— Не подумай ничего такого. Просто в последнее время ты часто была в галерее. На самом деле, я видел тебя там всю последнюю неделю, просто ты меня не замечала. Ты красивая. Мне нравится рисовать тебя. Не сочти меня за маньяка, пожалуйста, — ей нравится неловкость, с которой он сжимает в руках неоконченный рисунок с изображением ее улыбки. Бумага мнется, и Кейтлин вытаскивает ее из его сжатых пальцев.
— Тогда рисуй, если так хочется, — она откидывает волосы со спины на грудь, тянет собачку молнии платья на спине. Ткань падает на покрытый каплями краски пол, и она переступает через нее, оставшись в одном нижнем белье и туфлях. — Или ты предпочтешь, чтобы я разделась полностью?
— Думаю, это успеется, — улыбается Джей. Кейтлин садится прямо на стол, немного ерзает по наброскам с самой собой, чтобы принять наиболее удобную позу.
Гаррик трахает ее в первый раз на этом столе спустя полтора часа.
#
Джей пересчитывает ее позвонки, обводит каждый, любуясь плавными изгибами тела. Кейтлин нежится под его руками, щурится от заходящего солнца, светящего через окно прямо в глаза; она лежит на животе, бедра прикрыты простыней, и тело приятно ломит после хорошего секса. У нее несколько засосов на плечах, и нужно будет какое-то время воздержаться от ношения блузок без рукавов (хотя Барри все равно плевать). Гаррик лежит рядом, подперев голову ладонью.
— Послушай, твой муж, — его рука дергается в такт словам, и Кейтлин переворачивается на спину, откидывает волосы назад. Его действительно волнует ее муж, и это забавляет: обычно всем плевать, всем всегда плевать.
— Брак по расчету. У него с самого начала есть любовница. Ему нет никакого дела, с кем я сплю. Старая договоренность, — отбрасывает все сомнения, а после гладит его лоб пальцем: прямо там, где появляется морщинка. — Не хмурься, тебе не идет.
Джею хочется сказать: «А тебе идет все: от смеха до слез». Джею хочется сказать: «Твой муж идиот, что завел любовницу». Джею хочется сказать: «Значит, у меня куда больше шансов, чем я думал». Джей просто валит ее на спину, беспорядочно целуя лицо. Кейтлин смеется, выгибается под ним и ластится, как кошка.
Он думает, что должен нарисовать ее такой: улыбающейся, сияющей в лучах заходящего солнца, распластанной на его кровати.
Он рисует, когда она спит, утомленная, выглядящая по-детски невинной во сне.
#
— Знаешь, Джей Гаррик — это псевдоним. На самом деле меня зовут Хантер Соломон, — неожиданно признается он, когда сидит перед ней на корточках и яростно, будто боясь не успеть поймать ускользающее вдохновение, наносит контур ее тела карандашом. Кейтлин сидит на подлокотнике старого выцветшего кресла, как на троне, и снисходительно взирает на него сверху; губы трогает легкая улыбка.
— И почему ты решил назваться другим именем, Хантер? — она пробует новое имя на вкус, смакует на языке: это имя более резкое, в нем больше опасности, чего-то маняще-запретного. Оно нравится ей сильнее, чем милое до приторности «Джей».
— Хотел сбежать от прошлого, начать жизнь с нового листа, — у него затекает шея, но он не обращает внимания: свет на ее скулы ложится идеально, отчего они становятся острыми, гротескно-очерченными. Хантер пытается перенести резкость черт на бумагу, пытается воссоздать ее образ до капельки пота у линии волос.
— Получилось? — не без интереса спрашивает она, игнорируя звонок телефона.
— Наверное, я ведь встретил тебя.
— Считаешь меня чистым листом?
— Скорее вторым шансом.
— Подожди, пожалуйста, — она не выдерживает и берет трубку с пренебрежительно-милым «Бэмби, я занята, давай быстрее». Хантер переносит на чистый лист ее нахмуренные брови, поджатые губы и сжимающие телефон пальцы. — Я буду, когда освобожусь. Ой, да ладно, ты сможешь утешить свою сестренку, как никто другой. Просто посмотри на нее своими оленьими глазками, и она забудет о своем муже, как и раньше бывало. Позже, я сказала, — Кейтлин разве что не бросает телефон на пол, но сдерживается. Спрыгивает с кресла и валит Хантера на пол; карандаш выпадает из его пальцев и откатывается в сторону.
— Что-то случилось? — он гладит ребром ладони ее висок, пачкая кожу грифелем, в котором перепачканы его пальцы.
— Муж любовницы — тире — сестры мужа был убит. Не смогу сегодня переночевать с тобой, прости, — она чмокает его в нос: звонко, слишком жизнерадостно для человека, который только что узнал о смерти своего знакомого, даже родственника. — Ничего серьезного, говорю же. Не хмурься, — Кейтлин расстегивает несколько верхних пуговиц на его рубашке и касается оголенной кожи груди. — А теперь как насчет знакомства, Хантер? Надеюсь только, что Джей не будет сильно ревновать, — она кусает его нижнюю губу, целует подбородок и переходит на шею, параллельно расстегивая молнию на джинсах.
— Думаю, я смогу с ним договориться, — усмехается Хантер, пока Кейтлин опускается все ниже, оттягивает зубами резинку боксеров и берет в рот так глубоко, что он давится воздухом.
Он рисует всю ночь напролет после ее отъезда, пока кисть не начинает сводить судорога.
#
Хантер обрастает рисунками, набросками, холстами, на которых написано маслом, как обрастают мхом: одна стена полностью завешена ее улыбками, пальцами, спиной с выступающими лопатками. Кейтлин называет его лофт «храмом имени себя» и звонко расцеловывает щеки, сидя на его коленях. Он обнимает ее за талию одной рукой, другой пытаясь завершить набросок.
— А что, мне бы пошел русалочий хвост, — она внимательно следит за движениями его руки, из-под которой на бумаге появляется силуэт маяка в отдалении, камня и русалки с ее чертами. Кейтлин болтает ногами, ерзает, а после засыпает, уткнувшись носом ему в шею. От ее горячего дыхания щекотно и хочется ежится, но Хантер держится, прижимает ее к себе сильнее и сидит, не шевелясь, несколько часов.
Кейтлин просыпается в кровати; на соседней подушке лежит красный мак и записка: «Ушел на лекцию. Позавтракай сама». Она не сразу вспоминает, что он преподает в местном колледже историю живописи или что-то такое.
Мак она вставляет за ухо; за ночь на столе добавляется набросков.
#
Когда Хантер возвращается домой, то Кейтлин там нет, хотя ее сумка лежит на привычном месте у входа, а туфли разбросаны по студии. У него холодеет где-то под ребрами, перед глазами проносится миллиарды возможных путей развития событий от похищения до перелома в результате неудачного падения в ванной.
Кейтлин находится на крыше — выбралась через старую пожарную лестницу у окна. Лестница скрипит и опасно шатается, когда он только наступает на первую ступеньку, но тут же застывает, заслышав знакомый голос.
— Ну конечно, ты останешься с ней на несколько дней. Я и не ждала другого, Бэмби, ты ведь у нас герой. Как ты можешь бросить свою сестру в такой сложный момент. Нет, я не дома. И не собираюсь туда. Утешь Айрис хорошенько, говорят, что вдовы — самые раскрепощенные любовницы, — телефон летит с крыши вниз и разбивается где-то у подножья дома о мостовую. Когда Хантер все же поднимается, щелкает зажигалка; Кейтлин затягивается глубоко, держит дым в легких долго, а после медленно выдыхает. У нее от слез блестят глаза, от чего тушь немного расплывается.
— Не знал, что ты куришь, — он садится рядом с ней на нагретую солнцем черепицу; ноги скользят.
— Из-за мужа. Он доводит иногда, — она сбрасывает пепел себе под ноги, но его тут же уносит ветер.
— Порой мне кажется, что он не заслуживает тебя, — Хантер обнимает ее за плечи и прижимает к себе. — Будь я на его месте, мне бы больше никто не был нужен. Тебя более, чем достаточно, — у нее волосы пахнут медом, и он целует макушку, волосы на которой под слепящим солнцем кажутся золотыми.
— Жаль, что он, не как ты, — она горько усмехается и поджигает новую сигарету, отодвигаясь от него. У нее мерзнут стопы, и Хантер греет их в своих ладонях, пока Кейтлин лежит на спине и выдыхает дым через нос. — Ты когда-нибудь пробовал кокаин? — неожиданно спрашивает она и садится.
— В колледже.
— Время возвращаться в колледж, Хантер, — воодушевляется она. — Дашь свой телефон?
Через два часа Кейтлин, приняв дозу на грани с передозировкой, седлает его бедра и целуется так, будто хочет достать языком до гланд. Хантер думает, что в ее расширенных до невозможного зрачках можно увидеть, как зарождаются новые вселенные.
#
Кейтлин нервно выстукивает ножкой по асфальту; она островок среди моря студентов, которое обтекает ее, высматривающую среди множества людей одного. Хантер говорит много и размеренно, идет медленно, явно подстраивается под шаг молоденькой внимательно слушающей девушки. Он улыбается мягко, когда она начинает говорить и качает головой, а после поправляет сделанные ею ошибки. Кейтлин чуть стягивает солнечные очки по переносице вниз, смотрит на открывшуюся ее взгляду картину с легким прищуром.
У студентки чересчур длинные ноги, грамотный макияж, выглядящий максимально естественно, и декольте на грани фола; она стоит слишком близко, идет слишком близко и говорит наверняка тихо — Хантер вынужден чуть наклоняться к ней, чтобы хоть что-то расслышать. Кейтлин эту миловидную блондинку ничуть не осуждает: будь у нее такой учитель, она бы сама нашла более вульгарный способ привлечь его внимание. Кейтлин даже лестно: любовник привлекает интерес, что свидетельствует о правильном выборе.
Хантер замечает ее издалека, обрывает фразу на полуслове и начинает улыбаться. Студентка сначала смущенно тупит взор, начиная накручивать локон на палец, думая, что он так ведет себя из-за нее, но потом замечает Кейтлин, которая улыбается снисходительно, манит Соломона к себе пальчиком, не делая и шага навстречу.
Хантер спешно извиняется, ссылается на срочные дела и предлагает продолжить их разговор завтра. Кейтлин целует его развязно, бесстыдно засовывая язык в рот, кусая губы; кто-то в толпе даже присвистывает. Наконец отрываясь от него, она берет его под руку и уводит прочь, не забывая напоследок обернуться и бросить на незадачливую студентку уничтожающий взгляд, исполненный презрения и наслаждения очередной победой.
#
— Как я смотрюсь? — с улыбкой спрашивает Кейтлин, поправляя цветы на своем теле. Она лежит на кровати, обсыпанная маками, и чувствует, как чуть кружится голова от их запаха. Джей смотрит на нее сверху со стремянки и не может связать слов: только и успевает отображать плавные изгибы и резкие переходы.
— Как самая прекрасная муза, — шепчет он и смотрит с обожанием, в котором она купается, под которым она нежится и плавится. — Но почему именно маки?
— Ты первый это начал, — просто отвечает она, лениво обводя кромки лепестков подушечками пальца. — Я подумала, что тебе просто нравятся маки.
— Мне нравишься ты, — говорит он вслух.
«Я тебя люблю» — добавляет отчего-то про себя.
— А мне нравится тебе нравиться, — в ее словах потайного смысла нет, все как на ладони, но она улыбается, и губы у нее цветом, как маки, и дурманят голову также. Хантер спрыгивает на пол, отбрасывая планшет. Она сладкая на вкус и такая податливая, когда обхватывает его шею руками, подставляется под поцелуи, не обращая внимания на то, что они мнут цветы.
Маки ломаются и темнеют, кровавыми язвами окружают их тела, пока она стонет, подаваясь навстречу каждому его движению.
#
Барри называет свое имя и фамилию на стойке информации в больнице, а после идет на поиски палаты №346. В последний раз ему приходилось это делать два года назад, и тогда все закончилось реанимацией; до гроба не хватило нескольких грамм и менее расторопных врачей скорой помощи. Позднее именно тот день он назовет днем, когда его брак рухнул окончательно.
Кейтлин уже в сознании, когда он заходит в палату. Она облизывает пересохшие губы, поднимается на кровати выше, стараясь не тревожить капельницу. Барри не садится на кровать, не садится в кресло рядом с кроватью. Он просто стоит и смотрит на то, как некогда лучшая студентка курса, победительница олимпиады штата по химии, женщина, на которой он захотел жениться не только из-за деловых отношений между их родителями, лежит в кровати с мутной после передозировки кокаином головой и смотрит на него слезящимися глазами с черными кругами под нижними веками, чересчур сильно контрастирующими на фоне бледной кожи.