Благодаря моим стараниям во дворце почти не осталось евнухов. Кого-то поймали на взятке и казнили, кто-то, поняв откуда дует ветер, сам поспешил уйти. Сейчас некоторое количество скопцов обреталось на женской половине – кажется, милые дамы к ним уже привыкли. И еще несколько десятков евнухов охраняли сад. Вот и все.
- Ияд, они не «цветки». Неужели не чуешь? – я раздраженно взмахнул рукой.
- Но… сераль же? – Ияд был настолько потрясен, что не удержался от реплики.
- Ну сераль. И что? На этой половине никто родить не может, знаешь ли. Ияд, иди, пока Захи не вернулся.
Я еле успел убраться до прихода Захи, но все-таки успел.
Время, проведенное с золотистым мальчиком, настроило меня на добродушный лад, хотя я даже не притронулся к его коже. Мысли вернулись к дерзкому Азизу. Пожалуй, жестокой кары он не заслуживает. Но щелкнуть его по носу все равно хочется. Впрочем, сегодня у меня еще есть дела, так что все завтра. Или послезавтра.
***
Сегодня я облачился в красивый белый кафтан, обшитый золотом, навертел белоснежный же тюрбан и зашел на женскую половину. Наложницы выстроились передо мной в ряд. Пока я медленно шел мимо шеренги, распорядитель – тучный одышливый евнух, вполголоса поведал мне, что недавно произошло покушение на одного из шехзаде(5) – ему подбросили ядовитую змею.
- Змея не могла приползти сама? – тихо уточнил я, кизлярагасы покачал головой, вызвав тревогу: терять наследников я не мог.
- Кто?
- Не могу знать, о пресветлый! – невозмутимо качнул головой евнух, и тяжелая ярость всколыхнулась в груди – кизлярагасы либо знал и не хотел выдавать преступника (скорее всего, преступницу), либо небрежно относился к своим обязанностям.
Что же делать? Гарем перестал быть безопасным местом для моих мальчиков. Но такова традиция – хотя бы до семи лет они должны жить в серале вместе с матерями! Может, отослать их вместе с кадын в один из загородных дворцов? Пожалуй, так будет лучше. А перед этим переговорить с каждой кадын, объяснив, что если у меня станет на одного сына меньше, то и на одну кадын тоже. Между женщинами шла невидимая борьба, весь гарем негласно поделился на два лагеря, обе кадын надеялись, что именно ее сын станет следующим султаном и, значит, она займет наивысшее для женщины положение: станет валиде-султан. Тогда весь сераль будет подчиняться ей, а любящий сын, благодарный матери за все, что она для него сделала, будет по привычке заходить к матери за советом. Мне подобное противостояние не нравилось категорически. Я желал сыновьям быть союзниками. Однако, пока что повлиять на кадын никак не мог. Единственное, что стоило сделать – отсечь властолюбивых женщин от их сторонниц и сторонников, окружить новыми людьми, так чтобы плести интриги против друг друга стало сложнее. Хотя бы лишу кадын поддержки кизлярагасы, который, по моим наблюдениям, имел в этом деле свой интерес и попеременно поддерживал то одну, то другую.
Посмотрев на склоненную передо мной чалму кизлярагасы, едва удержался от резкого удара по жирной шее. Вот ведь змей! Так бы и прибил, но надо ждать. Еще не время. Пока у меня остается гарем из нескольких сот цветков, нужен и кизлярагасы. Впрочем, дело даже не в том, что за женщинами должен кто-то присматривать. К сожалению, нынешний кизлярагасы имел поддержку в лице многих видных вельмож и, кроме того, именно толстяку подчиняются евнухи, являющиеся мощной силой. Я, как мог, подтачивал его власть, но пока что она еще слишком велика. Надеюсь, это ненадолго.
Настроение испортилось. Платок я бросил совершенно незнакомой девчонке и, пробурчав, что мне сегодня не до танцев, поспешно бежал из Дома радости на мужскую половину. Там меня занесло в общую комнату. Наложники как раз занимались с наставниками, и я, не обращая внимания на их удивленные взгляды, тяжело рухнул на ближайший диван. Вокруг стоял ровный гул – кто-то тихо переговаривался, сравнивая свитки с тщательно выписанными буквами, кто-то вышивал – все-таки нашлись желающие, кто-то учил язык, кому-то наставник растолковывал Коран. На меня почти не обращали внимания, только изредка бросали любопытствующие взгляды. Кланяясь, подошел наставник и шепотом спросил: угодно ли мне поглядеть, как мужчины танцуют?
- А они умеют? – лениво удивился я, не совсем представляя, как вообще мужчина может танцевать для своего повелителя.
- Прошло слишком мало времени для того, чтобы говорить о серьезных успехах, но несколько юношей весьма талантливы, - уверил меня наставник, и я согласился из любопытства.
Как танцуют женщины я видел много раз. Как танцуют пары – тоже. Но исключительно мужской танец – это интересно!
Некоторое время все бегали, застилая пол коврами, чтобы не повредить пятки, разыскивая инструменты и рассаживая музыкантов; я поморщился, так как не любил суеты, но вскоре музыканты взяли первые ноты, и непривычно одетые юноши задвигались. Руки извивались словно змеи, бедра подбрасывало вверх, живот соблазнительно изгибался. Движения не были точной копией женских танцев. Быстрый поворот, резкая напряженная рука, горделивый изгиб шеи – в этом был вызов и… приглашение. Когда танец закончился, я вдохнул и с удивлением понял, что глядел на танцоров, напряженно замерев и почти не дыша – это совсем не похоже на ту расслабленную скуку, что я испытывал, наблюдая за своими прекрасными цветками.
Музыка стихла, но танцоры остались стоять передо мной, дожидаясь вердикта, я различал на их лицах нешуточное волнение. Не стоит затягивать с похвалами, тем более, что они их заслужили. Я порылся в карманах и, не глядя, передал склонившемуся рядом со мной наставнику три перстня – по числу танцоров. Тот передал мой подарок, юноши, поклонившись, быстро удалились с моих глаз – им был необходим отдых.
Четвертый перстень с крупным круглым изумрудом я снял с собственного пальца и повернулся к наставнику:
- Это ты разучивал с ними танец?
Мужчина снова низко поклонился:
- К стыду моему - нет. Я хотел учить их по-другому, но Наджи, - наставник повел рукой в сторону одного из наложников, - уговорил меня попробовать новый, неизвестный мне танец.
- Значит, Наджи, - я внимательно осмотрел юношу, тот, видимо, не ожидал, моего внимания – занервничал, прикусил губу, сцепил мертвой хваткой руки. - А почему он сам не танцевал?
- Повредил себе ногу. Во время танца. Такое иногда случается, если двигаться очень быстро, - пояснил наставник.
- Понятно. Выздоравливай, Наджи! – я передал через наставника перстень и тихонько пожалел, что по своей собственной прихоти не назначил на мужской половине управляющего.
Кто же теперь напомнит выздоровевшему Наджи, что нужно посетить спальню султана? Неужели я теперь сам должен заниматься такими мелочами? Наверное, так и есть. Ведь, выходит, что фактически я и есть управляющий мужской половины гарема. Тот управляющий, что следит за женщинами мне не нравится – он старый, толстый и плохо пахнет, что неудивительно для евнуха. И еще, кажется, хочет меня убить. Мысли мои опять вернулись к противному кизлярагасы, я снова повторил про себя, что уже сделано для уменьшения его влияния. Итак, я сам подбираю себе охрану из янычар. Раньше все воины во внутренних покоях и серале подчинялись кизлярагасы, и были евнухами, конечно же, а теперь в ведении кизлярагасы только воины, что охраняют сад, примыкающий к женскому сералю. Наложницами управляет все еще он, но к моим мужчинам я его не подпустил. Учителей для шехзаде – моих наследников, на которых я возлагаю большие надежды, тоже подбираю я сам. В общем, уже скоро толстяк благополучно задохнется во сне. Ну а пока требуется все-таки подобрать кого-нибудь для мужского гарема. Кого-нибудь преданного лично мне. И не евнуха. Хватит с меня этих уродищ.
***
И зачем я только пошел в Дом радости? Прошлая ночь с наложницей не доставила никакого удовольствия. Пришедшая дева поклонилась, опустилась на колени и, как положено воспитанной наложнице, подползла к постели. А потом она чуть распахнула халат, не снимая его, и призывно разметалась по матрацу.
Правоверный никогда не должен обнажаться полностью – это всегда твердили воспитатели, и это мне с ранних лет казалось весьма глупым. В одежде не очень-то удобно сходиться с женщиной, но как разденешься, если буквально каждая чуть ли не плачет от подобного, твердя, что нельзя гневить пророка, он-де даст больного ребенка? Да не будет у меня больше детей! Зачем? Чтобы они потом друг друга травили? Нет уж, будет и двоих!
Мне всегда нравилась девичья спина, но поворачивать прекрасный цветок на живот тоже запрещено, и я, сцепив зубы, глажу и ласкаю грудь, целую живот, добиваясь тихих вздохов и яркого румянца. Сама дева тоже не ленится – целует и прижимается пышной грудью. Вроде, все при ней. Нежные руки осторожно прикасаются к моему телу, ее взгляд затуманен страстью, губы приоткрыты, а я отчего-то холоден. Не могу отделаться от мысли, что целуется и милуется она в точности также, как сотни дев до нее. Я отлично знаю, что перед тем, как попасть ко мне, девы тщательно моются, удаляют волосы на теле, умащиваются маслами, а также главный евнух напоминает счастливицам, как следует вести себя в постели великого меня. Видимо, с последним происходит некая неурядица – посещающие меня одалиски невероятно однообразны. Я даже говорил об этом с управляющим. Но без толку: этот сын ишака, не моргнув глазом, предложил удавить девочку, если она мне так не угодила. Пришлось уверять, что я всем доволен. Не погибать же девчонке лишь из-за того, что главный евнух желает мне досадить? Наверное, стращает бедняжек до обмороков, лишь бы не отклонялись от его указаний.
Почему-то горячая волна накрывает меня только после того, как я вспоминаю голубые глаза Захи.
С утра настроение ни к шайтану. Одеваясь во все новое, тихо закипаю. Девица улыбается во сне, и ее безмятежное лицо вызывает новый приступ раздражения. Обижать ее не хочется. Не думаю, что именно эта одалиска виновна в моих бедах. Однако, делать со всем этим что-то надо. Например, расселить, наконец, сераль. Пора разгонять этот гадюшник. Выдам всех нетронутых замуж, а «тронутых» распределю среди вельмож. А кизлярагасы все-таки убью как-нибудь. И позатейливей. Про изощренное смертоубийство лучше всего посоветоваться с человеком, для которого умертвление себе подобных стало делом жизни.
Раздражение требовало выхода, и я решил наведаться к палачу в надежде, что беседа немного развеет тягостное умонастроение.
Вообще-то обычно наказаниями занимается кизлярагасы – поручает стражникам из охраны высечь, побить палками или удушить. В моем дворце проживает более тысячи людей, постоянно кто-то из них совершает оплошности: серьезные и не очень. Если кто-то из слуг перевернет на пол блюдо, то, скорее всего, будет отправлен к ближайшему стражнику за вразумлением, но, конечно же, не к палачу. Палач нужен для серьезных преступников. Молчаливый мужчина с тяжелым взглядом пришел ко мне сам. Не знаю уж, сколько он сунул кизлярагасы за содействие. Наверное, достаточно, чтобы жадный евнух не задумался над тем, кого ко мне ведет.
Жил Сирхан там же, где и работал – в углу пыточной лежал матрац, рядом находились ларь и столик. Я, прямо скажем, не перегружал его работой, а чтобы не сидел без дела, поручил организовать все так, чтобы исключить влияние кизлярагасы на назначение и исполнение наказаний. Сирхан поклонился и потребовал денег, конечно же.
За полгода тихий мужчина устроил все, как я повелел, и еще одна ниточка ускользнула из цепких пальцев кизлярагасы – теперь провинившиеся шли к Сирхану и именно ему несли подношения, чтобы смягчить свою участь. Я прекрасно знал, что за небольшую мзду помощник палача не станет усердствовать, попридержит руку и даже смажет пострадавшее место, чтобы быстрее заживало. Бороться с подобным, с моей точки зрения, не имело смысла, и я делал вид, что не в курсе.
Мне всегда нравилось появляться внезапно. И еще – слушать чужие разговоры, хотя некоторые и полагают, что это занятие не пристало достойному мужу. Не важно. У меня на эту тему свое мнение.
- Сирхан, мне больно! – грустно произнес чей-то голос, я насторожился и придержал шаг – в речи неизвестного не было страха, и мне стало любопытно.
Я остановился послушать, янычар молча замер за моим плечом.
- Понятное дело, Наджи! Как ты умудрился так расшибиться? – пробурчал низкий голос палача.
- Сам не знаю, - вздохнул некто по имени Наджи.
Наджи? Уж не мой ли это танцор? Я осторожно выглянул из-за угла, палач сидел на подушке, а наложник – на сундуке, Сирхан осторожно обрабатывал пораненную коленку, его движения были бережны; обыкновенно затвердевшие, словно каменные, черты лица сурового палача расслабились, уголки губ дергались, пряча улыбку. Чудеса. Этот человек на моей памяти ни разу не улыбнулся.
Я тихо развернулся и пошел прочь – не хотелось прерывать это неожиданное общение. Про интересную, болезненную и длительную казнь я могу расспросить и позже. Любопытно, к чему это все приведет? Подсмотренная мной сценка была вполне невинной. Пока никакого статуса у Наджи не было, он был волен свободно передвигаться по дворцу. Когда я приходил на мужскую половину, то усердно делал вид, что являюсь всего лишь доверенным лицом султана. Наставники были предупреждены о моей прихоти заранее, следовательно, Наджи не догадывается, что фактически в нескольких шагах от того, чтобы стать икбал. С другой стороны – может быть, есть кто-то, кому этот милый мальчик нужнее, чем мне? В моем положении верный союзник, благодарный за щедрый подарок, гораздо важнее хорошо проведенной ночи.
Я шел, перебирая в голове возможных кандидатов на должность управляющего и казначея мужского гарема. Ияд неслышно ступал за спиной – сегодня была его очередь заботиться о моей безопасности.
- Как тебе новички? – неожиданно спросил я у воина. - Заметил? Я набрал почти сотню стражей! Наверняка со многими ты уже встретился. Что думаешь о них?
Возникла заминка – охранник обдумывал ответ, потом раздался его голос:
- Им придется тренироваться. Ну, да это дело наживное. Вскоре они станут вполне достойны.
- Ияд, дорогой, ты уже много лет служишь мне, - я приостановился и оглянулся на тревожно замершего мужчину, - в моем серале не все благополучно…
Воин тихо хмыкнул. И то верно – когда это там было благополучно? Серпентарий, да и только!
- Я думаю отправить шехзаде и кадын подальше отсюда. В загородный дворец.
Ияд молча склонил голову, ожидая продолжения, его мощная фигура излучала напряжение – до недавнего времени он, наверное, и не подозревал, что я помню его имя и вообще как-то различаю тех, кто бесшумно следует за мной, отводя опасности.
- Ты подберешь сотню воинов, достаточно надежных, чтобы стоять во внутренних покоях. И отправишься с шехзаде, чтобы лично проследить за их безопасностью.
Ияд побелел, его ладонь дернулась, прикрывая пах. Несчастный вообразил, будто его теперь оскопят – ведь рядом с женщинами могут находиться только евнухи. Я усмехнулся: