем ему ничто не мешало подавлять рвотные позывы и наблюдать за тем, как хорош Хосок. Честно говоря, он не раз обсасывал идею его «купить». Но отступал, понимая, что потеряет интерес, едва только получит желаемое.
Приходя в клуб по наитию, Тэхён чувствовал, что должно произойти ещё нечто особенное, связанное с этим местом, предвкушал и надеялся. Надеялся, что ответ возникнет на горизонте, что угрюмость тамошних стен снова вызовет в нём прилив решительности, как впервые. Он и впрямь намеревался измениться в лучшую сторону, но всякий раз просыпался у Юнги под боком, находя под языком горечь от принятых увеселительных. И хорошо, если рядом действительно оказывался Юнги, а не кто-то другой.
Тэхён терялся, не зная, куда направиться и где пустить якорь, не знал, что нравится ему сильнее. Свобода и блядство под соусом лжи и лицемерия или же истинное желание разорвать вакуум изнутри. Он отрекался от себя и тут же защищал, нежась в теплоте взбитой постели и вкушая еду, приготовленную кухаркой, влезая в вещи, выстиранные прачкой, и получая деньги, заработанные родителями. Таким образом, он превращался в змею, кусающую себя за хвост, и злорадно щёлкал зубами, продолжая угнетать тех, кого считал слабыми. Таких же заключенных в тюрьмах своего эго.
Юнги не считал партнёра правым, но и разбирать на шестерёнки не планировал. Их дороги с Тэхёном пролегали параллельно и на разных высотах. Если упадёт Юнги - что ж, ему не впервой, Тэхёну же предстояло разбиться - трещин на нём с лихвой. Вылизывая его ванильную шею, Юнги предчувствовал, что с мальчиком творится неладное, но как и всякий чёртов раз - он ставил на то, что Тэхён разберётся или исчезнет. Ко всему прочему, его не касается.
«Не касается ведь, правда?»— спрашивал Юнги у своего отражения и находил в глазах прямо противоположный ответ.
***
В назначенное время Хосоку пришлось ждать у метро дольше обычного, он начал нервно поглядывать на дисплей телефона. Проскочи ещё несколько минут, и он бы написал Чимину, чтобы добирался сам. И как по волшебству, Чимин бежал навстречу, активно размахивая руками.
Чимин удачно пристроился в уборщики и скрывал род деятельности от родителей. И с того дня, как они начали работать вместе, Хосок стал замечать, что утерянное настроение возвращалось частями. В Чимине таилось что-то такое, чего Хосоку хотелось бы получать ежедневно. Понимание. Многотонное. Какое всегда присутствовало в отношениях с сестрой. Даже если молчишь или не так дышишь - Чимин обязательно заметит и подберёт нужные слова, тональность. Он не упрекал Хосока в том, каким способом тот отрабатывает долг, а также сознался, что видел его на ринге, но больше туда ни ногой. Хосок решил, что им каким-то образом суждено пересечься.
— Спринт? — подшутил Хосок, пойдя навстречу опоздавшему. — Самое то перед вечерней сменой, старина.
— Есть… немно… го… Ага, — разгибаясь и тяжело дыша, Чимин поднял голову, смахнул пот со лба и улыбнулся. — Прости, я задержался: хреновы учебные дела.
О том, что его добила контрольная, которую он дописывал за Тэхёна, он предпочёл промолчать. Хосок смотрел так, словно бы догадывался.
— Не умеешь ты врать, Чимин.
Ох, он умел. Только у Хосока срабатывало на него необъяснимо острое чутьё.
— Ну, не всё рассказывать - не значит врать, — возмутился он и смешно поморщил нос. В такие минутки Хосок успевал рассмотреть бесконечно милое лицо и мимику. — К тому же, я здесь, так что вопросов никаких.
— Полчаса… — сокрушился Хосок. — Менеджер озвереет.
— Я тебя прикрою, — подмигнул Чимин.
Этой дружбе ничего не мешало, в неё не вносили мусор, просто мирились с тем, что он повсюду, в ней не старались казаться лучше, чем есть и вкладывали максимум искренности, разделяя мысли и чувства, недоступные для других.
Хосок считал, что страхи Чимина прямиком из детства. Ему уделяли слишком много внимания, и тот не научился быть отдельной частью общего организма, из-за чего так или иначе заделался зависимым от оценки со стороны.
Вообще, Хосок не делил людей на категории, не испытывал неприязни: своих проблем навалом. Чимин переживал, что не влезает в вещи, которые ему нравятся, Хосок поддерживал: «Забей, а. Не похудеешь - я знаю один классный магазинчик, там любого одеть можно». Он знал, что Чимин отреагирует против, заворчит. «Ещё чего! Вот увидишь, настанет день, когда магазины сами захотят меня примерить!». Они смеялись и ели свои диетические салаты.
Сильнее всего Хосока поражала целеустремлённость этого большого человека, его нескончаемое терпение и готовность к самопожертвованию… Чимин проявлял стойкость, и тут же мог предстать сущим ребёнком, а потом рассуждал по-стариковски и мудро. Между прочим, он ужасно сочувствовал Сонхи, но всё же заметил, что она здорово виновата и сама. Хосок не отрицал и не искал оправданий. Да, им пришлось нелегко, но паять боль героином всё же последнее дело.
И на ходу, и на месте любые разговоры клеились у них так ладно, что Чимину казалось, начни он любую фразу - и Хосок непременно продолжит. Ему не претило то, что Чим открыто восхищался его талантами. То есть, его самооценка пребывала в полном порядке. А Чимину так не хватало кого-нибудь, кого не штормило бы от излишней гордости и не убивало ничтожностью, кого-то обыкновенного и всё же достаточно уверенного в себе.
Чимин шёл рядом с Хосоком, стройным, красивым и заметным, он так гордился тем, что имеет подобного друга, готов был превозносить все его лучшие качества до уровня божества. Внимательный к его нелёгкой судьбе, внимательный к любому состоянию, он в кратчайшие сроки изучил Хосока и уже придумал, что дарить ему на Рождество и на День рождения. Пожалуй, он боготворил его. И благодаря его же появлению в роли идеала, сдерживал слёзы в тренажёрке и не набрасывался на холодильник. Хосок непринужденно шутил, непринужденно общался и даже веселился, Чимин растворялся в его компании и переставал заботиться о том, как смотрится, о том, с какого боку на него не так косятся. Всего один человек - и твой мир не такой, как прежде.
Хосок неохотно говорил о пятничных схватках, проходящих раз в две, а то и три недели. Свой долг он отрабатывал успешно. На вопросы Чимина, где учился драться, отвечал, что посещение секции каратэ в школе не прошло даром. Хосок надеялся, что его новый друг будет как можно дальше от всего дерьма. Странное желание защитить его появилось самостоятельно и почти незаметно.
Позже Хосоку открылось, что Чимин обаятельный малый, и когда однажды он сможет танцевать, он увидит это первым. И его интриговал тот далёкой парящий Чимин, становившийся его собственной рухнувшей мечтой.
***
Дни обрывались быстрыми закатами, погода продолжала портиться и капризничать, промерзали улицы, небо налегало на пики высоток и всё чаще прятало солнце за толстым слоем туч.
В один из таких сонных дней Чимин проснулся и встал на весы. За три с половиной месяца он распрощался с десятью килограммами, но похвалил себя скромно. До параметров Хосока, скажем, ему предстоял ещё долгий и несъедобный путь.
В тот же день, когда делать ничего не хотелось, а в послеобеденный перерыв и рюкзак отягощал уставшие плечи, случилась краска. Именно так. Лимонно-жёлтая яркая краска, плывущая подтёками вниз по дверце шкафчика в раздевалке. На полу изодранными валялись учебники и блоки, акт вандализма и насилия над неодушевлёнными предметами выглядел жутко.
Студенты косились на владельца, пытаясь не подавать виду из соблюдения субординации: Тэхён всё-таки не последний человек в вузе. Осторожно выглянув из-за плеча высокого сокурсника, ошарашенный Чимин прижал к груди учебники и выдавил вздох, отчеканив не вслух недвусмысленное оскорбление.
«Педик».
Лицо Тэхёна пребывало в каменном спокойствии, но Чимин, побыв с ним дистанционно «рядом» на протяжении нескольких месяцев, почувствовал: нет. Изнутри Тэхёна колотило и жарило, окажись у него в руках пистолет - он бы выстрелил в лоб любому, кто посмел бы отпустить шуточку.
Окинув зевак презирающим взглядом, Тэхён убрал раскиданное и удалился в сторону лестницы. Звук каблуков его лакированных ботинок отдавался эхом по коридору, и Чимину казалось - все замерли потому, что необходимо выждать, пока он уйдёт на безопасное расстояние и не сможет услышать, что о нём говорят. Слухи, подобно змеям, сплетались, чтобы вить гнёзда, свет мерк и обращался тьмой. Как ни рвись, Чимин не смог бы стать центром внимания. Он чувствовал себя невидимкой, свободным, частью того незримого большинства, всегда стоявшего судьями над его достоинством. И он мог примкнуть к ним немедля.
А потом он скривился, за полшага до того, чтобы открыть рот и что-то сказать рядом стоящему человеку, ощутил мерзкое послевкусие. Ему не нравилось происшедшее, но где-то ликовала одичалая бессовестная частичка, поющая о победе над несокрушимым. В каком-то роде, то походило на месть и восторжествовавшую справедливость.
И нет.
Не такая уж и приятная справедливость, если кому-то в голову приходит издеваться и нападать из-за спины. А Чимин не понаслышке знал, насколько это отвратительно. Медленно минуя ступеньки, он прогонял сомнения. За этим мог стоять тот незнакомый профессор, мог подослать каких-нибудь уродов, он собирался попортить Тэхёну печень, достать его и обломать крылышки, припугнуть. Чимин был уверен в одном: он должен пойти.
После дождя на крыше зябко. Чимин смотрел за тем, как Тэхён чертыхается в тщетных попытках прикурить, как затаптывает упавшую сигарету и пинает ящик с инструментами. Нос и скулы слегка покраснели от холода, он чуть продрог, но зол был, как чёрт. Облачка дыхания таяли в воздухе, словно дым.
Вдруг он увидел протянутое пальто. Его тёмно-синее пальто, снятое с вешалки шкафчика, который он так и не закрыл. Чимин робко протягивал его и попросил надеть. Не какой-нибудь дружок из компании, а Чимин, на котором Тэхён так удобно ездил.
Чим думал, что он ударит его, прибьёт на месте и размажет по бетону, но Тэхён только грубо выдернул пальто, накинул и выдохнул суровое: «Спасибо». Рано или поздно интрижка всё равно бы всплыла, вопрос времени. Правда, Тэхён надеялся, что успеет окончить университет без лишних горячих историй.
— А ты, здоровяк, не мёрзнешь? — Тэ скривил ухмылку, глянув на распахнутый пиджак Чимина, под которым чернела одна лишь футболка.
— Я толстокожий, ага, — Чимин улыбнулся вполне искренне и опустил глаза.
— Что? Хочешь что-то сказать - давай. Понравилась надпись?
— И да, и нет, — ответил Чимин и заметил, что Тэхён слегка шокирован. Возможно, он ожидал преклонения. — С одной стороны, ты заслужил получить такую оплеуху, а с другой - никто не имеет права так с тобой поступать и осуждать. В том числе и я. И это я был тем, кому ты угрожал, когда вы спорили с профессором. Я всё знал и слышал.
У Тэхёна от злости заиграли желваки, но всё же он парализован, подавлен и бесконечно ошеломлён. Чимин продолжал.
— Но я никому не рассказывал, клянусь! И ни за что бы так не поступил. Да, ты мне не очень нравишься и обращаешься с людьми, как с помоями, но ты всё равно остаёшься человеком. Теперь, — Чимин смело подступил ближе, — если пожелаешь меня ударить, бей как можно сильнее и я обещаю не плакать.
Он зажмурился от гнёта нависшей опасности, но тишина продолжала накрапывать моросью на щеки, а больше ничего и не происходило. Даже дыхание Тэхёна выровнялось. Тогда Чимин осторожно приоткрыл глаза. Тэхён стоял неподвижно, спрятав руки в карманах, волосы его трепал ветер.
— Понятно. Просто уйди вон, — отчеканил он жёстко и отвернулся.
Прикурить у него наконец получилось. Чимин несколько минут стоял позади, зажав в кулаках рукава. Утешительные речи были бы неуместны, как и любые другие замечания. Тэхён не стал бы и слушать. Он же сильный, властный, справится.
Когда единственный в стенах опостылевшего здания человек, вышедший с правдой на устах, покинул крышу, Тэхён не ощутил ровным счётом ничего нового. Злоба и обида вставали рядом с ясельным возмущением и не тянули на взрослые здравые чувства по серьёзным причинам. Впервые пошло не так, как он планировал. Ну и что? Тэхён считал, что вся эта суматоха непременно уляжется, на обратном пути зашёл в кабинет преподавателя, с которым спал. Но наткнулся на чужого и незнакомого.
— Он… что? — после полученного ответа Тэхён тупо уставился в пространство.
— Он уволился и улетел к семье заграницу, а что вы хотели? — спросил седой мужчина.
— Ничего. Извините, — он захлопнул дверь и решил не доверять обуявшей тревоге.
***
Тэхён круто просчитался. И в следующий день, и в последующие за ним незримые ненавистники портили его вещи, расписывали стены оскорблениями, а в душевой нарисовали непристойные каракули, изображающие анальный секс, ему поступали гневные анонимные сообщения во всех чатах. Разорвало и прежний круг знакомых. Шушуканья за спиной превратились в постоянный белый шум. Игнорирование давалось Тэхёну без труда немногим больше полутора недель. Вплоть до одного дня, когда искра попала в рассыпанный повсеместно порох.
…Тэхён взял поднос в столовой и как обычно направился к месту для избранных, один из «друзей» задвинул перед ним стул и велел нести свою пидорскую задницу подальше. Тот парень мог оказать сопротивление, потому что его отец занимал должность повыше, чем отец Тэхёна. Остальные же виновато промолчали, вот что за план они вынашивали, избегая прямых взглядов и открытых диалогов. Послав их куда подальше, Тэхён вспылил и, пихнув стул с обидчиком, завязал драку. На него кричали. Кричал и он, точно с цепи сорвался.
— Только что и делаешь, как прикрываешься своими предками! — разбитыми губами плевал противник, держа Тэхёна за грудки. — Тэхён это, Тэхён то! Получил красивую мордашку и положение?! Молодец, продолжай сосать хуи!
— И у папки твоего тоже можно?…
Тут ему влетело так, что Чимин, стоявший в сторонке, вздрогнул всем телом. Тэхёна повалили на пол, толпа взвизгнула. Ему разбивали лицо, и тот мерзкий звук хлюпающей плоти оказался донельзя противен. Он мог дать сдачи, но нарочно провоцировал оппонента, и это напомнило Чимину ринг, тамошнюю жестокость, сбитые костяшки на руках Хосока и его ссадины. Кровь. Лужицами, брызгами.
Слишком много насилия.
Фыркнув, Чимин метнулся вперёд, сам не понимая, что творит, так матери хищников бросаются на помощь своим детям, подчиняясь инстинкту. Чимин сбил противника Тэхёна плечом и зажал его, скрепив конечностями в захват, он ощущал, что давит на череп, что у него весовые преимущества. И вместо того, чтобы упиваться издевательством над Тэхёном, он ломает его врага и довольствуется воплями и бесполезным содроганием.
Тэхён отполз и сел, в ужасе округлив глаза. Безобидный Чимин на самом деле всегда мог дать ему отпор. Да он мог бы придушить его одной рукой!
…Набежали старшие, разняли и оттащили, готовились созывать дисциплинарный комитет. Поднялась шумиха. Меньше, чем за десять минут яркая вспышка отпечаталась в памяти сотен и только двоих прожгла насквозь.
***
Неизвестно, сколько они провалялись, разглядывая зашитый ровными квадратами потолок, но из приоткрытого окна виднелась сплошная темень. В медкабинете, и впрямь похожем на больничную палату, пахло бинтами и присыпкой. В последний раз Чимин так чётко вдыхал сладковатый запах медикаментов в тот раз, когда дал отпор банде в школе. Его настигло то же потрясающее чувство лёгкого триумфа, вздохи сквозь боль.
— Зачем ты влез, придурок? — Тэхён еле шевелил распухшими губами.
Друг друга они не видели, сев на соседних кроватях и свесив ноги. Между ними колыхалась белая шторка.
— Это ты придурок, — обиделся Чимин.
Ответ прозвучал не сразу.
— И то верно, — Тэхён разглядывал свои окровавленные ногти, обнаружил пропажу нескольких колечек. — Но всё-таки не надо было геройствовать. Теперь тебя тоже вовлекут.
— Хоть какая-то веселуха.
— Все подумают, что ты мой ручной пёсик, лижущий мне зад, вот увидишь.