Орихиме на плече дышала тяжело – легкая и гибкая, она болталась из стороны в сторону в такт быстрой и несколько танцующей походки Сексты. Ее грудь упиралась ему в спину, соблазнительный изгиб бедра терся об острую скулу арранкара, но он старался не замечать пышных форм пленницы, хоть перед его глазами то и дело вспыхивала картинка с полуобнаженной девушкой. Желание невесомо витало в его животе, ожидая, когда он окончательно поддастся страстным инстинктам, позабыв о войне…
Гриммджоу заскрипел зубами, чувствуя, как клыки до крови царапают его губы. Он был таким же упрямым, как и жестоким. Пусть эта девка будет хоть в тысячу раз красивее, он не станет размениваться на похоть, когда впереди его ожидало одно незаконченное дело.
Куросаки Ичиго.
Чертов Улькиорра посмел убить этого мальчишку до того, как сам Гриммджоу не успел поквитаться с ним за поражение! Арранкар провел рукой по огромному уродливому шраму на своей груди, служившим напоминанием о единственном проигрыше Джагерджака: нет, он вытащит из ада Куросаки, только бы тот поплатился за этот шрам!
Когда Секста увидел тело Куросаки там, у подножья одной из башен исследовательского центра, и его огромную зияющую дыру меж ключицами, то сразу понял, кто именно послужил причиной гибели временного синигами.
– Улькиорра… Чертов трусливый ублюдок! – прорычал Гриммджоу, оказавшись над безжизненно раскинувшим руки Куросаки.
Было непривычно и даже неестественно смотреть на этого прежде энергичного азартного парнишку с постоянным огнем в глазах и волосах. Его задор и неугомонность в бою напоминали Джагерджаку самого себя. Он видел в его взгляде то же ненормальное маниакальное удовольствие от схватки, то же трепетное внимание к своему мечу, то же должное уважение достойному сопернику. Ичиго не сражался ради мгновенной победы, он никогда не бил со спины или исподтишка. Сражения выработали в нем схожий кодекс чести, и Гриммджоу мог представить достаточно ясно последние мысли Куросаки от столь моментальной расправы с ним Куатро Эспады.
– Подлая змея… – не унимался Гриммджоу, заставляя себя еще больше ненавидеть Улькиорру.
Глядя на бледное лицо синигами, он чувствовал необъяснимую пустоту, которая была побольше дыры, оставленной в его теле. Незавершенность их поединка разжигала в сердце голубоволосого арранкара огонь негодования и злости. Если бы он мог, то сейчас же отправился крушить всех меносов или всех синигами в Обществе душ, лишь бы унять это царапающее чувство безнадежности и бездействия…
Осознав собственное бессилие, Джагерджак просто стоял и смотрел на застывшие глаза цвета карамели, в которых проплывали бесцветные облака на фальшивом небе Лас Ночес. Вызывающее возмущение этим миром так и осталось в зрачках Куросаки навсегда и это поражало арранкара. Он наклонился поближе к мальчишке и присмотрелся – откуда в нем было столько посмертной силы, что даже на закате своей жизни он бросал вызов небесам?! Вокруг них время стихло, и Гриммджоу еще ближе приблизился к лицу временного синигами. Ему показалось или он все же что-то заметил? Нет. Это была правда… Где-то глубоко, на самом дне черного омута зрачков Ичиго жизнь упорно цеплялась за последние минуты...
Тогда-то в голове Гриммджоу созрел мгновенный план: спасти мальчишку путем сил пленницы, а затем получить вожделенный реванш, чтобы победить или погибнуть. Сейчас он уже не был настолько уверен в успехе задуманной авантюры. Несмотря на внешнее благополучие, Иноуэ была еще слаба – об этом говорила ее реяцу, вспыхивающая периодично, точно огонь маяка. К тому же где-то все-таки бродил Улькиорра, а, значит, его появления следовало ожидать в любую минуту. Но главной проблемой оказалось время – время, которое неумолимо сокращало жизнь Куросаки, уменьшало шансы Джагерджака на его спасение, не оставляло возможности для лечебных практик Иноуэ.
– Пришли… – оповестил арранкар и, резко стянув с плеча девушку, развернул ее от себя: – Только без истерик!
Увидев раскинувшуюся перед ними картину, Орихиме с закрытым ртом не прокричала, а промычала свое необъятное страдание. Рыжий ежик. Карамельные глаза. Полуоткрытые губы. Огромная дыра между ключицами…
«Как? Куросаки?! Как?! Куросаки-кун...»
Она упорно отказывалась верить в то, что ее любимый человек погиб, даже сейчас, стоя перед его бездыханным телом. В памяти то и дело вспыхивали яркие картинки из их школьной жизни, где Ичиго смеялся, шутил, озорно касался ее курносого носа… Так ярко. Так живо. Так чувственно. Так близко. Она чувствовала сердцем, не глазами, которые бессовестно врали сейчас, говоря, что перед ней лежал мертвый Куросаки.
Орихиме закрыла веки, пустив наружу горячие горькие слезы. Изливаясь безудержными потоками по побледневшим щекам и дрожащему подбородку, они должны были омыть помутившееся зрение, помутившийся ее рассудок, помутившуюся реальность, жестоко уколовшую ее только что в самое сердце… Со страшной невыносимой болью оно замедляло ход, но девушка не сопротивлялась – теперь жизнь без карамельного блеска для нее не имела никакого смысла…
Ее тело обмякло в руках все еще крепко держащего ее Эспады, и безвольно подалось вперед. Связанные руки с затекшими пальцами потянулись к черному косоде… Нужно было дотронуться, проверить, ощупать, пригладить – вдруг неправда, вдруг оживет, вдруг вздрогнет от щекочущего прикосновения и звонко рассмеется?.. Потухший взгляд Орихиме неподвижно гипнотизировал Ичиго, но тот, по-прежнему, не шевелился.
Гриммджоу хладнокровно наблюдал за немой истерикой Иноуэ, давая ей время пропустить через себя весь шок произошедшего. Безжизненная кукла, повисшая в его руках, должна была пройти через это, чтобы выстоять и сделать то, что только ей будет под силу.
Иноуэ не знала, через какое время ее отпустили и сняли повязку со рта. Но в своих мыслях она уже тысячи раз успела повторить то, что первым сорвалось у нее с языка:
– К-куро-са-ки-кун…
Ее глаза вновь увлажнились, но слез больше не осталось, чтобы омыть это встревоженное лицо, глядящее в небо. Она прикоснулась к нему пальчиками – такое родное, такое любимое, такое желанное. Орихиме прижалась щекой к щеке Куросаки и оставила на ней влажный след от выплаканных слез. Она посмотрела в дорогие глаза, казавшиеся без жизни такими чужими и далекими… Сколько боли, огорчения, непонимания застряли в них на последнем вздохе. Ах, сколько же в них было…
Орихиме хлопнула ресницами и замерла, устремляясь на самое дно черноты зрачков Ичиго.
– Заметила тоже? – довольно заключил Гриммджоу: похоже, девчонка не была такой глупой и слабой, как всем казалось. К тому же она беззаветно любила этого человека и хваталась за любой шанс, чтобы вернуть его себе обратно. Да, он не просчитался, притащив ее сюда.
– Что это? – не глядя на него, прошептала Орихиме.
– Остатки реяцу, – пояснил Джагерджак. – Этот засранец переполнен ею настолько, что она не способна исчезнуть за считанные секунды, вместо этого плавно и мучительно покидая его, испаряясь ввысь, туда, куда смотрят его ненавидящие глаза…
– Невероятно… – прошептала Орихиме.
– Отнюдь, как ты могла убедиться. А теперь, давай, приступай к делу.
Девушка непонимающе посмотрела на Гриммджоу, и тот пожалел, что вознес умственные способности рыжей до высот:
– Спасай его, ну же…
– Но… Ведь Куросаки-кун умер, а я не умею воскрешать мертвых.
– Не умеешь или не пробовала? – язвительно заметил арранкар. – Так ты и руки отращиваешь не каждый день… Вперед!
Иноуэ запнулась и задала самый неуместный вопрос:
– Но… Зачем вам это?
– Ответ прост: я хочу сам убить Куросаки Ичиго, победив его в бою.
Серые глаза с ужасом распахнулись, став еще больше обычного.
– Н-нет! Нет, я не могу! Я не сделаю этого!
Гриммджоу подбежал к ней и впился сильными руками ей в горло:
– Да кто тебя спрашивает?! Свой долг я отдал, избавив тебя от издевательств Лоли и Меноли. Но ведь теперь я могу поступить с тобой снова, как захочу?!
Он демонстративно сжал хватку посильнее, а потом резко отпустил, заставляя горло Орихиме содрогнуться в болезненных спазмах.
Отдышавшись, Орихиме вызвала «Сотен Киссюн» и принялась помогать феям совершать невозможное – возвращать мертвеца с того света. Гриммджоу довольно сложил руки на груди, хоть это и не была его победа. Ни одна угроза на свете, не смогла бы заставить делать Иноуэ то, чего она не хотела делать или не могла в силу своих принципов. Но здесь лежал не просто умерший, здесь лежал ее любимый, а, значит, ни одно женское сердце не сможет отказаться от возможности спасти его, пускай и ценой собственной жизни. Похоже, Джагерджак сделал правильную ставку и сорвал таки джек-пот.
Руки Орихиме закончили с лицом Ичиго, плавно спускаясь ниже, к зияющей дыре, от которой веяло смертью и неизбежностью. Иноуэ понятия не имела, как ее силы смогут восстановить это, но поглядывая на Гриммджоу время от времени, она вспоминала, как вернула ему левую руку, и уверенность охватывала ее с новой силой.
Девушка приложила руки к коже Куросаки для пущей эффективности, стараясь обрабатывать своей реяцу каждую клеточку израненного тела синигами. Нужно было снять косоде, и она стала спускаться ниже, растягивая полы в разные стороны.
Тут Орихиме странно и тихо вскрикнула, почти сразу прикрыв рот ладошкой, но чуткий арранкар сразу же заметил перемену в ее лице.
– Что-то не так? – спросил он не без тревоги.
– В-все хорошо, Гриммджоу-сама… – рассеянно произнесла девушка, быстро запахивая форму Куросаки на груди..
«Странная она…» – подумал арранкар.
– Простите, – извинилась Орихиме, вспомнив о его предупреждении называть просто по имени.
Чтобы замять инцидент, она попыталась улыбнуться ему, но волна нового потрясения вместо улыбки отобразилась на ее лице.
Гриммджоу, мгновенно проследив взгляд Иноуэ куда-то ему за спину, обернулся назад и идеально увернулся от атаки появившегося Улькиорры.
– Что это значит? – произнес тот бесцветным тоном и обвел взглядом всех присутствующих. Вспышки ненависти мелькнули в его глазах, когда он увидел целительный щит, раскинутый Иноуэ над телом временного синигами.
– Улькиорра-сан?.. – выдохнула Орихиме.
Однако Джагерджак оборвал ее:
– Занимайся своими делами, женщина, в остальном я разберусь сам.
Зеленые глаза Куатро покосились на голубоволосого:
– С чем это ты собрался разбираться? – Его зрачки пропустили импульс раздраженности, доставляя Гриммджоу удовольствие – тот всегда старался позлить самого не эмоционального Эспаду. Однако повернувшись вновь к Орихиме, Улькиорра сказал, утверждая: – Эта женщина пойдет со мной. И немедленно.
Гриммджоу зловеще усмехнулся:
– Размечтался!
– И кто мне помешает? Может, ты?
Джагерджак вспыхнул и с силой ударил Улькиорру, заставляя того пролететь несколько метров назад, пробивая спиной стены, попадавшихся по пути зданий.
– Гримм…
– Я же сказал – не беспокойся об этом. Твоя забота – Куросаки. Поставь на ноги этого пацана, иначе я разорву тебя на тысячи кусочков! – прорычал он гневно и припустился в сонидо.
Иноуэ увидела, как на довольно далеком расстоянии отсюда засверкали зеленые и голубые вспышки серо. Они становились все мощнее, но в то же время – все дальше. Гриммджоу целенаправленно уводил Улькиорру прочь от этого места, от нее, от Куросаки…
====== XIII. «РЫЖАЯ СЕСТРА»: ОБНАЖЕННОЕ ОТКРОВЕНИЕ ======
По телу, с едва затянувшимся смертельным отверстием, пробежала первая дрожь. Из груди Куросаки сразу же вырвался глубокий вздох. Иноуэ тут же повернулась к синигами: та еще не полностью пришла в себя, но ее кожа мигом стала приобретать живой оттенок. Орихиме хотела ощутить тепло ожившего тела, но замерла в нерешительности. Руки сами потянулись к вороту косоде, чтобы удостовериться наверняка в том, что так смутило ее еще несколько минут назад…
Феи заворожено, как и их хозяйка, наблюдали за неожиданным разоблачением израненного человека в форме синигами.
- К-куро-саки… кун… – Прошептала Иноуэ и запнулась на последнем слове, ведь оно больше не вязалось с картиной, представшей взору Орихиме в декольте Куросаки. Вместо накаченной мускулистой груди воина, там оказались довольно упругие небольшие, но все же достаточно заметные груди с нежно-розовыми сосками.
Феи Аяме и Сунь’о вопросительно уставились на хозяйку, но Орихиме только покачала головой в ответ: никто не должен был узнать об их сегодняшнем открытии.
- И все же, как это возможно? – Пропищала Аяме.
- Как-как? Куросаки удачно водил всех за нос… То есть водила… – Пояснила Сунь’о.
- Врушка, – недовольно поджала губки Аяме, не переставая исцелять безнадежно тяжелую рану Куросаки. Обладая тем же нравом, что и их хозяйка, феи испытывали сострадание к раненным и старались всячески им помочь, избавляя от мучений и боли.
Орихиме смотрела на лицо Ичиго, словно видела его впервые. Знакомые до каждой клеточки черты рыжеволосого одноклассника с медовой кожей теперь казались ей такими неизведанными, точно кто-то взял их и вмиг переделал. Торчащий ежик расплывался шелком в ее пальцах. Черные ресницы дрожали длинными закрученными ворсинками, точно усики бабочек. Медовая кожа приобретала мягкий персиковый оттенок, особенно сейчас, когда исцеление ускоряло бег крови и заставляло точеные скулы покрываться заметным розовым румянцем. Куросаки снова вздохнула, размыкая горячим дыханием губы и увлажняя их. Поблескивая росой, уста Ичиго напоминали распустившийся бутон розы, от которой пахло излюбленным ее лакомством – клубникой.
Как же она была глупа, думала Иноуэ. И ведь не она одна. Как все они, ее друзья, могли не замечать слишком очевидных, даже кричащих о себе вещей? «Милый Клубничка-кун» всегда выделялся среди других парней, будь то его одноклассники или другие синигами. Нежное лицо, утонченные жесты, мягкая поступь, изящная фигура в удлиненном косоде банкая… Почему никому не пришла в голову мысль о нарочитой женственности Куросаки? Конечно, она отличалась чисто мужским, угрюмым и жестким характером, но все же… Оглядываясь назад в прошлое, Орихиме только теперь понимала, сколько забавного и несвойственного происходило с ее рыжим «одноклассником». В памяти, будто кадры из фильма, всплывали воспоминания, в которых Ичиго краснел при виде обнаженного Ренджи в бассейне, как он плакал над мелодрамой в кинотеатре, как объедался мороженым, когда у него было плохое настроение, как невероятно был близок со своими младшими сестрами.
Юзу. Карин. Иссин… Очевидно, они – единственные, кто знали секрет Куросаки, единственные, кто могли бы на данный момент объяснить хоть какую-то причину, по которой бедной Ичиго приходилось проживать годы своей жизни под чужим лицом…
«А, может, все-таки…» – совершенно нелепая мысль возникла в голове девушки и она боязно покосилась на лежавшую на земле одноклассницу. Пока та не пришла в себя окончательно, Иноуэ должна была заставить себя развеять последние сомнения… Ее пальчики робко, почти невесомо вспорхнули по форме синигами, достигли оби и нырнули под него, изнемогая от стыда и любопытства.
- Ку-ро-са-ки-тян… – Протянула Орихиме, словно пробуя новое сочетание на вкус, ощущая каждый его звук, осознавая, какой образ теперь будет всплывать в ее воображении.
Размышления об этом зажигало щеки девушки сильнее и она с растерянностью продолжала глядеть на Куросаки, обдумывая то, что же будет ждать их после… Неловкость? Стыд? Презрение? Орихиме попыталась отогнать от себя пессимистические мысли: «Нет, кем бы Куросаки не оказался, но его, ее, сердце оставалось прежним – таким же открытым, искренним, дружелюбным и верным. Поэтому Иноуэ с уверенностью чувствовала, что после всех преград и приключений, они смогут остаться друзьями с Куросаки, а пока… Иноуэ поклялась себе сохранить тайну Ичиго, пока та сама не признается в этом.
Как нельзя кстати, в этот самый момент раненная синигами пошевелила ресницами и увидела знакомое лицо Орихиме вместо опостылевшего высокого неба. Та улыбнулась ласково и несколько виновато: ей тяжело давались секреты, но ради прежних чувств к Куросаки и, определенно, ради будущего их дружбы, Орихиме постаралась выглядеть как можно беззаботнее.