Правда, Куросаки как-то сама собой разучилась улыбаться. Образ угрюмого крутого парня так крепко вошел в ее жизнь, так сроднился с ней, что даже дома она пребывала в состоянии постоянного хронического угнетения. Ее черты привычно держали серьезную маску, сросшуюся с лицевыми мышцами. Память практически перестала ассоциировать себя с той радостной рыжеволосой девочкой, которая любила посмеяться с маленькими сестричками, поозорничать с отцом, помечтать с мамой…
Схватив ладонями лицо, Ичиго почувствовала, что сейчас заплачет от ностальгических воспоминаний, приносивших теперь только боль и пустоту. Той девочки давно уже не существовало в этом мире. Она растворилась раз и навсегда в том бесконечном дожде, сливавшемся с речной гладью и кровяными пятнами на траве. Только там, в его каплях, эта девочка продолжала идти и идти, нежно сжимая руку своей матери, что-то увлеченно рассказывая ей и улыбаясь, улыбаясь, улыбаясь в ответ на ее ласковый взгляд… Даже спустя годы, Ичиго не могла избавиться от тяжелого чувства – ее радость навсегда оказалась похоронена рядом с самым близким человеком на свете...
Ичиго шмыгнула носом. Пальцы и щеки, как и следовало ожидать, не покрылись желаемой влагой. Слезы застряли где-то на подступах к ресницам, принося неприятное ощущение жжения и сухости в глазах. Они смотрели устало на свое отражение. Нет, маска сердитого мальчишки с колючим ежиком подходила этим глазам куда больше, чем это цветочное юката, нелепо повисшее на худых плечах.
– Сестренка… – жалобно произнес Кон, показавшийся из-за подушки.
Несмотря на свое озабоченное и легкомысленное поведение, Кон заметил, что Куросаки сейчас не до шуток. Модифицированная душа вообще стала лучше разбираться в непонятной душевной структуре вспыльчивого и импульсивного синигами, когда выяснилось, что тот оказался девушкой. После этого факта, их отношения как-то разом улучшились. Ичиго в благодарность за сохранность своей тайны стала меньше придираться к Кону, а он… он, как всегда, с благоговейным отношением к женскому полу, посмотрел на нее другими глазами.
– Завтра ты остаешься за старшего, – произнесла она грустно. Оставлять дом на трусливого Кона не очень хотелось, но у нее не было иного выхода. Ичиго хотела защищать всех и всегда, но даже ей не под силу разорваться, чтобы быть в двух местах одновременно. В конце концов, она просто обычная девушка, хоть и с необычными способностями.
Ее рассеянный вид выглядел, как всегда, непривычно. Ичиго-девушка поражала Кона этой своей… периодической ранимостью и тонкой задушевностью. Она редко позволяла себе быть такой, разве что в минуты особого внутреннего замешательства или упадка сил. Предстоящее новое тяжелое сражение вместе с не перестававшими терзать ее душу сердечными переживаниями ослабили ее основательно, и теперь Куросаки больше Кона походила на игрушку – игрушку с севшей батарейкой. В такие минуты самые различные мысли начинали роиться в ее голове, тело отказывалось выполнять даже элементарные движения, а чувства лились и лились наружу незримым потоком человеческой слабости.
Понять Кону, что испытывала Ичиго в эти моменты, было сложно, но он не мог не проникаться столь странными душевными переменами. Это было что-то поистине неповторимое, какое-то контрастное и неординарное явление, которое всегда заставляло его сомневаться: неужели эта хрупкая одинокая девушка и сильнейший синигами с бешеной реяцу и есть одно и то же лицо?
– Сестренка… – Плюшевый лев забрался на колени к Куросаки. Не отбросила. Значит, гордый воин, действительно, сейчас нуждался в чьей-то поддержке. Пускай он ненастоящий, но он рядом. И он тоже ее друг, которого она также постоянно спасает.
Поборов страх получить по голове, Кон все-таки обнял ее, уткнувшись носом в совершенно неприметную грудь девушки. Ну и что. Пускай она и была далека от его сокровенных желаний и смелых фантазий, но он давно почувствовал, как за ней билось удивительное горячее сердце, приносящее всем такое нужное ощущение теплоты.
====== VII. БЕЛАЯ ПУСТЫНЯ: ОБРАТНОЙ ДОРОГИ НЕТ ======
– Сейчас, я открою гарганту, – скомандовал Урахара Киске, стоя внизу и глядя вверх на сооруженный помост для странников, приготовившихся к отбытию в Уэко Мундо. – Последнее предупреждение: кто сомневается, может отступить, пока еще не поздно.
«Еще чего!» – фыркнула звучно Ичиго и покосилась на Урюу и Чада, стоявших по обе стороны от нее. К счастью, взгляды ее друзей соответствовали их общей решительности и стремлению спасти Орихиме.
– Йо! Урахара! Мы готовы! – помахала Ичиго рукой шляпнику для верности их намерений.
Исида простонал, обреченно качая головой:
– Эти твои манеры, Куросаки...
«Чего???» – Девушка уничижительно посмотрела на самодовольного квинси, постоянно выводившего ее из равновесия. Сейчас его постное лицо вызывало бурное желание чем-то таки съездить по нему. «Правым хуком в челюсть, к примеру? Особого вреда не будет, но хоть душу отведу! – проскрипела зубами Ичиго, а Хичиго проскрежетал ей в унисон. – Манеры… Хм, радуйся, что не тебе достанется такое невоспитанное счастье!»
– Эй там, наверху! Приготовьтесь! – оповестил Урахара, призывая к полному вниманию и сосредоточенности.
Куросаки вмиг сделалась серьезной и сжала покрепче рукоять занпакто за спиной. Времени на шутки больше не было. «Я рассчитываю на тебя, старик…» – мысленно обратилась она к Зангетсу и почувствовала в ответ накатившую волну уверенности, растекшуюся теплом по жилам. В сердце кольнула ярость. «Ну, и на тебя, конечно, тоже рассчитываю! – заверила синигами и несдержанного Хичиго. – Куда ж без тебя?» Агрессивность тут же отозвалась мелкими импульсами в каждой клеточке ее тела, свидетельствуя о готовности Пустого поскорее оказаться вовлеченным в бой.
Небо впереди дрогнуло и принялось раздвигаться, точно карман, раскрывавшийся чьей-то невидимой рукой. Непроглядная и неприветливая тьма сразу же встретила непрошеных гостей, но Ичиго не испытывала ни страха перед ней, ни сомнений.
– Удачи! – прокричал в спину Урахара, мысленно сокрушаясь, что был вынужден отправлять этих детей в опасную неизвестность. Однако в сердце гениального синигами никуда не девалась надежда на успех Куросаки Ичиго. Что-то поистине удивительное было в этой девушке, так лихо и бесстрашно запрыгнувшей во врата в Уэко Мундо. По каким-то непостижимым причинам и вопреки всем закономерностям ей всегда удавалось выходить победителем из самых сложных, даже безысходных ситуаций.
– Что ж, – мягко улыбнулся Киске, – я верю в тебя, Куросаки-тян...
– Мы. Мы верим, – прозвучал мурлыкающий голос у его уха, заставив шляпника улыбнуться шире. Йоруичи обняла его за плечо и бросила прощальный взгляд в сторону исчезавших в гарганте Ичиго, Чада и Урюу. Как и ее друг, она несколько жалела этих детей, но в то же время абсолютно не сомневалась, что увидит однажды их снова.
...Ичиго не знала, сколько времени и какое расстояние они уже преодолели, пробираясь по темному туннелю в Мир пустых. Впрочем, плевать. Все трое осознавали прекрасно, на что шли, и готовы были преодолевать любые дистанции и преграды, пока не найдут Иноуэ. Куросаки искренне верила, что та оставалась живой, и предчувствие, что она где-то ждет их, согревало сердце спасителей сильнее и не давало им останавливаться ни на миг.
Неделя без Орихиме далась трудно для всей компании друзей. Без ее внимательных участливых глаз становилось неприемлемо грустно, без ее звонкого смеха – невыносимо пусто, без ее нелепых умозаключений и ужасных кулинарных экспериментов – невероятно пресно. Вопреки многим своим странностям, она всегда умела найти подход к каждому человеку, умела безвозмездно подарить то, чего ему, этому человеку, могло так не хватать: Татсуки – нежность, Чаду – общение, Урюу – восхищение, Рукии – участие, Рангику – дружбу, Тоширо – уважение.
Сама Ичиго получала от дружбы с Иноуэ – понимание, не требующее лишних слов или ответной отдачи. Как бы эгоистично это ни звучало, беря во внимание романтические чувства Орихиме, Куросаки нуждалась, точно вампир, в постоянном присутствии этой оптимистически настроенной, жизнерадостной девушки. Каким-то отдаленным ощущением Орихиме напоминала ей ту, давно забытую себя, еще не столкнувшуюся с печалями и болью утраты. Каким-то образом, Иноуэ залечивала ей эти невидимые раны. Какой-то силой она выстояла за них обоих, не сломавшись, оставаясь прежней, общительной, милой и чуткой девочкой, полной противоположностью Ичиго.
– Куросаки, смотри! Какой-то свет показался впереди!
– Да, Исида, – кивнула Ичиго, – похоже, мы наконец-то достигли его... Уэко Мундо.
Путники остановились, как вкопанные, едва сделав шаг на серебристо-песчаную гладь из перехода между мирами.
– И?.. – Пауза нависла над ними. – Это, что, и есть Мир пустых? – растерянно произнесла Ичиго.
Вокруг, действительно, оказалось пусто. Абсолютно ничего, кроме страшно режущего по глазам искристо-белого песка, простиравшегося бескрайней пустыней. Там же, где белый бесконечный горизонт все же заканчивался, песок сплетался с тяжелым чернильным небом, лишенным абсолютно всех звезд, но с одиноко горевшим остроконечным месяцем в зените.
– И че за фигня?! – выругалась синигами. – Куда нам идти, блин?!
Чад не знал ответа – в его голове вертелись те же ругательства, но в виду своей неразговорчивости, он решил не произносить вслух того, что Куросаки и так уже раз двести прокричал на всю пустыню.
– Ксо! Ксо! Ксо! – бегала Ичиго вперед и назад, размахивая руками и пиная ногами ни в чем не повинный песок. Правда, он таки ужасно раздражал ее одним только своим видом. Если бы в силах Ичиго было развеять эту чертову унылую картину по ветру, она бы, не раздумывая, сделала это.
Исида скептически смерил напарника:
– Куросаки, от твоих истерик нет никакого толку.
– Истерик?! Да я просто в бешенстве!!! Чертов Урахара, почему он не сказал, что делать, когда мы окажемся в этой дол-ба-ну-той-пус-ты-не?!
– А тебя не посещала мысль, что Урахара-сан мог и не знать о ее существовании?
Ичиго задумалась: в словах Урюу, безусловно, присутствовало рациональное зерно, хотя, чтоб шляпник и не знал чего-то...
Она покосилась на высокомерного и довольного собой квинси и отметила в сотый раз, как же ее доводил до белого каления этот «несостоявшийся жених»!
– Куросаки, хватит сверлить меня глазами своего злобного пустого. Я не тешу себя иллюзиями, какие чувства ты ко мне питаешь. – Ичиго испуганно посмотрела на того, кто врожденной проницательностью мог просчитать ее секрет на раз. Однако Исида продолжил монотонным голосом лектора: – Противостояние синигами и квинси основывается на их подсознательно-одинаковой ненависти друг к другу. – Он поправил очки на переносице и добавил привычным бесцветным тоном: – Но мы здесь ради Иноуэ-сан и сражаться бок о бок нам с тобой не впервые.
«Зануда... – подумала Ичиго. – Никаких эмоций. Только расчетливый анализ и взвешенные действия. Никакой импульсивности. Полная моя противоположность. Такая же, как и с Бьякуей...»
– Ты чего, Куросаки?
– Что «чего»?
– Твои щеки вдруг покраснели, – хмыкнул Исида.
– Завались! – наорала на него Ичиго, ругая себя в душе, что вновь выпустила чувства на поверхность.
Думать о чем-то другом, кроме врагов и будущих сражений, сейчас было совершенно ни к месту. Но образ капитана Шестого отряда, так тесно и бесцеремонно въевшийся в ее сердце, заставлял женскую сущность Куросаки давать неуместные романтические импульсы даже здесь… Конечно, до столбенеющей при каждом его появлении Рукии с неизменным: «О, нии-сама!» Куросаки, слава богу, было далеко, но отчего тогда она чувствовала себя так, точно становилась все ближе и ближе к этому помешательству?! Неужели темноволосый капитан, мечта всей женской половины Сейрейтея, затронул и ее, Ичиго, струны души?
«Ну, ты ж у нас тоже баба-синигами! – расхохотался Хичиго внутри. – Можешь дерзать!»
«Тебя забыла спросить!» – парировала Куросаки, стараясь не думать о высоком красавце в серебристо-белом шелковом шарфе, развевавшемся на ветру с плывущим ароматом сакуры.
«Твою мать, Куросаки! – заверещал Хичиго. – Ты стоишь посреди края Пустых, а думаешь хрен знает о ком?!»
Девушка тяжко выдохнула: «О-хо… Ну, почему мой Пустой всегда прав?»
– Ичиго, гляди туда! – Чад указал рукой в одну из сторон, обращая внимание всех приятелей на поднимающуюся от песка пыль. Что-то или кто-то все-таки приводил эту застывшую пустыню в движение.
Не долго думая, Куросаки перешла в сюнпо, заставляя Исиду изрыгать проклятия ей в спину и пуститься с Чадом за ней вдогонку. Куросаки было не остановить – ее разум, слух, глаза напряженно обращались вперед, на стремительно движущийся по пустыни объект. Расстояние между ними неумолимо сокращалось, но временная синигами понятия не имела, чего ожидать в дальнейшем от этой встречи...
====== VIII. ПЕСЧАНАЯ СТЕНА: ПО ДОРОГЕ В ЛАС НОЧЕС ======
«Какое же, в сущности, это странное место, – размышляла Куросаки. – И какие странные существа… эти арранкары…» Подобные мысли наполняли не только одну ее рыжую голову, но также и Исиды с Чадом, причем вовсе не зря. Восседая на спине гигантского червеобразного арранкара Бавабавы, путники с легким трепетом ощущали себя не то пришельцами на этой земле, не то законченными психами.
Время потеряло здесь счет, а трое путников утратили ощущение пространства. Пустыня вокруг них не исчезала, уже порядком мозоля глаза и вызывая приступы тошноты. Впрочем, здесь все, если не раздражало, то приедалось до оскомины. Исиду мутило от бесконечного волнообразного покачивания их вынужденного средства передвижения, Чада вводила в ступор безостановочная болтовня двух арранкаров, оказавшихся вполне доброжелательными существами и хозяевами собственно этого самого Бавабавы.
Ичиго выводило из себя абсолютно все из вышеперечисленного, включая даже реакцию Исиды на происходящее и молчание Чада. Но больше всего ей доставалось от навязчивого внимания Нелл – маленького шепелявившего арранкара, похожего на человеческого ребенка лет пяти-шести. Что она только не вытворяла с Ичиго – и в глаза ей лезла, и за волосы дергала, и занпакто воровала, и рассказывать сказки заставляла, и в прятки играть требовала, пока вконец не вымотала себя, а заодно и понравившегося ей рыжего синигами.
Сейчас это чудо, скрутившись калачиком, мирно сопело и пускало слюни в косоде Куросаки, но та готова была стерпеть это, лишь бы продлить сладостные минуты спокойствия и тишины.
– Добро пожаловать в Лас Ночес! – Пеше, арранкар с удлиненным черепом-маской, указал пальцем на показавшуюся вдалеке белоснежную крепость.
– Значит, это и есть «резиденция» Айзена?
– Короля Айзена, – вмешался Дондочакка, второй арранкар, грузный, круглый и похожий на циркача. – Так теперь называют его здесь. Так он сам требует называть его…
– Ах, требует, – нахмурившись сильнее, протянула Ичиго. Айзен... Упоминание только одного этого имени заставляло ее кровь быстрее бежать по венам и горячить тело, прикипевшее спиной ко рвавшемуся в бой Зангетсу. Мания величия таки вскружила голову бывшему капитану синигами, но будь он трижды императором, Куросаки не боялась наказать человека, дерзнувшего похитить Иноуэ.
Ичиго про себя улыбнулась, проведя параллели между капитаном Кучики, который считал Рукию своей гордостью, и собой, которая, наверное, испытывала к Орихиме весьма схожие чувства. Ну, что ж, это не могло не радовать – в том плане, что между нею и Бьякуей находились хоть какие-то схожести, даже без общих точек соприкосновения. Возможно, Рукия могла бы стать такой точкой, если бы не секрет Куросаки, так что забавляющее ее иногда ревностное отношение старшего Кучики к связи меж своей сестрой и временным синигами было совершенно беспочвенными.
Конечно, во взгляде Рукии порой сквозили признаки благосклонной симпатии и чисто женского интереса в отношении довольно неглупого и красивого парня, выглядевшего, как ее сверстник, и имевшего схожий взрывной характер и тщеславные желания. Ичиго прекрасно подмечала такие моменты в поведении Рукии, но, как и в случае с Орихиме, делала вид, что не обращает на это внимания и активно лелеет их дружбу.
Куросаки была хорошим другом. Кроме этого, Ичиго вообще могла сойтись с абсолютно любым человеком, невзирая на его пол, возраст, расу и прочие различия. В этом плане она обладала неисчерпаемой толерантностью, и отношения с тем же Исидой служили этому довольно ярким доказательством. Вопреки пропасти в их нравах и взглядах, а также обоюдной враждебности в отношениях между квинси и синигами, эти двое умудрялись-таки находить золотую середину, применимую в любом деле.