— Сдохнуть хочешь? — у Барри болит голова: боль давит череп где-то в районе затылка, и он чертовски устал от ее выходок, от истерик и этих слезливых взглядов. — Если будешь так продолжать, все именно этим и закончится.
— А ты и рад будешь, — шипит Кейтлин и сжимает руки в кулаки; слезы катятся по щекам. — У тебя же есть твоя дорогая сестричка, твоя распрекрасная Айрис, от которой никаких проблем. Никаких больше преград, когда я сдохну. Так может, мне умереть прямо сейчас? Хочешь? Этого хочешь?
— Я хочу, чтобы ты успокоилась, иначе мне придется позвать врача, — обрывает начинающуюся истерику он. — Кейтлин, что с тобой случилось? Когда ты дошла до такого? Скоро за дозу будешь тело свое предлагать?
— Тебе-то какое дело, а? У тебя есть Айрис.
— Айрис тут совершенно не причем. Мы говорим о тебе и о твоей зависимости.
— У меня нет зависимости. У меня есть только муж, которому плевать на меня. Почему ты не можешь любить меня так, как любишь ее? А? Чем я хуже?
— Ты прекрасно знаешь, что я любил тебя, Кейтлин. Я любил тебя так, как никого не любил, когда мы поженились. Но я чертовски ошибся, когда стал позволять тебе слишком много. Я просто хотел сделать тебя счастливой, но проморгал тот момент, когда счастье, в твоем понимании, стало синонимом кокаина. Я виноват перед тобой, Кейт, и хочу помочь все исправить, но я не смогу спасти тебя, пока ты сама не захочешь спасения.
— Мне не нужна твоя помощь, — она ударяет кулаками себя по коленям. — Я хочу, чтобы ты любил меня! Я хочу, чтобы ты любил меня, как раньше.
— Разве? Ты хочешь, чтобы я любил тебя? Сомневаюсь. Ты хочешь, чтобы я снова был твоим ручным псом, которым ты можешь крутить, как тебе вздумается, а он только и будет, что заглядывать тебе в рот. Этого с меня хватит. Я слишком долго любил тебя, в то время как ты путала любовь с обладанием, — Барри целует ее в лоб. — Если захочешь хоть что-то изменить в своей жизни, позвони мне, хорошо?
— Иди к черту, Бэмби, — она бросает в него подушкой, глотая слезы. Игла капельницы вырывается из вены. Барри вздыхает и выходит из палаты, набирая номер ее матери.
— Прости, Кейт, я не хотел до этого доводить, но ты вынудила меня, — бормочет он, слушая длинные гудки.
#
Кейтлин сбегает из больницы: улучает момент, когда медбрат, которому было сказано следить за ней, теряет бдительность, и, быстро переодевшись в заранее принесенную Линдой сменную одежду, петляет коридорами, спускается по пожарной лестнице. Она чуть не сталкивается с Барри в холле, но он слишком занят разговором по телефону в ожидании прибытия лифта, чтобы заметить ее. Ей было бы обидно, не будь она настолько поглощена желанием уйти отсюда, пока, сославшись на якобы существующую зависимость, муж не упек ее в реабилитационный центр.
Идти некуда; она идет к Хантеру.
Он удивляется, когда находит ее сидящей на полу возле своей двери. У нее полопавшиеся капилляры вокруг радужки, бледные губы и какое-то затравленное выражение лица. Глаза мгновенно начинают блестеть от слез, стоит ей увидеть его.
— Мне просто больше некуда пойти, — шепчет она, цепляясь за него; у нее подгибаются колени, растрепаны волосы, и Хантер не знает, что и думать. Его затапливает страх вперемешку с яростью, когда он заводит ее в свою квартиру. — Только не отдавай меня им, — Кейтлин шепчет, усаживаясь в кресло, кусая губы и прижимая дрожащие руки к груди.
— Что случилось? — он подает ей стакан с водой, и она пьет жадно, давится.
— Они хотят запихнуть меня в лечебницу, я знаю. Это все Бэмби. Он считает меня наркоманкой, но я не наркоманка, Хантер! Я не наркоманка! Я нюхаю кокаин, но это баловство! Мне не нужно в больницу! Я сама справлюсь! Ты веришь мне, Хантер? — стакан выпадает из ее рук, когда она хватает его ладони, сжимает пальцы. — Мне не нужно в лечебницу!
— Я не отдам им тебя, — он прижимает ее к себе, гладит лопатки, целуя волосы. — Я никому тебя не отдам. Никогда.
Стук в дверь заставляет Кейтлин вздрогнуть. Она смотрит затравленным зверем, вжимаясь в кресло.
— Не отдавай меня им, — безмолвно шепчет, и в ее голосе столько мольбы, что у Хантера сжимается сердце, когда он идет открывать; стук повторяется.
На пороге стоит высокая подтянутая женщина, смотрит холодно, скользит по нему без интереса; холодные голубые глаза больше похожи на льдинки, отколовшиеся от айсберга.
— Где Кейтлин? — без предисловий переходит к делу, проходит в квартиру. Хантер преграждает ей путь. Женщина смеряет его оценивающе-высокомерным взглядом, словно увиденное заставляет ее прийти к неутешительным выводам: стоящий перед ней мужчина не того социального положения, чтобы была необходимость любезничать. — Вы, я полагаю, мистер Соломон. Бартоломью рассказывал о вас. Я мать Кейтлин. Где она? — не дожидаясь ответа, женщина обходит его и идет в комнату. — Вставай. Мы уезжаем, — презрительно бросает она дочери.
— Я никуда с тобой не поеду.
— Разве похоже, что я спрашиваю? — женщина скептически приподнимает бровь.
— А разве похоже, что я собираюсь тебя слушать? — парирует Кейтлин. — Я с тобой никуда не поеду. И с Бэмби тоже, можешь ему так и передать.
— Тебе нужна помощь, Кейт, — голос женщины чуть смягчается.
— Мне нужно, чтобы вы все оставили меня в покое, — шипит Кейтлин. — И ты, и твой дорогой Бартоломью, — передразнивает тон матери. — Мне не нужна помощь. У меня все отлично.
— Не заметно. Собирайся. Я жду.
— Я никуда с тобой не поеду, — Кейтлин вскакивает с кресла, но стоит позади Хантера. — Выметайся отсюда. Видеть тебя не хочу. Ни тебя, ни его. Никого. И в больницу я не вернусь.
— Никого, значит? Еще скажи, что знать нас не хочешь. Прекрати вести себя как маленький ребенок. Мне стыдно за тебя.
— Ну уж прости, что твоя дочь, на которую тебе всегда было плевать, выросла такой дрянью, заставляющей тебя стыдиться.
— В том и проблема, — вздыхает женщина, — что не выросла. Я так вижу, к конструктивной беседе ты не готова. Хорошо, сама приползешь, когда наиграешься в ребенка, которому отказали в покупке очередной игрушке. Только учти: все твои кредитные карты уже заблокированы. Мне давно следовало так поступить, раз уж я такая дерьмовая мать.
— Мне ничего от тебя не нужно, я же сказала. А теперь уходи, — Кейтлин демонстративно отворачивается и отходит к окну; Хантер провожает ее мать до двери, даже не пытаясь сдержать осуждение, которым пропитаны взгляд и вся его поза.
— Если вы действительно хотите помочь ей, мистер Соломон, то позвоните Бартоломью — он знает, что нужно делать, — тихо говорит женщина.
— Не думаю, что это та помощь, в которой она нуждается, — грубо обрывает ее Хантер. Мать Кейтлин лишь вздыхает и качает головой.
— Да, она всегда умела очаровывать. В таком случае я надеюсь, вы знаете, что делаете, мистер Соломон, — она уходит, и ему кажется, что Кейтлин достойна много больше, чем такие мать и муж.
#
Хантер знакомится с Барри возле ночного клуба в центре города в половину пятого утра. Ему звонит Кейтлин, Барри — Линда, которая поддерживает подругу возле выхода, хоть и сама еле держится на ногах. Все идет по привычной схеме.
— Я заберу ее, — с нажимом говорит Хантер, и Аллен лениво скользит по нему взглядом, поддерживая жену за талию, не давая ей упасть на асфальт. — Она позвонила и попросила ее забрать.
— А, так ты тот художник, — наконец понимает Барри, но он тут же отвлекается, чтобы вызвать Линде такси. Кейтлин в это время предпринимает попытку подняться на ноги, но лишь неудачно ударяет мужа по носу, бормоча что-то наподобие: «Отпусти меня, Бэмби, я еще не закончила». — Она сейчас не в лучшем состоянии, но если ты так хочешь, то пожалуйста.
Хантер берет Кейтлин на руки, прижимает к груди, пока Барри помогает упавшей Линде встать на ноги. Он смотрит на Соломона долго, с толикой сочувствия и презрения, а после поднимает упавшую с ноги жены туфлю, чтобы вручить ее ему.
— Я знаю этот взгляд. Все они — те, кто был до тебя — тоже так на меня смотрели, когда я не настаивал, что сам отвезу ее домой. Все они считали ее несчастной жертвой, а меня монстром, которому плевать на собственную жену. Так было до тех самых пор, пока они не надоедали ей. Лови момент, художник, пока ты хоть что-то для нее значишь. И осторожнее там: после кокаина и водки ее будет много рвать, — Аллен помогает Линде усесться в такси, а после уезжает, даже не поинтересовавшись, какой у нового любовника жены номер телефона.
Хантер сидит возле Кейтлин все утро, вытирает испарину со лба и пытается влить в нее как можно больше жидкости. Она упорно называет его Бэмби и пытается склонить к сексу.
#
Рука Кейтлин идеально ложится в его: такая изящная, с тонкими и длинными фалангами пальцев. Он сжимает ее бережно, целует ногтевую пластину, пока она прижимается щекой к его груди. Хантер чувствует умиротворение, когда может чувствовать биение ее сердца рядом со своим, и на его лице расцветает улыбка.
— Почему ты улыбаешься? — она поднимает голову и выворачивает шею, чтобы посмотреть на него; ее дыхание щекочет подбородок.
— Потому что ты рядом, — пальцы у нее холодные, и он греет их своим дыханием. Кейтлин в ответ лишь молчит. — Знаешь, ко мне на лекции ходит один студент, и он не может отличить цвет слоновой кости от цвета сливок. Он называет их бежевыми, — Хантер тихо смеется, и вокруг его глаз собираются мимические морщинки, которые она разглаживает подушечками пальцев.
— Ты забавный, — шепчет она и целует его в щеку; выбирается из его объятий и направляется в ванную. — Хотя, Барри тоже никогда не умел отличать алую помаду от коралловой, — Кейтлин на мгновение задерживается в дверном проеме, и на ее губах мелькает подобие нежной улыбки. Хантер ловит это мгновение, и смех застревает у него в глотке. Ему отчего-то кажется, что путай оттенки помады он, для нее это было бы неважным.
#
Кейтлин идеально вписывается в его небольшую кухню, наполняет ее по утрам запахом кофе и жаренного бекона. Она небрежно опирается о потертую тумбу, прижимая стопу одной ноги к колену другой, стоит, будто не замечает неудобства позы. Хантер смотрит на то, как она снимает турку с огня, ожидая, пока пена опадет, чтобы вернуть на плиту. Хантер слушает, как она мычит прилипчивый популярный мотив себе под нос. Хантер думает, что хотел бы встречать каждое утро именно так: рядом с ней под запах свежесваренного кофе.
— Выходи за меня замуж, — он делает ей предложение в половину десятого утра на тесной кухне, и она замирает от неожиданности, совершенно забывая о кофе. — Я хочу, чтобы ты была моей женой, — спокойно повторяет Хантер, когда Кейтлин оборачивается и смотрит на него широко распахнутыми глазами. Молчит. А после начинает смеяться.
— Я уже замужем, дурачок, — она отвечает ему, как отвечают на детские глупые вопросы наподобие: «А правда, что луна сделана из сыра?». Кейтлин смеется над ним и, кажется, даже выдыхает с легкостью. Хантер хмурит лоб.
— Не похоже, что твой брак можно назвать счастливым. Скорее наоборот. Выбери меня. Останься со мной. Я сделаю все, чтобы ты ни в чем не нуждалась, — он соскальзывает со стула и встает перед ней на одно колено; ее пальцы холодные, от них пахнет свежемолотым кофе. Он целует ее руки и смотрит снизу-вверх, не моргая, не отводя взгляда. Так смотрят религиозные фанатики на иконы своих богов. — Я сделаю все ради тебя. Я стану любым ради тебя. Выходи за меня замуж.
— Ох, Хантер, — Кейтлин решительно отрывает руки от его губ; нежно ерошит волосы — так ерошат шерсть на загривке любимых псов. — Я не могу выйти за тебя замуж, потому что я не могу развестись. Я повязана брачным контрактом, а Бэмби никогда не подпишет добровольное соглашение на расторжение брака, потому что слишком сильно заботится о семейном бизнесе, — она говорит и продолжает путать пальцы в его волосах, пропускает пшеничные пряди между фаланг; в ее голосе ему чудится печаль и смиренная обреченность. — Но ты такой милый, мой дорогой Хантер, — Кейтлин опускается на колени рядом с ним, обхватывает ладонями лицо, — слишком милый, — это звучит, как приговор, но она целует его: медленно, словно впервые пробует на вкус. Он кладет руки ей на спину, прижимая к себе, а она продолжает исследовать языком его рот.