***
Отвлекаться от частного, личного, чтобы позаботиться о деле, Персиваль умел. И действительно не побоялся бы наложить на маленького зоолога заклинание временного Забвения, даже если бы это означало, что тот забудет то немногое, что помнил о связывающем их. Это можно было бы наверстать. Наверстать чужие жизни, в случае, если мантикора снова исчезнет из поля зрения МАКУСА - нельзя.
Пробираться сквозь снежный завал в не предназначенной для этого одежде трудно, но Ньюту, волочащему за собой чемодан, еще труднее - он пыхтит в паре футов позади, но помочь не позволяет, упрямо цепляясь за потертую ручку. Это не обижает - Саламандер рассчитывает на то, что у аврора будут свободны обе руки, если придется колдовать.
Идти недалеко - Персиваль рискнул аппарировать их в хорошо запомнившееся ему место неподалеку от бревенчатого дома, служившего укрытием преступнику и его чудовищу. Как чувствовал, что ему пригодится запомнить изломы разбитого молнией дерева, двумя искалеченными черными руками взметнувшегося к небу.
Они подходят совсем близко, когда Персиваль слышит новую песню. Совсем отчетливо из-за безветренной тишины вокруг - чарующая, неторопливая мелодия, непохожая ни на одну человеческую песню. Что-то с мурлыканьем и рыком, с фантастическими переливами, от которых перехватывало дыхание и сладостным спазмом сводило легкие.
Разумом Персиваль понимает, что его не должна так очаровывать эта музыка. Эта музыка означает, что кто-то сейчас погибает, раздираемый смертоносными когтями, но разум, всегда бывший самым сильным и отточенным его оружием, предает, отдавая волю ногам, с новой силой толкающим тело через снег ближе и ближе к источнику пения.
Ньют повисает у него на рукаве незадолго до того, как закончатся окружившие дом кольцом деревья. Повисает и молча, без единого звука валит в снег, цепляясь холодными мокрыми пальцами за плечи, за шею, обжигая прикосновением к коже и притягивая к себе так, чтобы взглянуть в глаза.
- Замри, - не то приказывает, не то просит Ньют, прекратив барахтаться в сугробе, когда Персиваль хоть и неохотно, но подчиняется, оставляя попытки встать и заглядывая в глаза зоологу. Взгляд у него ошарашенный и испуганный, глаза широко распахнуты, а слипшиеся от снега светлые ресницы часто вздрагивают, выдавая недюжинное волнения. - Тебе нельзя туда. Нельзя, Персиваль, послушай…
- Должен, - аврор кривится, делая попытку встать, но под неуместно ласковыми прикосновениями, под руками, зарывшимися в волосы на затылке, сдается, снова позволяя себе взглянуть на лежащего в снегу молодого волшебника.
- Я должен, Ньют. Не обсуждается. Мы за этим здесь.
- Это песня, - светло-рыжие брови страдальчески взлетают вверх, к спутанной мокрой челке. - Персиваль, это песня тебя ведет. Ты отравлен её ядом и теряешь разум, когда слышишь её песню…
- Я не теряю разум, - укоризненно, хоть и не вполне уверенно парирует аврор.
Сейчас - нет, точно нет. Минутой ранее - возможно.
Ньют, кажется, без труда считывает написанное на его лице сомнение.
- Ты ведь не думаешь, что из-за этого мы сейчас вернемся в Нью-Йорк, верно?
Ньют, может, слегка надеялся на это секундой ранее, но теперь - нет, точно нет. У него попросту нет аргументов, чтобы спорить с такой непрошибаемой уверенностью, сквозящей в чужих глазах и голосе.
“Оглохни” они отметают сразу - понятно, что полная тишина никак не может быть подспорьем в предстоящем деле. Ньют достает откуда-то из недр чемодана пару беруш и проникновенно просит аврора сосредоточиться на чем угодно, кроме мелодии, которую все равно будет слышать, хоть и приглушенно.
Персиваль в очередной раз напоминает себе, что со стороны Саламандера это не недоверие и не сомнение в нем, а просто граничащее с паникой беспокойство, внешние проявления которого зоолог всеми силами скрывает.
Когда он снова слышит песню, на этот раз приглушенную и сбивчивую из-за того, что Персиваль улавливает не все звуки, она уже не кажется такой очаровывающей и не туманит разум.
На этот раз они успевают подойти достаточно близко к поляне на заднем дворе, сегодня укрытой ровным, толстым слоем снега. Сегодня, мантикора, полностью сосредоточенная на своей будущей жертве, не обращает внимания больше ни на что - склонившись уродливой головой к неестественно ровно сидящему на колоде человеку, она все продолжает петь, изредка оскаливая и облизывая длинные желтоватые клыки.
Персиваль внезапно вспоминает то, что совсем позабыл то ли от шока, то ли за ненадобностью - тошнотворное, смрадное дыхание зверя совсем близко, окутавшее их обоих за долю мгновения до трансгрессии.
- Это не ребенок, - четко выговаривает Ньют, поймав взгляд Персиваля. У аврора не слишком большой опыт чтения по губам, но Ньют старается выговаривать все четко. - Это… ваш сотрудник?
- Мой, - беззвучно соглашается Персиваль, снова переводя взгляд на поляну. В паре шагов от мантикоры и её жертвы стоит немолодой мужчина, закинувший на плечо дробовик, и с нежной, не идущей ему улыбкой, наблюдающий за чудовищем.
Бижики - здоровый, как бизон индеец оджибве - совершенно пустыми глазами смотрел в лицо чудовища, не делая никаких попыток пошевелиться и, по всей видимости, совершенно не сопротивлявшийся последние несколько дней, хотя его народу всегда хорошо давалась беспалочковая магия.
Еще лучше у них было только с вхождением в транс, в котором он, судя по всему и пребывал сейчас.
План, идеальный в своей простоте - нейтрализовать не-мага с помощью заклинания, и заманить мантикору в чемодан, дает трещину в ту секунду, когда мужчина перехватывает дробовик, направляя его ровно в сторону зоолога и аврора и зычно, даже сквозь беруши Персиваль слышит его голос, приказывает:
- А ну выходи!
С огнестрельным оружием всегда справляться было непросто. Ловить пули в полете - занятие неблагодарное и требующее навыков, которые у Грейвса, безусловно, были. Но еще он неплохо разбирался в оружии и точно знал, что против дробовика с волшебной палочкой идти можно только в том случае, если ты не опасаешься, что разлетевшейся во все стороны дробью убьет еще кого-нибудь в радиусе десятка футов. По Ньютону было прекрасно видно, что тот никогда не имел дела даже с револьвером.
- План примерно тот же, - роняет Персиваль, делая шаг вперед. - Не высовывайся.
Ньют на секунду ухватывает его за рукав, но тут же отпускает, словно признавая отсутствие вариантов.
- Выходи, иначе я на тебя Маркуса спущу, - еще более угрожающе рычит мужчина. Хвост мантикоры, со смертельным жалом на конце, до этого спокойно стелившийся по снегу, напрягается, готовый взметнуться в воздух.
На появление начальника в поле зрения Бижики тоже никак не реагирует, продолжая смотреть только на мантикору и, кажется, не испытывая ни малейшего дискомфорта от холода, хотя кроме рубахи и брюк на нем нет ничего, даже обуви.
- Ты кто? - глядя на Персиваля поверх дробовика гаркает безумец.
- Персиваль Грейвс, глава Департамента охраны магического правопорядка, - ровно отчитывается аврор, подходя ближе и держа руки на виду, чтобы не провоцировать сумасшедшего.
- Чего? - заросшее неровной щетиной лицо искривляет гримаса недоумения, смешанного с отвращением. - Типа этих придурков с палками? - дуло дробовика на секунду отклоняется, чтобы ткнуть в сторону индейца.
- Вроде того, - Персиваль останавливается примерно на середине пути от Ньюта к мужчине с оружием. Мантикора наблюдает за ним с огромным интересом - тянет носом воздух и облизывает клыки, неторопливо подходя все ближе, мурлыча под нос свою песню.
- Палку давай, - огрызается фермер, коротко глянув на мантикору и качнув головой - чудище останавливается. Не сводя с аврора взгляда. - Давай, я сказал, у этих двоих были - и у тебя есть. И без глупостей! Обоим мозги вышибу! - дуло дробовика нервно гуляет от Бижики к Персивалю и обратно, а глаза мужчины начинают наливаться кровью.
Расставаться с волшебной палочкой Персивалю совсем не хочется. Он к ней привык, несмотря на то, что ей было немногим больше года - возвращать себе ту, которой колдовал Гриндевальд, Грейвс не стал.
Тем не менее, приходится - невеликая цена за две - за три, вообще-то, жизни. Тонкое черное дерево неожиданно легко ломается в чужих руках, напоследок взрываясь снопом серебристо-синих, безопасных искр.
Мантикора делает еще шаг вперед и теперь Персиваль отчетливо чувствует её дыхание - словно на скотобойню забрел.
- Маркуса нужно кормить… мистер Грейвс, - звучит издевательски, но это аврора волнует меньше всего. Даже хорошо, что Бижики не смог продемонстрировать этому ублюдку возможности невербальной беспалочковой магии. Персиваль делает шаг назад, по памяти корректируя курс, чтобы Ньюту не пришлось бегать с чемоданом из одной точки в другую.
- Детки, конечно, лучше, - плотоядная улыбка перечеркивает раскрасневшееся то ли от мороза, то ли от охотничьего азарта лицо. - Но за ними мы поедем попозже, да, братишка?
Мантикора согласно урчит, мягко шагая вслед за Персивалем.
Вспышка Авады получается куда более светлой и слабой, чем при использовании этого заклинания с помощью палочки, но вполне достаточной даже для того, чтобы ликвидировать средней силы волшебника. Не-маг и вовсе замирает мгновенно, стоит только зеленому свету окутать его, и падает замертво, лицом в снег, заставляя мантикору обернуться и зарычать.
Смертоносный хвост мигом взлетает в воздух и еще до, того, как тварь обернется обратно к Персивалю, прицеливаясь, он слышит громкий, истошный вопль Ньюта:
- Пора!
Аппарация даже на десяток футов в сторону отнимает, кажется, последние силы - перекатившись по снегу, Персиваль успевает увидеть, как Ньют захлопывает чемодан, придавливая крышку коленями и защелкивая застежки. Разъяренный рык доносится сквозь обивку еще несколько мгновений, а потом затихает, словно и не было этого жуткого звука, а на поляну и дом опускается мертвенно-белая тишина.
Ньют мгновение смотрит на фермера, еще окутанного слабым зеленоватым сиянием, потом на Персиваля, с трудом пытающегося встать на ноги - вот только ноги постоянно проскальзывают по снегу - и тому, что под ним, -а потом Бижики падает на землю с глухим стуком, словно мешок, набитый картошкой, и начинает тихо, отчаянно завывать, прижимая к лицу ладони.
Ньют словно отмирает - бросается сначала к Персивалю, помогая подняться, наскоро ощупывая его взглядом, а пальцами выглаживая контур лица, а потом уже вместе они опускаются рядом с индейцем, в четыре руки заставляя его замереть, успокаивая на два голоса до тех пор, пока тот не затих, не отнимая ладоней от лица.
- У тебя есть что-нибудь, чтобы погрузить его в сон, пока мы не доберемся до госпиталя? - Персиваль коротко кивает на чемодан, вопросительно глянув, на мгновенно закивавшего Ньюта. - А что насчет…
- Там безопасно, - опровергает Саламандер его опасения. - В моем чемодане всегда безопасно. Можно уложить его там, если поможешь спустить его…
Персиваль не стал бы признаваться в том, что еле держится на ногах, даже перед судом Конгресса.
========== Часть 9 ==========
Персиваль долго и задумчиво смотрит на стоящий у левой ноги Ньюта плотно закрытый чемодан. Поезд, послав морозной белой дали прощальный гудок, тяжело снимается с места, натужно и неторопливо набирая ход, и укрытый снегом не слишком-то разнообразный пейзаж за окном приходит в движение.
Все дела здесь закончены. Полиции округа отправлено анонимное письмо с подробностями дела, разрешенными для раскрытия не-магам, Бижики спит на немного шаткой, как оказалось, кровати Ньюта в чемодане, не совсем рассчитанной на такого крупного мужчину, а нюхлю Грейвс наказал вести себя хорошо до их возвращения в Департамент - и зверек, получив авансом ласковое почесывание за ушком, забрался в свою нору, оттуда влюбленно косясь на аврора, старательно не разглядывающего окрестности. Осталось вернуться в Олбани и оттуда, камином - в здание МАКУСА.
На более отдаленное будущее у Ньюта планов пока не было. У Персиваля определенно они были, судя по тяжелому, уставшему взгляду и сведенным к переносице бровям. Ньют едва удерживается от того, чтобы протянуть руку и приласкать утомленного последними днями аврора, как ласкал своих заболевших зверей.
Что его останавливает, Ньют и сам не знает - то ли опасения быть замеченным любопытными маглами, то ли святая уверенность в том, что человека, так глубоко ушедшего в свои мысли не стоит трогать, то ли просто опасение, что ему это не позволено
- У него будет шанс выкарабкаться? - Персиваль кивает на чемодан, поднимая вопросительный взгляд на Ньюта. За своего аврора Грейвс волновался искренне, хоть и сдержано, Ньюту он немного напоминал его самого. У каждого свои питомцы, своя зона ответственности. Может, у них не так мало общего, как всегда казалось самому Ньюту, а может - именно настолько мало, насколько нужно, чтобы к другому человеку тянуло.
- Я уверен, что будет, - тихо, придавая тону уверенность откликается Ньют. - Я мало знаком с его народом, но, возможно, такой глубокий транс смягчит некоторые… психологические аспекты….
- Ты хочешь сказать, что есть шанс, что он не свихнется? - подытоживает Персиваль, невесело, криво улыбаясь. - На самом деле, это большее, на что я могу надеяться для него.
- Жаль твою палочку, - произносит Ньют через несколько минут тишины, никуда особо не глядя и не зная, куда деть руки, которые отчего-то постоянно мерзнут и лучшее им применение, кажется, - вложить обе ладони в чужие, согревая.
У Ньюта никогда не бывало приступов тактильного голода - до этого момента. Когда все страшное позади, когда на душе более менее спокойно, когда единственная настоящая забота - присмотреть за теми, кто нуждается в его помощи - от разумной слизи, занявшей небольшой уголок в его чемодане, до главы американского аврората, побледневшего и похудевшего за прошедшие несколько дней.
Ньют искренне восхищался скрытой в этом человеке силой - после того, как аврор метнул смертельное заклятье без палочки у него еще оставались силы не только на то, чтобы вообще двигаться, но даже и на то, чтобы аппарировать вместе с Ньютом и чемоданом прямо в гостиную съемного дома. И на то, чтобы мыслить здраво, наверняка действуя по заранее заготовленному плану - письмо, дорога, поезд. Все четко, без сбоев, хотя лежать бы ему в полубессознательном состоянии еще пару дней по хорошему.
“Четыре дня выходных - ровно, хоть и испуганно проронил Ньют, стоя посреди промерзшей светлой гостиной и холодея от ужаса, когда Персиваль внезапно резко оперся руками о стол, удерживая себя от падения. - Ты возьмешь четыре дня выходных, когда мы вернемся в Нью-Йорк”.
Аврор согласился. Кажется, хотел добавить что-то - навряд ли поспорить, скорее пошутить, но промолчал, прикрывая глаза переводя дыхание.
- Закажу новую, - безучастно пожимает плечами Персиваль. - Я думаю, Йонкер держит пару-другую для меня просто про запас, а все его возмущение - просто умелый спектакль.
- Олливандеры тоже возмущаются, если кто-то умудряется сломать палочку, - Ньют улыбается и, повинуясь внезапному порыву, пересаживается с сидушки напротив Персиваля к нему под бок, шестым чувством уловив легкое удивление аврора - тот промолчал, никак не отреагировав в первые несколько мгновений.
А затем расслабляется, откидываясь на мягкую спинку и прикрывая глаза, позволяя Ньюту аккуратно прижаться теснее. Дорога до Олбани проходит в тишине.
В главном холле МАКУСА они оказываются в начале восьмого утра, когда зал еще не забит работниками и людьми, пришедшими по каким-то своим неотложным делам. Как объяснил Ньюту Грейвс, выйти в камин из его кабинета можно, но войти, как и аппарировать в кабинет, возможности нет.
Причем, по всей видимости, даже ему самому, а может, дело было в Ньюте с чемоданом - Саламандер не стал уточнять.
Ньют вообще слишком устал, чтобы задаваться какими-либо вопросами - в Олбани поезд остановился ночью, застряв на одной из станций, пока рабочие в срочном порядке расчищали занесенные снегом пути, и до своих зверей, а так же до мирно спящего индейца Ньют добрался только в начале пятого.