- Ты бы не грубил, Себастьян, - стараюсь подцепить кожу иглой, - а то я на тебе слово неприличное крестиком вышью.
Киллер глухо смеется, края раны расходятся. Ну почему он мне всегда мешает…
- Бас. Заткнись.
- А ты не смеши меня… Джим, оба края протыкай разом, не надо меня в дуршлаг превращать, - шипит. Больно наверное.
- Пальцы скользят.
- Пассатижи возьми. В сумке, Джеймс, куда ты рванул?
Возвращаюсь. Господи, я действительно нервничаю. Куда я собрался?
Выдергиваю иглу, удерживая пассатижами.
- До ребер зашей, там само зарастет. Не мельчи – сантиметр-два между стежками.
Прикусываю язык, видимо от напряжения, дергаюсь – из-под двух сделанных стежков проступает кровь. Бас изгибается, внимательно разглядывая мою работу, закатывает глаза:
- Спасибо всем богам, что я уже почти ничего не чувствую.
Накатывает злость. Сжимаю кожу ладонью, сильно, чувствую, как медленно сочится кровь.
- Джеймс! Джеймс, твою мать! Прекрати…
- Больно? – вижу, как зрачки расширяются.
- Сам как думаешь…
- Тогда не хами мне, глупый тигр.
Пытается убрать мои руки, оттолкнуть.
- Я закончу, малыш. Не дергайся, ладно?
Дышит так тяжело, с хрипом. Я люблю обескураживать его переходами с грубости на нежность.
С пассатижами проще и быстрее. Стираю кровь разведенной водкой, делаю еще с полдюжины стежков.
- Как закреплять?
- Просто завяжи концы нити и обрежь.
- Может, до конца дошить?
- Не надо. Водкой залей и все. Дальше я сам.
Сам? Интересно. Вообще-то мне хватает медицинских познаний, чтобы понять, что повязку ему самому будет сложновато затянуть.
Позволяет помочь. Несколько метров белой тонкой ткани резко контрастируют по цвету с чуть загорелой кожей.
Сейчас мне нравится, как он выглядит. Сильный, но теперь слегка беззащитный. Хорош.
- Себ…
-Джеймс, даже не думай, – собирает железки, сваливая в раковину, обдает водой. – Завтра прокипячу. Пойду спать.
- Я с тобой.
- Нет.
- Да.
- Джеймс!
- Малыш, не спорь со мной.
- Джим… Вот вообще не до тебя.
Хмыкаю. Черта с два. Когда ты еще будешь в таком состоянии?
Устало прикрывает глаза. Я тоже чувствую себя потрепанным, как сердце больного ишемией.
Кровать у снайпера узковатая для двоих. Сидя на ней, наблюдаю, как киллер стягивает джинсы и надевает майку.
- Ложись у стены, - выключает свет.
Перекатываюсь к краю постели, через несколько секунд чувствую, как он ложится рядом. Горячий.
- Джим, полезешь ко мне – шею сверну.
Фыркаю.
========== Часть 5 ==========
За окном уже достаточно светло, когда я открываю глаза. Тигр спит рядом, умудряясь сохранять серьезное выражение лица. Ну, не совсем серьезное – чуть приоткрытые губы и подрагивающие светлые ресницы отвлекают от общей суровости. Красивые губы – всего в меру, хотел бы я чуть прикусить их – несильно, но чтобы кровь выступила, а потом можно слизывать ярко-красную жидкость, упиваясь вкусом, мягкостью кожи и запахом. Перевожу взгляд на потолок, сам себя отвлекаю от мыслей об этих губах… Потолок белый – непривычно, в моей спальне он кремовый. Провожу пальцами по обоям – тоже не такие на ощупь – остались от предыдущих хозяев квартиры. Я разрешил киллеру самому устраиваться в своей комнате. Я правда не стал вмешиваться – пускай делает что хочет, я даже заплачу – очень уж хотелось посмотреть, во что он превратит окружающее его пространство. Но, насколько я знаю, он купил кровать и шкаф. Кровать – потому что спать на чужой посчитал отвратительным. Шкаф – потому что любит порядок, а запас оружия у полковника большой. В шкафу хранить удобнее.
Кажется, даже попытался придать комнате больше безликости – выкинул все побрякушки – картины (копии, конечно), шторы, что-то тут еще стояло – уже не помню.
Не верю, что его ничего не интересует кроме работы. Должны быть у человека какие-то увлечения.
Даже не знаю, кто из нас больше сумасшедший.
И еще одна вещь, которую он купил сам, на свои деньги – те, которые я ему плачу. Зеркало. Огромное, наверное семь на пять футов, не меньше. Без рамы, но стильное – с острыми матовыми краями, чуть скошенными к стене. Полковник часто смотрит в зеркала – но не так как я. Я смотрю, чтобы оценить свой внешний вид, чтобы полюбоваться собой, чтобы точно знать, что я неимоверно хорош. Да, знаю, это скорее всего нарциссизм в чистом виде, и меня это ни капли не смущает.
Себастьян смотрит в отражение собственных глаз – я часто это замечаю. Даже если нужно осмотреть себя, свою внешность, одежду, прическу – неважно, он сначала несколько секунд смотрит в глаза своего отражения.
Я недолго рылся на всяческих форумах и нашел-таки красивое объяснение – «некоторые после изнурительного путешествия приходят в себя лишь тогда, когда, поглядев в зеркало, зрительно подтвердили себе свое действительное существование».
Интересно, в чем мой верный тигр сомневается больше – в собственном существовании, или в реальности происходящего?
Длинные светлые ресницы начинают подрагивать, а пальцы чуть сжимают одеяло – сейчас проснется. Забираюсь с головой под одеяло. Душно, жарко и слишком много запахов.
- Джим, ты все равно не спишь.
Мотаю головой:
- Я кот Шредингера. Откуда тебе знать?
Тяжелая рука опускается сверху, ладонью куда-то на уровень поясницы, и я нагло придвигаюсь вплотную, резкий больничный запах, исходящий от бинтов, заставляет высунуть, наконец, голову на свежий воздух.
- Себ, хватит строить из себя святую невинность.
Синие глаза смотрят на меня изучающе, даже с любопытством.
- Шеф, я не буду спрашивать, к чему ты это сказал. Выметайся из моей постели и из моей комнаты тоже.
- Ах, Себастьян… - картинно закатываю глаза, садясь на кровати, - ну кто же так разговаривает с человеком, с которым провел ночь?
- Шеф, - медленно поднимается с кровати, - это не называется «провести ночь», это называется «мой шеф залез в мою постель». И это нагло. Особенно в свете того, что ты обещал не лезть на мою территорию. Никогда.
- Уволишься, вздорный тигр? – чуть щелкаю его по носу, когда он наклоняется ко мне.
- Нет. Но будь добр, исчезни из моей комнаты.
Мотаю головой. Мало ли, что я обещал.
Полковник пожимает плечами, отворачиваясь, подходит к зеркалу. Начинает разматывать бинты четкими, неторопливыми движениями. Чертовски эротично на мой вкус, о чем я ему незамедлительно сообщаю и получаю в ответ скорбный вздох. Проводит пальцами по припухшей коже, перечеркнутой короткими стежками, задумчиво обводит слегка стянувшуюся кожу на ребрах.
Не выдерживаю – подхожу вплотную, оглаживая мускулистую задницу.
- Мой мальчик будет жить?
- Твой… Джеймс, прекрати! – перехватывает мою руку, уже почти скользнувшую под
ткань белья, морщится. – Твой снайпер будет жить, и будет жить преотлично, если ты перестанешь его доставать.
- Малыш, мне не нужно, чтоб ты жил преотлично. Просто живого снайпера мне вполне достаточно. Думаю на ближайшую неделю мне для тебя работу лучше не планировать?
- Было бы мило, Джеймс, – отпускает мою несчастную конечность. Хватка у него мощная и я делаю обиженное лицо, растирая запястье. Кошусь в зеркало – черт, я очарователен!
- И что ты будешь делать целую неделю?
- Даже не знаю. Надеюсь, ты не собираешься планировать мой досуг? Я, как видишь, могу пережить твои задания, но отдых… Нет шеф, нет, нет, нет!
В зеркале вижу свою довольную улыбку – вообще-то я собирался оставить киллера на недельку в тишине и покое. Но теперь мне это не нравится.
- У тебя же все равно нет личной жизни, Себастьян. Ведь так?
- С чего ты взял? У всех есть личная жизнь, шеф.
- У тебя не должно быть, Бас. Полковнику никто не пишет, Бастиан.
- Ты не знаешь наверняка. Кот, блин, Шредингера.
Отхожу на несколько шагов – ох, не зли меня, глупый тигр.
- Ревнуешь, шеф?
Ревную? Что? Много думаешь о себе, снайпер.
- Ты на меня работаешь. Не забывайся.
- Конечно, шеф, – с притворной покорностью наклоняет голову, глядя слегка исподлобья.
Дурацкие синие глаза.
Дурацкие светлые ресницы.
- Я выцарапаю твои глаза, Себастьян.
Качает головой.
Личная жизнь… Откуда у этого паршивца личная жизнь? Врет, ну наверняка же врет. Неделю отпуска ему дал – жалею даже. Пускай бы сдох на работе, я бы меньше злился, может быть, правда, расстроился немного… Хотя, судя по прытким передвижениям по квартире, и двух дней бы ему вполне хватило.
Наблюдаю, как он пытается завязать галстук.
- Боже, Бастиан, ну не идет тебе галстук. Честное слово! Не оскорбляй мое чувство прекрасного.
Упрямо мотает головой.
- Куда собрался?
- Пьянствовать, шеф.
- В галстуке?
- Ага. Преферанс и балерины, сам понимаешь.
- Ну-ну. Не переборщи там с балеринами.
- Постараюсь, шеф.
- Бас, а если меня убьют, пока ты будешь шляться неизвестно где? – капризный голос мне отлично удается и очень раздражает полковника.
- Найду себе нового хозяина, шеф. Это не так сложно.
Да уж, тебя с руками оторвут. Стоит вспомнить, какие суммы отваливают за твои услуги…
- Ну и искал бы, - обиженно надуваю губы. – Я тебя как будто держу.
- Ты много платишь, Джим, – отшвыривает галстук.
- Надень другую рубашку. Я могу платить меньше.
Натягивает тонкий черный джемпер.
- Ну, если задуматься – твое имя дорогого стоит – престижно и безопасно.
- Не вернешься к ночи – сдам тебя полиции. С подробным описанием твоих дел. Да, джемпер лучше.
- Угу, - отворачивается от зеркала. – Да ты без меня пропадешь, шеф. Думаешь, многие позволят так с собой обращаться?
- За те деньги, что я тебе плачу и за мое покровительство? Каждый второй, Бас, не обольщайся. Часы сюда не идут.
- Но мне нравятся часы.
Категорически качаю головой.
- И сколько из этих людей наберется первоклассных киллеров? Джеймс, когда ты за мной наблюдаешь, я одеваюсь в три раза дольше.
- И выглядишь в итоге в пять раз лучше. Ну, пара-тройка, я думаю, наберется.
Вру конечно. Набраться-то наберется, но вот достойную замену найти вряд ли получится.
- Да кому какое дело, как я выгляжу? Шеф, у меня булавка в ухе и в виске. И ты что-то говоришь о своем чувстве прекрасного?
- Не мешает? – качает головой, - ну вот и не возмущайся. Может скажешь, куда идешь?
- Тебе так нужно все контролировать, шеф. Гулять иду. Прошвырнусь по городу. Черт знает сколько уже не был в городе не по работе.
- Купи мне чего-нибудь.
Удивленно смотрит на меня, усмехается:
- Привезу тебе магнитик.
Смеюсь, возвращаясь за рабочий стол.
- А и еще, Джеймс! – заинтересованно смотрю на него. – Будь добр, не приставляй ко мне своих ищеек. Я все равно замечу, так что ничего интересного ты обо мне в любом случае не узнаешь.
- Как ты можешь так обо мне думать, Бас… Это просто унизительно.
- Да-да, конечно.
К ночи он, конечно, не возвращается, да я и не думал, что послушается. А я вот послушался – не стал приставлять к нему слежку. Не потому, что уважаю чье-то там личное пространство, а потому, что бывший вояка все равно заметит, как он и сказал.
В отместку укладываюсь в его кровать. Он по любому будет недоволен, но мне-то это не важно. Утыкаюсь носом в подушку – пахнет снайпером. Одеколон, шампунь, мыло, легкая примесь пороха и пота. Сжимаю ткань, мну в ладонях. Возбуждение накатывает медленно. Первая волна – от запаха – проходит как легкие электрические разряды – по кончикам пальцев, по коже, самую малость, приподнимая волоски на руках. Вторая сильнее – вспоминаю все те аккуратные, ровные надрезы, которые делал на загорелой красивой коже, пряный вкус на губах и языке, руки сами скользят по телу – обводя чувствительные места – по шее, чуть царапая ложбинку под кадыком. После – ладони разъезжаются по ключицам и ниже – правая задерживается на груди, левая сползает на живот. У меня не слишком чувствительные соски, поэтому с коротких поглаживаний пальцы переходят на щипки, сжимая затвердевшие горошины, чуть оттягивая, сильно сжимая, пока левая рука поглаживает напрягшийся живот.
Ну и где шляется мой глупый тигр, пока я тут изнемогаю в его постели? Вот если я ему постельное белье испачкаю – он меня точно на клочки порвет. Но, черт возьми…
Третьей волной накрывает так, что я со стоном выгибаюсь – твою же мать, Себ, я как вспомню твои прикосновения…