Татуированной рукой Джорджи упирается в зеленую дверцу. Думает, что выглядит привлекательно. Джерси не понимает, как можно выглядеть привлекательно, если твои наколки подчистую дублируют первые три страницы задрипанного тату-салона. Но у Джерси все еще нет выбора.
– Чего тебе, Джорджи? – спрашивает девочка, на самом деле почти девочка, у нее маленькая грудь, стриженые волосы и слишком короткая юбка. Джерси морщится, качнув головой на вопросительный взгляд Ганса, и отпивает свой коктейль.
– Папочка пришел навестить плохую девочку, – говорит Джорджи, закрывая дверцу за собой. И Джерси досадливо сплюнул бы сайдкар обратно в рюмку, если бы не кое-что новое в этом однообразном кино. Страх. Джерси чувствует страх девицы и медленно сглатывает сайдкар. Это чувство очень знакомо ему. По этому чувству он, на самом деле, очень скучал.
От Джорджи несет потом, водкой и въевшимся дымом. И у него совсем худые руки, но она не отбивается. Так же, как и от отца. Он открывает презерватив зубами и после целует ее в щеку: брезгует в губы – и правильно делает, думает Джерси. Джорджи торопливо расстегивает молнию, разворачивая девицу за плечо.
У нее действительно слишком короткая юбка, и маленький розовый зад весь виден, когда она наклоняется. Джорджи сдвигает пальцем кружевные трусики, придерживая ее за талию. Входится легко, по разработанному идет легко, Джорджи жмурится и двигается с удовольствием, быстро вбивается бедрами, прогибаясь в пояснице. Девица часто моргает, раскачиваясь и держась за унитаз, и ее густо накрашенные ресницы блестят. Джерси допивает свой коктейль и просит Ганса налить еще.
Грубая брючная ткань натирает мигом раскрасневшуюся кожу, и звякают об нее же блестящие застежки. Джорджи дышит через рот, крепче хватаясь за узкие бедра, почти по-собачьи натягивая и без него разъебанную девицу. Крышка унитаза скрипит под накрашенными ярким лаком пальцами, когда Джорджи с размаху бьет свою девочку по красному заду, хватаясь за ее задравшуюся юбку, как за ремень на родео, и снова запрокидывает голову. Он двигается еще немного – до шлепков сочным эхом по всему сортиру – и с силой прикусывает нижнюю губу, когда кончает. Девочка торопливо утирает левую щеку, чтобы он ничего не увидел. Джерси думает, что сегодня Puddin' & Pie опять останется без его денег. Если не считать нескольких баксов за выпивку.
– Повтори, – он кивает Гансу, копаясь в карманах. Даже дешевый коньяк после такого плотного обеда особенно вкусен.
Во второй четверг – очередной женский четверг – июня под вечер прилично холодает, но в Puddin' & Pie, как всегда, предельно жарко. Джерси знает, каково здесь по утрам, когда серый бронкский свет делает неон тусклее, а в воздухе пахнет дымом от сигарет и горящей неподалеку свалки. Но сейчас здесь жарко и душно, Джерси затягивается маленькой трубкой, обжигая губы, и чувствует под мышками влажный пот.
Джорджи стоит за баром, дружелюбно наливая всем пиво и недружелюбно огрызаясь на просьбы смешать какой-нибудь коктейль. "Этим занимается Ганс, мать вашу, вы что, глухие все, суки?" – уточняет он, потому что Ганс сейчас срочно убирает что-то в задних комнатах. Джерси не слишком интересуется, что именно.
Вивиан, как тоже часто бывает, ходит по залу, разнося еду и напитки. Ее тоненькая фигурка в фиолетовом платье меланхолично покачивается между столиками, но ее задница неприкосновенна, как и всегда: Джорджи то и дело заботливо – и не только – обласкивает ее взглядом, потому что его собственность – это его собственность, и Джерси – смешно, но правда – не позавидовал бы тому, на кого падет гнев тощего и крикливого сутенера. По крайней мере, если ты не Джерсийский Дьявол. Но Джерси не собирается трогать Вивиан и причинять ей боль. Даже его внутренний зверь теперь останавливается, чувствуя усиливающийся запах смерти от нее.
– Вивиан! – но вот Джорджи беспечно кричит через ползала, ничего не чувствуя. И Джерси не знает, как Вивиан слышит его за музыкой, но она слышит и поворачивает голову. – Эй, Вивиан! – Джорджи нехорошо ухмыляется и упирается в щеку языком, кивая в сторону подсобки. Вивиан смотрит на него секунду, поднимает бровь и отворачивается, ставя бутылку на очередной столик. Джорджи хрипло и громко смеется, наливая себе пива. Джерси решает, что с этим всем пора завязывать. В прошлый раз плачущая малышка достаточно насытила его, но Джерси предпочитает иногда менять блюда. И, по правде, любит готовить сам.
Он подходит к бару, оставив пустую рюмку на столике. Садится на высокий стул напротив Джорджи, оценивающе глядит на него из-под очков.
– Я не мешаю твои пидорские коктейли, жди Ганса, – довольно добродушно говорит Джорджи.
Джерси сует руку в карман брюк и выкладывает на стол четыре сотни долларов – четыре свежие, еще хрусткие бумажки. Джорджи косит на них мигом ставшими жадными глазами.
– Гони еще сотку, не буду я тебе на четыреста отмерять, – он бросает будто незаинтересованно, отпивая из высокого стакана.
– Это не за крэк, – но Джерси качает головой.
– А за что тогда? – теперь Джорджи поднимает бровь. В их с Вивиан мимике есть какая-то общая неуловимая нотка. – У меня нет таких шлюх, чтоб за четыре сотки. И доплата за то, чтобы их сожрать, не принимается, – последнюю фразу он говорит тише, чтобы не спугнуть парочку покачивающихся под музыку простаков напротив бара.
– Мне не нужна шлюха, – второй раз спокойно качает головой Джерси.
– И? Просрись уже, старый, время – деньги, я тут не шарады твои разгадывать стою! – мигом заводится Джорджи. – Что тебе нужно-то?
– Ты, – флирт – не сильная сторона Джерси, но и кто в здравом уме флиртует с едой?
– В смысле? – а вот Джорджи не сразу въезжает.
– Я хочу тебя снять. Вот деньги, – но Джерси сегодня необыкновенно терпелив, и это терпение стоит быстро меняющихся эмоций на лице Джорджи.
– Ты че, старый, в край охуел, да? – Джорджи даже забывает про пиво и наклоняется вперед, чтобы его яростный шепот слышал только Джерси. – Я тебе не ебаный мальчик по вызову, мне стоит Гансу крикнуть, и он вышвырнет тебя отсюда сракой кверху, блядь.
– Ты про Ганса мне не загоняй, – черная пустота легко проглядывает в глазах Джерси.
– А ты меня не доебывай, – Джорджи все еще агрессивен, но вынужденно понижает тон. – Здесь снимают моих шлюх, но я, блядь, не шлюха, если ты такой тупой и не понял, и не какой-нибудь ебаный пидор. И не буду даже смотреть на твой вонючий хер, – он бросает короткий взгляд на деньги, – даже за четыре сотки.
– А за сколько будешь? – ничуть не раздраженно спрашивает Джерси, но перебивает Джорджи даже до того, как тот румянится от гнева. – Замолкни. Это был риторический вопрос. Я даю тебе четыре сотни долларов, не больше. И вот деньги, они лежат здесь. Можешь подумать, но это последнее предложение, мне есть, на что их потратить.
Джорджи все-таки краснеет, но прикрывает рот, еще раз глянув на деньги и на Джерси. Думает. Резко огрызается на подошедшего к бару простака:
– На хуй иди, блядь, не видишь, я занят?!
Думает еще.
– Ладно, допустим. И что… входит в эти четыре сотни? – Джорджи наконец отпивает еще пива и опирается на локти, смотря Джерси в глаза. – Я теоретически спрашиваю.
Если бы Джерси был веселым парнем, то определенно бы рассмеялся, но он только подпирает рукой подбородок, не отводя взгляд:
– Отсос.
– Эй, я тебе не… – Джорджи опять приходится сильно понизить голос, чтобы продолжить, – я не какой-нибудь гребаный членосос, чтобы…
– Не ты мне. Я тебе, – Джерси сам удивляется, как его это не утомляет.
– Ты… – Джорджи смотрит на него с подозрением. – То есть ты хочешь заплатить мне четыре ебаных сотни баксов, чтобы подержать во рту мой член?
– Ага, – кивает Джерси, забирая стакан из-за руки Джорджи и делая глоток. Даже не разбавлено.
– Стоп. Стоп-стоп, полегче. Я правильно понял? Ты платишь мне четыре сотки, мы идем в комнату, там ты сосешь мне – и это все?
– Ага.
– Ну ты бы с этого и начал тогда, бля, – Джорджи ухмыляется. Очевидно, это пугает его куда меньше, чем прокрученные в голове варианты. Иногда даже жалко, что Джерси не умеет еще и читать мысли. – Конечно, это не в моих правилах, но… четыре сотки есть четыре сотки, да, приятель? Тем более, что пидор здесь ты, а не я, – он достаточно успокаивает себя, смотря через плечо Джерси. И Джерси даже не нужно оборачиваться. Он чувствует – видит – взгляд Вивиан спиной. Джорджи показывает большим пальцем на него и на себя, потом – четыре растопыренных пальца и пожимает плечами. Вивиан опять поднимает брови, теперь удивленно, но только дергает плечом, мол, поступай как знаешь. Джерси глотает еще пива, за которое не собирается платить. Джорджи вдумчиво, по-хозяйски перекладывает доллары татуированными пальцами.
– Идем, – он резко говорит Джерси, сгребая деньги и убирая в штаны, когда Ганс возвращается в зал. Джерси допивает пиво мощным глотком и вытирает усы тыльной стороной ладони. Он голоден. В татуировке на худой шее, уходящей вниз по позвонкам, он четко читает "bon appétit".
Комната, в которую Джорджи приводит Джерси, на втором этаже, и это, скорее всего, не комната "для гостей". Возможно, сам Джорджи живет здесь. Или Вивиан. Или кто-то еще. Сложно сказать, кто именно, но в этой комнате определенно нет ничего сексуального. Неброский свет, чуток продавленная в центре кровать с застиранным и пожелтевшим покрывалом, темно-коричневый кожаный диван, угловой столик с креслом, встроенный шкаф и маленькое окно, прикрытое желтыми занавесками, чтобы закрыть вид на засраный переулок. Джорджи подхватывает с пола валяющуюся рубашку и кидает на столик, к потрепанным тетрадям, использованным салфеткам, открытой косметике и пустой бутылке из-под содовой. Здесь не грязно, просто не прибрано. Джерси выбирает диван, пока Джорджи зажигает маленькие лампы у кровати, выключает верхний свет и закрывает решетчатые двери шкафа.
– Ну все, я готов, – Джорджи поворачивается, разводя руки и улыбаясь. Неловкость и агрессия замаскированы этой улыбкой очень плохо.
– Раздевайся, – перебивает Джерси его попытку взять контроль над ситуацией.
– Эгей, мы так не… – начинает Джорджи.
– Я должен знать, за что плачу четыре сотни, – осаждает его Джерси. – Раздевайся целиком, я буду смотреть.
– О'кей, о'кей. Но я не ебаный стриптизер, так что не жди, блядь, никакого шоу, – ворчит Джорджи, и Джерси усмехается в усы. До стриптизера Джорджи не хватает больше, чем он думает.
– И еще, – Джерси говорит, когда Джорджи уже стягивает майку, – сотня сверху, – он достает еще одну хрусткую бумажку, кладет на подлокотник дивана. – Я сентиментален, – с неуловимым сарказмом уточняет в ответ на вопросительно-раздраженный взгляд Джорджи, – люблю поцелуи.
– Да за сотню я тебе хоть зад вылижу, – говорит Джорджи необдуманно, подходя и забирая деньги. – Не буквально, бля, конечно, но… – от его выбритого тела совсем легко подает молодым потом, табаком поверх и шалфейными леденцами для горла. Джерси лениво следит за тем, как он расшнуровывает ботинки и снимает брюки, отмечая, что Джорджи действительно не совсем гладко, но выбрит везде, не носит белья и татуирован от лица до ступней. Джерси это больше нравится, чем нет. Татуированные люди лучше переносят боль, так ведь говорят? Он читает надпись, полукругом идущую над лобком Джорджи.
– Целовать девиц… и доводить до слез? – спрашивает Джерси, поднимая густые брови.
– Не зря же они называют меня сладким десертом, – Джорджи разводит руками, улыбаясь. Он одновременно уместен и неловок в каждом движении, и все это складывается в хаотичную гармонию голого тела.
– Никогда не слышал, чтобы десерты доводили девиц до слез. Зато про вонючий сыр слышал, – отрезает Джерси и без перехода продолжает: – Тебе одному не слишком много? – кивает на член Джорджи, оплетенный линией какого-то староанглийского орнамента от самого покрытого щетиной лобка.
– А что, завидуешь, Джерси? – Джорджи неприятно склабится, но Джерси только хмыкает.
Джорджи наклоняется к своим снятым брюкам. Кожа на ребрах у него легко натягивается, и Джерси мельком думает, что между них достаточно сунуть пальцы, и она разойдется с треском, обнажая кости.