Айзек медленно облизывает аккуратно накрашенные светлой, почти белой помадой губы, поворачиваясь к Питеру и наклоняя голову к плечу.
- Я была хорошей девочкой, папочка. Для тебя.
Айзек игриво смотрит из-под ресниц снизу вверх на улыбающегося мужчину, послушно подаваясь под прикосновение ладони к щеке.
- Я хочу тебя, - спокойно и почти буднично сообщает Питер, придерживая Айзека за подбородок, не давая ему отвести взгляд. Понятно, что Хейл говорит не о минете, и Айзеку становится по-настоящему беспокойно, почти что страшно.
Питер замечает, как меняется запах юноши, выражение его глаз, как напрягается тело, ожидая дальнейших слов и действий мужчины.
- Ну же, милая, - Питер успокаивающе поглаживает тыльной стороной ладони гладкую щеку. - Ты же не думаешь, что я хочу лишить мою девочку девственности на парковке возле бара? Мне кажется ты, моя сладкая, заслуживаешь чего-то получше. Как и я.
Айзек расслабляется, прикрывая глаза длинными пушистыми ресницами, чуть наклоняется, подаваясь под ладонь Питера, ища привычной ласки.
- Спасибо, папочка, - Лейхи лукаво улыбается, снова поднимая взгляд на Питера, чуть выгибаясь, позволяя широкой ладони соскользнуть на открытые тонкие ключицы. Айзек только сейчас понимает, как сильно он хочет, чтобы Питер его раздел, прикоснулся еще более откровенно, хочет сам медленно расстегивать маленькие перламутровые пуговицы его рубашки, задевая пальцами кожу.
Дыхание сбивается, тяжелеет от нахлынувшего с новой силой возбуждения. Питеру нравится его реакция - Хейл усмехается, хитро прищуриваясь, беззастенчиво ведет ладонью по груди, прикрытой волнами тонкой ткани, чуть щипая твердый острый сосок. Айзек на мгновение закатывает глаза, хватая губами воздух.
- Танцуешь, сладкая?
Айзек не сразу вникает в суть вопроса, все еще отдаваясь ощущению ласкающих грудь пальцев, и только через несколько мгновений, опомнившись под слегка насмешливым взглядом Питера, виновато качает головой.
Айзек прекрасно знал, что может двигаться грациозно, теперь, с оборотническим, идеальным ощущением своего тела, это было еще проще, но танцевать… Айзек никогда не танцевал - ни в мужском, ни в женском образе.
- А со мной потанцуешь? - Питер не давит и не вынуждает, просто спрашивает, просто хочет - Хейлу незачем скрывать своих желаний рядом с Айзеком.
- С тобой - потанцую, - Лейхи неуверенно улыбается, чувствуя, как скулы заливает легким румянцем. Питер откровенно любуется им, продолжая поглаживать твердый сосок, медленно поднимая ладонь к лебединому изгибу шеи, уже привычно перебирая пальцами цепочки.
Питер ведет его нежно, властно, уверено, в ритме медленной переливчатой музыки, укладывая ладони на прогнутую обнаженную поясницу. Айзек быстро расслабляется в его руках, прижимаясь теснее, послушно подчиняясь заданному ритму, ласкающе зарываясь пальцами в волосы мужчины.
- Один очень умный и очень известный ирландец однажды сказал, - Питер наклоняется к самому уху Айзека, аккуратно заправляя выбившуюся прядь и снова опуская ладонь на талию, - что танец - это вертикальное выражение горизонтального желания…
- Бернард Шоу, - Айзек смущенно прикусывает губу, улыбнувшись, - драматург и лауреат Нобелевской премии…
Питер мягко касается губами его шеи, заставляя Айзека тихонько сладостно вздохнуть, затрепетать в его руках.
- Ты мне нравишься, моя умная и красивая девочка.
- Твоя, - тихим выдохом вторит Айзек, не задумываясь ни о словах, ни о последствиях, растворяясь в ощущениях неги и защищенности.
Тело двигается само, подчиняясь не Айзеку, а Питеру, прижимаясь, чуть отдаляясь, поворачиваясь; Айзек возбужденно вздыхает, на несколько мгновений оказавшись прижатым спиной к груди Питера, но Хейл разворачивает его обратно, снова обнимая, прижимая к себе, как раз на последних аккордах мелодии.
Следующая - более быстрая, живая, судя по всему не отвечает желанием Питера - он снова подводит Айзека к барной стойке, заказывая еще пару абсента.
Семидесятиградусный полынный напиток все-таки чуть опьяняет даже оборотня - Айзек чувствует непривычную легкость, приятную, чуть искрящую опустошенность, часто поглядывает на Питера, почти не сводящего с него взгляда, любующегося не с откровенной похотью, а с совершенно иначе выглядящим желанием. Непривычно и сладко, и Айзек часто дышит, опускаясь вслед за Питером на мягкую кожу стоящего в полутени диванчика. Официант ставит на столик бутылку абсента и пару стопок, через мгновение растворяясь в полумраке, и Питер сам наполняет шоты, один протягивая Айзеку, следя за касающимися кромки рюмки чувственными губами. Айзек часто моргает, опрокинув очередную стопку, переводит дыхание, с искренним желанием подаваясь ближе к Питеру, уложившему ладонь на его талию. Айзек не сводит глаз с Питера, пока осторожно и неспешно тянется к его губам, не имея понятия, позволит ли Питер ему это.
Питер позволяет, просто позволяет, не отвечая на робкое прикосновение губ, после чего, удержав смутившегося Айзека, затаскивает его к себе на колени, скользя ладонями по шелковым чулкам вверх, к тонкому кружеву белья, запрокидывает голову, глядя на замершего юношу, одними губами произнося: “иди ко мне”.
Айзек наклоняется к нему, целуя, чувствуя, как сильные ладони сжимают ягодицы, как язык раздвигает губы, хозяйски обласкивает-вылизывает рот; чувствует, как Питер слегка прикусывает его нижнюю губу, оттягивая и улыбаясь, снова увлекая волчонка в поцелуй.
Питер давит одной рукой на затылок, не давая Айзеку отстраниться, вторую уже привычно запуская под юбку, проскальзывая пальцами под тонкое кружево, прикасаясь самыми кончиками к ложбинке между ягодицами, поглаживая.
Айзек замирает, невольно сжимаясь от непривычной, кажущейся необычайно приятной ласки, тихонько застонав в приоткрытые губы Питера.
- Тебя никто так не трогал? - Питер чуть усмехается, продолжая гладить нежную кожу, прикасаясь подушечками пальцев к сжатым мышцам.
- Нет… - Айзек сглатывает, чувствуя, как обтянутые шелком колени разъезжаются, скользя по кожаной обивке. - Нет, папочка… Никто…
Питер придерживает его, поднося пальцы к губам Айзека, следит за тем, как Лейхи неуверенно облизывает их, увлажняя слюной, и снова опускает руку вниз, средним пальцем надавливая на плохо поддающиеся мышцы, поглаживая с напором, немного раскрывая.
- А ты сама, сладкая?
- Я… - Айзек судорожно втягивает воздух, когда палец входит на фалангу, поглаживая круговыми движениями. - Я… да.. я… но…
Питер целует уголок подрагивающих губ, достаточно быстро, но аккуратно двигаясь внутри, не пытаясь проникнуть глубже.
- Что, милая? Что “но”, малышка?
Айзек дрожит и жмурится, стараясь не заскулить.
- Мне не нравилось самой… Не было… приятно…
- Сейчас тебе приятно, сладкая? - Питер сам едва сдерживается - ерзающий на члене, густо, пряно пахнущий возбуждением Айзек так и напрашивается на то, чтобы Питер взял его прямо здесь, чтобы бесконечно долго и жарко толкался в узкую дырку, кончая внутрь, заполняя своим семенем, своим запахом, своим правом на этого волчонка.
- Да… - Айзек почти хнычет, беспомощно цепляясь тонкими пальцами за плечи Питера, сминая ультрамариновый шелк рубашки. - Да, папочка, - полустонет, наклоняясь к уху Питера. - Да, да, папочка, очень… я…
- Тише, милая, - Питер проводит ладонью по обжигающе-горячей коже ягодицы, успокаивая дрожащего, совсем близко подошедшего к оргазму юношу. - Не здесь же, малышка.
Это первый раз, когда Питер пускает его в свою машину. Хейл откидывается на спинку заднего сиденья, дожидаясь, пока Айзек удобнее устроится там же, коленями упираясь в скользкую кожаную обивку и вскидывая бедра, наклонившись к его паху. Айзек привычно и уже умело расправляется с ширинкой, почти ласково надрачивая твердый толстый член, в то время как Питер задирает его юбку, спускает кружевные трусики до колена и, смочив слюной пальцы, снова давит на узкую дырочку, все так же проникая внутрь только на фалангу.
Айзеку не надо больше, он двигается размеренно, в хорошем темпе, глубоко впуская в рот член и подаваясь на пальцы, отчаянно желая принять глубже. Айзек глубоко насаживается глоткой на член, вжимаясь носом в подстриженные паховые волосы, и, приноровившись дышать, начинает мерно, ритмично сглатывать, стимулируя член тугими и гладкими стенками глотки. Питер хрипло взрыкивает, коротко толкаясь бедрами глубже в податливый мягкий рот, уже двумя пальцами надавливает на пульсирующую дырочку, раскрывая, но по-прежнему не проникая глубоко. Айзек длинно стонет, вибрируя вокруг твердой, пульсирующей в преддверии разрядки плоти, едва дотрагивается до себя, обнимая ладонью головку, и кончает, заходясь волной сладкой, сильной дрожи, глотая выплескивающуюся в горло сперму.
Айзек еще вздрагивает от пережитого оргазма, от излишней чувствительности тела, когда Питер, аккуратно погладив его по пояснице, помогает выпрямиться и сесть, напоследок проводя большим пальцем по влажным, припухшим губам. Айзек дрожащими руками приводит себя в порядок, Питер вытирает капли его семени с обивки и притягивает волчонка ближе к себе, зарываясь лицом во влажные мягкие кудряшки.
Айзеку требуется еще примерно дюжина минут на то, чтобы окончательно прийти в себя, перестать сладко подрагивать, и Питер все это время терпеливо обнимает его, прижимая к себе, согревая, изредка касаясь губами виска, дожидаясь, пока Айзек по-настоящему расслабится и успокоится.
- Тебе нужно подправить макияж, милая, - Питер мягко улыбается, глядя на чуть покрасневшего юношу, и щелкает переключателем, включая в салоне свет.
Айзек тихо радуется тому, что у него уже не дрожат руки, когда он вытягивает из клатча зеркальце и косметичку. Питер просто сидит рядом, с ленивым удовлетворением скользя ладонью от колена к бедру Айзека и обратно, наблюдая за тем, как волчонок заново красит губы, как подправляет умело наложенные тени, в довершение чисто символически обмахнув кисточкой и без того идеальные ресницы.
- Я бы мог отвезти тебя домой, малышка, - Питер дожидается, пока Айзек закроет клатч и повернется к нему, светясь немым обожанием. - Но ты ведь понимаешь, что не стоит этого делать?
- Понимаю, папочка, - Айзек игриво, довольно улыбается, целуя мужчину в уголок губ.
Айзек действительно понимает, что не стоит смешивать то, что происходит между ними, и всю их остальную жизнь. Айзек ловит себя на слабой надежде, что когда-нибудь это время придет.
- Пойдем, я поймаю тебе такси, милая, - Питер удовлетворенно улыбается, ласково оглаживая Айзека по затылку.
***
Лейхи совсем не дурак - он тщательно, еще ночью, смывает с себя любой намек на запах Питера на коже. Делает это не только без удовольствия, но и с сожалением - ему бы очень хотелось после двух недель перерыва уснуть, окутанным ароматом Питера, удовлетворения, секса.
Но утром Дерек вполне может поднять их ни свет ни заря, и времени на долгие водные процедуры не будет. Айзек предпочитает не рисковать, не столько пугаясь неизбежного допроса со стороны стаи - он, может быть, смог бы как-то отговориться, хоть это и маловероятно, - сколько возможной реакции на это самого Питера.
Хейл же привычно-равнодушен, он всем своим видом выражает скуку, оглядывая стаю племянника, и его сердечный ритм не сбивается ни на такт, когда он случайно задевает взглядом Айзека. Лейхи скрытен от природы - ему приходится контролировать реакции своего тела при взгляде на этого красивого, сильного мужчину, особенно когда тот все-таки снисходит до общих тренировок стаи, но Айзеку это отлично, хоть и с трудом, удается.
И удается почти полностью абстрагироваться от ощущения обиды, граничащего с непониманием, когда Питер, после того как Дерек поставил дядю в пару своему старшему бете, походя ломает ему руку, вжимая лицом в землю - по-прежнему без малейшего проблеска эмоциональности.
Почти - не значит, что Айзеку в действительности это удается. Он рычит зло, но его запах пропитывается горькой обидой, вместо ярости и боли. Дерек не придает этому значения, со вздохом распуская уже изрядно потрепанных волчат.
Обычно после тренировок волчата сами залечивали свои повреждения, по мере сил помогая друг другу. Дерек помогал только с серьезными, сложными переломами, а Питер и вовсе открещивался от всего этого, брезгливо кривясь.
Но Айзеку руку он вправляет сам - просто садится рядом на диван, где Айзек устроился, стараясь поставить кость на место, не имея ни малейшего желания просить об этом кого-то из волчат - Айзек всегда предпочитал справляться сам, и коротким, выверенным движением вправляет руку, удовлетворенно кивнув, когда Айзек, буквально проглотив рвущийся наружу болезненный рык, не издает ни звука.
Питер так же молча уходит дальше, на кухню, явно собираясь сварить себе кофе.
Айзек слабо улыбается, глядя ему вслед, вспоминая нежной лаской осевший на коже шепот на прощание: “В следующую пятницу будь готова, милая”.
Да, папочка.
========== Часть 3 ==========
Питеру нравится контроль, ему нравится контролировать происходящее, особенно Айзека, особенно происходящее с Айзеком. Ему нравится знать, что Айзек подчинится и сделает ровно так, как захочет Питер, потому что Айзеку это нравится не меньше, чем бывшему альфе.
Питер сам выбирает для Айзека наряд, прислав с курьером объемную бархатисто-черную фирменную коробку какого-то бутика, перетянутую нежно-голубой шелковой лентой, сам выбирает время, сам выбирает место.
Айзек просто слушается, бесшумно про себя, выдыхая “да, папочка” каждый раз, когда очередная новая вещь касается кожи.
“Да, папочка”, - лазурное нижнее белье, отделанное черным кружевом.
Айзек завороженно рассматривает себя, поглаживая натянувший тонкую ткань член, проводя ладонями по оставшимся совершенно обнаженными ягодицам.
“Да, папочка”, - тонкие шелковые чулки жемчужного оттенка, с плотно прилегающим к коже кружевом и пояс для чулок - черный шелк с лазурными лентами.
Айзек нервно облизывает губы, уже представляя, как будет лучше наложить макияж и как уложить волосы.
“Ох, папочка… “, - изящные, удобные туфли на умопомрачительной шпильке.
Айзек проходится по своей комнате несколько раз, привыкая. Айзек любуется своими ногами, в таком оформлении выглядящими как ноги топ-модели. Айзек глаз от себя не может отвести и дышит все более неровно и сбито, представляя, как на него будет смотреть Питер.
Пальцы несмело касаются кобальтового атласа, проскальзывают по изящному кружеву; волчонок, будто решившись, отводит взгляд от зеркала, неспешно примеряя и зашнуровывая корсет. Айзек не спешит, управляясь с непривычной частью гардероба, аккуратно затягивает плотные шелковые ленты, поправляет корсет, несколько мгновений смотрит на носки туфель и только после этого поднимает взгляд на зеркало.
“О да, папочка”.
Губы изгибаются в немного самодовольной улыбке, Айзек поворачивается то одним боком, то другим, внимательно рассматривая себя, откровенно любуясь, не забывая чутко прислушиваться к происходящему вокруг особняка - то, что никого сегодня не должно было быть до вечера, вовсе не означает, что кто-нибудь не вернется внезапно, забыв какую-то ненужную мелочь.
Но в доме тихо, в лесу тихо, и у Айзека есть возможность вдоволь насмотреться на себя, погладить подчеркнутую талию, выразительную линию бедра, чуть надавить на верхнюю кромку корсета, одновременно выгибаясь, чтобы чувствительные, раззадоренные мягким трением соски сильнее прижались к гладкому атласу.
Член встает уже через несколько секунд, натягивая тонкое кружево. Айзек неотрывно смотрит на себя в зеркало, поглаживая выскользнувшую из-под кромки белья головку. Одна ладонь упирается в стену возле зеркала, волчонок подходит ближе, приспуская белье, плотно обхватывая ладонью основание члена и начиная почти грубо, быстро дрочить себе, любуясь лихорадочным блеском глаз, раскрасневшимися щеками и чуть припухшими губами.
“Прости, папочка”, - выдыхает, оставляя след на поверхности зеркала, перед тем как кончить, забрызгивая стекло спермой.