«Почему?..» – Ичиго могла задать еще хоть сотню вопросов, начинающихся этим словом, но, по непонятной ей причине, все эти сто вопросов касались бы одного-единственного человека. «Почему он? Почему так красив? Почему так холоден? Почему так несчастен? Почему грустит? Почему одинок? Почему хотел убить? Почему заботится сейчас? Почему приходит во сны? Почему не выходит из головы? Почему смотрит так, как будто знает все мои мысли?..»
– Кучики Бьякуя… – прошептала Ичиго вновь, борясь с приятным волнением и подступавшей дремой. – Что же творится у тебя на душе?.. Эх, узнать бы…
Она повернулась на бок, по-детски подкладывая ладошку под щеку и предоставляя лунному свету возможность наиграться вдоволь с длинными огненными прядями на затылке. Завтра, с уходом ночи, пламя в этих волосах вновь окажется прирученным робкой, но любящей рукой Юзу. Ичиго все-таки несказанно повезло с родными – только они могли до сих пор поддерживать ее самые нелепые желания и поступки, даже в элементарной стрижке волос…
«…Стать парнем, чтобы избежать помолвки?! Кто додумался до такого?!» – В памяти Ичиго всплыли крик и разъяренное лицо Иссина, который, в один, отнюдь не прекрасный для него, день, обнаружил за своим обеденным столом вовсе не трех очаровательных дочерей, а нечто непонятное: «рыжее недоразумение» с криво подстриженными волосами между доброжелательно обращавшимися к нему двойняшек…
К слову сказать, тогда сестры Куросаки, наверное, в первый и в последний раз в своей жизни видели действительно разгневанного отца, которого, напротив, постоянно переполняли утрировано благоговейные чувства к своим чадам. Сверхлюбовь, сверхзабота, сверхопека, сверхнавязчивость внедрялись им буквально во все, что было связано с жизнью его девочек. Он обожал готовить с Юзу, всегда вызывался поиграть в свободное время в футбол с Карин и не прекращал ни на день тренировать боевые навыки Ичиго. Семейные завтраки и ужины, традиционный летний отдых на море, совместный просмотр любимых телешоу, нежные поцелуи в макушку перед сном, тяжело дававшиеся разговоры по душам – он старался преуспеть во всем, заменяя девочкам и отца, и мать, и друга, и учителя, лишь бы быть с ними каждую возможную минуту, о важности которых он даже не подозревал до смерти Масаки…
Однако и его столпы нерушимой и безграничной любви неожиданно покачнулись, когда старшая дочь выкинула совершенно недопустимый фортель, попиравший последнюю волю безвременно почившей матери.
– Я не выйду замуж за нелюбимого и неизвестного мне человека! – сказала, как отрезала, пятнадцатилетняя девочка с рыжими длиннющими волосами давеча.
– Ичиго?..
– Нет, нет и нет! В самом деле, ты совсем из ума выжил, что ли?! Что за феодальный строй ты тут разводишь?! Или, еще хуже – половую дискриминацию?!
Его дочь, как настоящая эмансипе, отчитывала ни в чем не повинного отца уже около часа, давая вставлять ему время от времени короткие комментарии, чаще – лишь случайные междометия и ее имя.
– Послушай, дочь, это желание твоей матери, закрепленное письменной договоренностью между представителями кланов Куросаки и Исида. Хотя бы из-за любви к Масаки, ты должна довериться ее решению свести тебя с достойным человеком.
– И что же такого особенного в этом Исиде?
Доктор Куросаки задумчиво почесал затылок: еще не пришло время рассказывать Ичиго об истинных целях, преследуемых Масаки и Исидой Рюукеном. В отличие от Урюу, отпрыска последнего, знавшего о своей природе квинси и являвшегося, по сути, последним их представителем, Иссин до сих пор скрывал такую же правду от своей старшей дочери. Он, сознательно ограничивал ее от проявления всякого рода сверхъестественных событий в жизни, а заодно, не давал тем самым пробудиться гремучей смеси духовных сил, намешанных в ее крови. К своему стыду, Иссин банально боялся за жизнь всех своих чад, и ужасная смерть жены являлась главной причиной для этого. Не сумев уберечь одну любимую женщину, он боялся потерять трех остальных, поэтому и пытался по максимуму отгородить свою семью от всего «ненормального» в понимании обычного человека.
– Ну, так ты расколешься наконец-то? – Ичиго напомнила отцу о зависшем в воздухе вопросе, требующего ответов вслух, а не внутренних размышлений, которые отражались на его лице.
– Ваши с Урюу матери просто хотели объединить последних потомков двух влиятельных семейств. Это все, что я могу сказать. Истории этих кланов давно переплетены, и тебе рано или поздно придется столкнуться с этой… связью. Наверное, Масаки решила, что лучше – «раньше», и уж кому, но ей я не могу противостоять. Прости, Ичи. Все-таки она была самой проницательной женщиной, которую я знал.
Куросаки нахмурилась.
– Черт знает что! – Зашагала она по кухне из стороны в сторону, размышляя над тем, почему самый близкий в ее жизни человек так опрометчиво обрезал ей крылья. Ведь мать не могла не распознать мягкую романтичную натуру своего ребенка, верившего в сказочную любовь на всю жизнь, в которой будет и принц на белом коне, и фейерверки над головой при первом поцелуе, и ежегодное шоколадное сердце на День Валентина… – Не понимаю, – пожала плечами Ичиго. – Не понимаю мотивов, двигавших ею… Ведь мама, как никто иной, знала, что я никогда не пойду на это, тогда зачем все же поступила так?
Куросаки-старший пожал плечами. Что он мог рассказать ей? О ненавистной для самой Масаки чистоте крови квинси?.. Или об условии Рюукена, позволившего ей самой выйти замуж за синигами только в обмен на обещание поженить однажды их собственных детей…
– Ичиго, боюсь, у нас нет иного выбора. Тебе исполнилось пятнадцать. Мы возвращаемся в Каракуру, и, если Исида увидят тебя, то никогда не отступят от уговора. Рюукен – чрезвычайно принципиален в вопросах родовой чести.
– Настолько, что готов пожертвовать чувствами единственного сына? – хмыкнула девушка, горько глядя на отца. – Сомневаюсь, что ему эта идея тоже пришлась по душе. Любой нормальный подросток, вроде меня, хочет строить свою жизнь по собственному желанию, а не по велению давно забытых консерваторских устоев и допотопных традиций!
Иссин лишь с грустью посмотрел на дочку: зная категоричность и тиранские замашки Исиды-старшего, он предполагал, что Урюу как раз не отличался таким же своевольным нравом, как его Ичиго. Ей всегда предоставлялось слишком много свободы для действий и суждений. Впереди у нее вырастала масса перспектив и заманчивых предложений. Она была умна, целеустремленна, амбициозна, достаточно красива и мила, даже невзирая на свой тяжелый характер. Она, действительно, могла с легкостью встретить настоящую любовь, имея под рукой прекрасный пример для подражания – любовь собственных родителей, от которой родилось на свет трое замечательных детишек. Ради них они с женой шли на многое, в том числе – на самые крайности, поэтому Масаки ценой собственной жизни и защитила однажды Ичиго от смерти…
Семья Исиды была иной, ведь Рюукен никогда не любил жену и сына так, как Иссин обожал своих женщин. Холодный квинси просто не умел любить и вряд ли научил этому своего сына. И Иссин меньше всего хотел такой пары и такого отношения к своей дочери.
– Хорошо, – сдался он под давлением настойчивых карих глаз Ичиго, которые смотрели на него неотрывно, не то с укором, не то с мольбой. – Нужно будет что-то придумать с этим...
Иссин решил прикинуть все возможные варианты для разлада помолвки, но дело невероятно усугубляло их вынужденное возвращение в Каракуру и посещение Ичиго той же Старшей школы, в которой обучался и Исида Урюу. «Чтобы провернуть такую авантюру и не нажить врага в лице неприятных квинси, нужно все хорошенько взвесить», – так размышлял перед сном Иссин. А уже на следующее утро обнаружил в своем доме вместо пятнадцатилетней дочери угловатого, нескладного «парня» с короткими, торчащими в разные стороны рыжими волосами…
…В тот момент Ичиго радовалась, что в ее голову, как гром среди ясного неба, ворвалась подобная неординарная идея. Ради свободы она готова была распрощаться не только с копной роскошных волос, но даже со своим именем и привычной непримечательной жизнью. Для девушки модельных параметров, но не слишком женственной внешности, превратиться в парня на несколько лет до совершеннолетия, было не только несложно, а даже забавно: сама судьба бросала ей вызов, заставляя побороться за то счастье, которое рисовала Ичиго в своих мечтах. И она, без сомнений, готова была принести в жертву пару-тройку лет ради этого…
Кто же знал тогда, что с появлением в странном городке Каракура, спокойный уклад ее будничных дней под «прикрытием» станет резко меняться и заставлять жалеть о роковом решении буквально на каждом шагу.
Для начала, здесь жила Арисава Татсуки, которая прекрасно знала Ичиго еще с ранних лет. Озвучивать столь серьезной и рациональной девушке всю абсурдность своего поступка было сложно и даже стыдно, но Арисава, к удивлению Ичиго, неожиданно встала на ее сторону и твердо пообещала сохранить секрет. Но именно Татсуки познакомила ее позже с несчастной Иноуэ Орихиме, опрометчиво влюбившейся в человека, который ни при каких обстоятельствах не смог бы ответить на ее чувства. Посмотрев лишь однажды в преданно-боготворившие ее серые глаза, Куросаки впервые почувствовала угрызения совести за свой казавшийся невинным «маскарад». Похоже, в реальности это было необдуманное эгоистичное решение, предрекавшее скорую боль не только окружающим ее людям, но и вполне заслуженное падение самой Ичиго…
Жизнь без промедления и жалости вела ее к этому, закружив в вихре немыслимых и стремительно развивавшихся событий. Встреча с Рукией. Пробуждение сил синигами. Не прекращавшаяся борьба с пустыми. Вторжение в Общество душ. Бой с капитаном Кучики… И самое невероятное: противостояние и последующее сотрудничество с квинси, которым оказался ни кто иной, как Исида Урюу, отвергнутый ею нареченный, а теперь верный друг, прилипший намертво к ее компании…
Совсем не мужское сердце Ичиго сжалось от раскаяния. Столько событий. Столько людей. Столько чувств. Столько обязательств. А у нее просто не было возможностей остановиться и кардинально повернуть время вспять.
====== VI. ПЛЮШЕВЫЙ ДРУГ: СЕНТИМЕНТАЛЬНЫЕ МГНОВЕНИЯ ВОИНА ======
Иссин обомлел, входя на кухню: как же он соскучился по этой картине! За одним столом собрались все его любимые девочки, одетые в цветастые юката и выглядевшие непривычно мило и так по-детски. Он залюбовался. Такие разные, но непременно похожие на его горячо любимую жену, которая оставила в каждой из них частичку себя: в Ичиго – теплые глаза, в Юзу – цветущую улыбку, в Карин – гордо вздернутый носик.
– Ичиго, не надевай больше платье, – произнесла последняя, завидев оторопевшего в дверях отца, – а то ты рискуешь свести с ума Иссина.
– О, Карин! – залился слезами доктор Куросаки. – Почему ты не зовешь меня «папочка», как прежде? – Он приник лбом к висевшему на стене огромному портрету покойной жены. – Моя дорогая Масаки, ну, почему наши девочки так не любят меня?!
Юзу усмехнулась и, расставляя на столе блюда для завтрака, ласково произнесла:
– Папочка, ну, что ты такое говоришь. Мы все тебя просто обожаем!
– Ах, Юзу! – подскочил тот к ней и крепко-крепко обнял за плечи.
Затем он потрепал за щеку недовольную Карин и только протянул руку взлохматить макушку Ичиго, как получил крепкий удар кулаком в челюсть.
– Только попробуй дотронуться до меня, извращенец! – прошипела та.
– О, Масаки!.. – жалобно проскулил Иссин. – Ичиго и впрямь все больше становится похожей на мужчину. Ну, почему? Почему моя старшая девочка не хочет проявить хоть капельку нежности к своему отцу?..
– Потому что ты достал ее, – философски заметила Карин. – У Клубнички-тян полно проблем и без озабоченного папаши! Чего только одна Орихиме стоит – так бы и съела «братика», если бы он оказался тем, кого она так обожает.
– Завались, Кар-рин, – предупреждающе прорычала Ичиго, старательно скрывая боль дрогнувшего от воспоминаний сердца.
Иноуэ. Пропала. Айзен. Арранкары. Уэко Мундо. Неделя. Надо вернуть…
– Юзу, – обратилась она к сестре, – ты не могла бы сегодня подстричь меня снова?
Иссин, уже уминавший за обе щеки самый вкусный завтрак в мире, со слезами взмолился:
– Ну, И-и-ичи, тебе так идут длинные волосы…
– Знаю, – коротко бросила она и отвернулась к окну. – Но они подходят для Ичиго-девочки, но не для Куросаки-куна… С ними моя угрюмая мина все равно превращается в «миленькое девичье личико», выдавая мигом все секреты.
– Возможно, с ними пора распрощаться, сестричка? – Юзу сжала ладонь Ичиго.
– Нет. Не сейчас, – отрицательно покачала та головой. «Вот верну Иноуэ из Уэко Мундо и тогда… Тогда, возможно, я расскажу всем всю правду, а пока…» – Воин не может себе позволить этого, – устало протянула Ичиго.
– Так ты, что, с кем-то сражаешься?! – ткнул в нее пальцем старший Куросаки и, вскочив с места, подозрительно и требовательно посмотрел на заливающуюся краской старшую дочь.
Карин с силой треснула Иссина ложкой по лбу, избавляя Ичиго от необходимости что-то отвечать совершенно ничего не знающему о ее синигамских делах отцу.
– Отвяжись ты от нее! – Не обращая внимания на стон Иссина, Карин попеняла ему: – Сам же своими тренировками сделал из нее универсального солдата!
Ичиго хмыкнула, но с благодарностью посмотрела на младшую сестру. Какие бы споры не возникали меж ними, она, как и Юзу, понимала и поддерживала ее, в том числе, и в решении ничего не рассказывать о мире синигами и пустых их и без того свихнувшемуся на голову отцу.
– И все же, Юзу, подстрижешь меня?
– Конечно, братик… Ой, – рассмеялась она звонким смехом, – сестричка, я хотела сказать. Раз Рукии-тян нет дома, мы ведь можем не скрываться, так?
– Да, – кивнула Ичиго и посмотрела на складки своего юката на коленях. Редкая возможность выпадала ей вот так, запросто, походить по дому в женской одежде. С тех пор, как Рукия обосновалась у них, Ичиго вынуждена была постоянно контролировать себя и своих родных по части «прикрытия».
– А, кстати, куда это она подевалась? – поинтересовалась Карин.
Ичиго сглотнула, вспоминая неприятный исход событий недельной давности. Ей никогда не забыть те испуганно-преданные лица Рукии и Ренджи, преклонивших колени перед мощью и авторитетом появившегося капитана Кучики.
– Ее неожиданно забрал к себе старший брат. – Между бровей Куросаки пролегла хмурая морщинка. – Какие-то семейные дела…
Она замяла разговор. Говорить о потере таких блестящих союзников, как Кучики Рукия и Абарай Ренджи, было трудно, особенно в столь важном и опасном деле, как спасение Иноуэ из лап Айзена. Сколько времени они трое вместе? Сколько силы и запала было в их собственных сердцах, а они продолжали пресмыкаться перед этим… заносчивым Бьякуей!
«Чертов аристократ», – мысленно выругалась Ичиго, попутно отмечая кардинальную перемену своих чувств к этому человеку по сравнению с ночными грезами. Наверняка, все дело в изнурительных тренировках Йоруичи… и ее странных неуместных воспоминаниях о несносном «малыше Бьякуе». Вот только неуместных ли? Неужели кошка о чем-то догадывалась?
«Чертов аристократ? Что? Решила плясать от обратного?! – скрипнул язвительный голос Хичиго в голове, а затем и его безумный смех. – Смотри, не потеряй бдительности, снежная королева, а то я не стану медлить, чтобы захватить твое тело!»
«Заткнись уже, а!» – приказала ему Ичиго и недовольно поджала губы.
Вместо того, чтобы договориться с Зангетсу и своим Пустым перед путешествием в Уэко Мундо, она вновь и вновь пререкалась с ними. Похоже, с этими двумя они так никогда и не сойдутся характерами, несмотря на то, что все вместе – одно целое и в жизни, и за ее пределами. И если старик Зангетсу просто игнорировал Ичиго-человека в Мире живых, всецело отдаваясь заботе и тренировкам Ичиго-синигами, то проклятый Пустой упорно совал нос во все дела своей хозяйки. Более того, он не просто знал о ней все, вплоть до самых мельчайших подробностей и сокровеннейших мыслей, но и всегда пользовался этим против самой же Ичиго, доставляя ей неудобство и боль, а себе – садистское удовлетворение.
Старшая Куросаки рассеянно поднялась из-за стола и отправилась к себе.
«Ой, обиделась уже! Ты посмотри… – поерничал Пустой. – А ведь завтра тебе в дорогу, так что выбрось этого недотрогу из головы!»
«Выброси… Как будто это так легко сделать», – подумала Ичиго. Стоило только его имени возникнуть в памяти, как все клятвы презирать и ненавидеть капитана Шестого отряда улетучивались, точно рассветная дымка. Ичиго взглянула на себя в зеркало. Огненные прядки закрутились на кончиках и обрамили лицо, делая его привлекательным. Пускай Ичиго и не годилась в подметки первым красавицам Сейрейтея, но ее, несомненно, можно было бы назвать симпатичной и даже обаятельной, когда ее губы – вот так – украшала улыбка.