Дом привычно для этого времени молчал, слуги уже ушли во флигель на ночь, лишь в спальне Серсеи было заметно какое-то движение у плотной бежевой шторы. Пес, не заходя к себе, прошел прямо к хозяйке, оставив свою бутыль возле порога ее спальни. Она стояла у приоткрытой шторы в длинном халате, казалось, в задумчивости, но Пес инстинктивно понимал, что она слышала его приход и все это была игра, поза.
Он взял ее прямо там, у окна, грубо, безо всяких там прелюдий и нежностей. Чем-чем, а нежностью между ними не пахло. Все длилось быстро, возможно, минуту. Она кончила первой, вздрогнула и застонала. Он довел дело до конца, отпрянул от нее, развернулся и ушел, не оборачиваясь, на ходу застегиваясь и подхватив драгоценный жбан с вином.
Все его дела на сегодня были окончены, долги — оплачены.
Его ждала темнота…
========== V ==========
Санса проснулась поздно и теперь лениво потягивалась в кровати — торопиться было все равно некуда. За окном была дымка — солнце, как тусклая медная монета, еле проглядывало сквозь белесые тучи. Возможно, стоило еще поспать. Или позвонить маме.
При мысли о звонке Санса тут же вспомнила, почему не позвонила ей вчера. Охнула, вспыхнула и заползла обратно под смятое во сне одеяло. Может, ей все это приснилось: и купание, и вся эта путаница с Псом, — да, наверняка — слишком уж все казалось призрачным.
Санса вынырнула вновь и вытащила из-под одеяла ногу — усевшись в позе лотоса, она внимательно изучила свою ступню. Вот и царапина, уже затянувшаяся нежной тонкой новой кожицей. Значит, все было? Было.
Звонить матери сразу же расхотелось. Но Санса волевым решением взяла телефон и стала набирать знакомый номер. Дома трубку никто не взял, и озадаченная Санса, продержав звонок до тех пор, пока не пошли короткие гудки, бросила трубку и перезвонила матери на сотовый. После некоторого недолгого времени — оператор еще не перевел звонок на автоответчик — мать вяло спросила, кто говорит. Удивленная Санса сообщила, что она — это она. Мать, на секунду замявшись, сказала, что да, у нее все в порядке, только приболела. Нет, ничего серьезного, какая-то летняя простуда. Что очень болит голова, поэтому и не взяла трубку городского. Что она перезвонит сама, ближе к вечеру. А сейчас хочет поспать. Санса мысленно пожала плечами и завершила звонок.
Спать резко расхотелось. Санса пошла в ванную, и только там ее настигла мысль, что мать, пожалуй, впервые в жизни не задала ни единого вопроса про нее, Сансу. Обычно разговоры сводились к вопросам вроде: «Ну, как там ты?» А тут — ни намека. Санса поздравила себя с непробиваемым эгоизмом: человек болен — нельзя же постоянно думать о дочери, тем более о дочери взрослой.
К вопросу о взрослости: Санса вспомнила еще и про забытый на берегу лифчик, и тут же уныло засосало под ложечкой предчувствием неприятных разговоров. И, как будто поймав ее мысли, зазвонил телефон. Санса гигантскими скачками понеслась в комнату, полагая, что мама таки решила поболтать. Но на связи была не мама. Из трубки раздался мурлыкающий голос тетки. Та почти никогда не звонила Сансе (и так каждый день видятся), поэтому звонок ее заинтриговал: ну не из-за лифчика же на песке Серсея названивает ей с утра, пусть и не столь уж раннего.
— Голубка, ты уже проснулась? Прекрасно. Как спалось? У меня к тебе небольшая просьба: не могла бы ты сегодня прийти пораньше, скажем, через час. У нас гости, приехавшие из столицы, которым не терпится с тобой повидаться. А еще Джофф придумал организовать для всех конную прогулку и не мыслит ее без своей любимой троюродной сестрички. Ты ведь умеешь ездить верхом? Хорошо. А костюм мы тебе подберем — у Мирцеллы найдутся лишние сапоги, а все остальное, в сущности, не имеет значения. Приходи, мы тебя ждем!
Санса, и так весьма озадаченная самим фактом звонка тетки, пребывала в состоянии легкого ступора. Кто были таинственные гости из столицы, которым не терпелось с ней повидаться? Санса, поразмыслив с минутку, пришла к выводу, что это может быть только дядя Роберт. Остальных родственников она не знала.
Существовали также и два брата Серсеи, которых Санса еще не видела, но какое им может быть до нее дело? Один из них, брат-близнец тетки, был известным актером — слишком известным, чтобы интересоваться какой-то девчонкой и ехать ради нее из столицы, незамедлительно призывая ее на ковер. Другой был персонажем еще более любопытным: любимец богемы, меценат и писатель, а самым примечательным было то, что он был карликом.
Нет, определенно это был дядя Роберт. Хотя конная прогулка и дядя Роберт казались Сансе едва ли совместимыми в одном контексте. Боги, конная прогулка!
Санса с детства дико боялась лошадей. Вместе со своими братьями и сестрой она ходила некоторое время на начальный курс верховой езды. Старший брат лошадьми не заинтересовался, его тогда больше увлекали всякие мотоциклы, а младшая сестра умудрилась обставить ее за первую же неделю. Санса, почувствовав себя страшно униженной, наотрез отказалась продлевать занятия.
И теперь она чувствовала: ей это может стать боком. Одежды подходящей не было в принципе. В чемодане Санса нашла только шорты и майки, одинокий носок и еще один летний спортивный лифчик — взамен оставленному на берегу.
Санса еще смутно надеялась, что другой лифчик все же к ней вернется, но надежда, как известно, умирает последней — вот и ее надежда тоже таяла на глазах.
В узком гостиничном вечно пахнувшим чем-то странным шкафу нашлись две пары джинсов, постиранные за небольшую плату в бельевой гостиницы — был тут такой сервис. Санса могла бы, конечно, стираться и у тетки, но одалживаться ей не хотелось, а нарываться на шутки Джоффа по этому поводу — тем более.
Санса съела йогурт из мелкого холодильника, больше похожего на тумбочку — но и то хорошо, что имеется, не питаться же ей только шоколадками и чипсами. Гостиничный завтрак она проспала: тот завершался в девять, а сейчас уже было начало одиннадцатого.
Выбрала из своих маек содержащую наименьшее количество глупых картинок — нашлась одна старенькая в серо-синюю полоску, мать давно хотела ее выбросить, но Санса не соглашалась: ее очень давно привез из какой-то поездки отец. Спортивный лифчик немыслимо жал во всех местах — Санса почти почувствовала себя барышней в корсете. Итак, джинсы — хорошо, что сегодня не жарко — и вперед.
Она даже не заглянула в зеркало, причесываясь. После вчерашних экспериментов даже собственный вид в зеркале вгонял ее в краску.
Уже выходя из номера, пришлось возвращаться обратно — за носками. Серсея что-то говорила про сапоги, на босу ногу это было бы неудобно.
По дороге Санса налила себе в автомате в холле большой стакан кофе с молоком и теперь потягивала его, пыля по привычной тропинке. Вот тут она вчера наткнулась на острую штуку. А Пес смотрел на нее. Санса нагнулась, чтобы разглядеть, на что же она вчера наступила. Железяки она там не нашла, зато обнаружила слегка в стороне целую кучу окурков, словно кто-то долго стоял тут и выкурил, как минимум, полпачки. Она мотнула головой, словно отгоняя неуместную, жужжащую в мозгу, как муха, мысль. Мало ли кому в ночи захотелось пройтись. Да и горящих фонарей было немного…
Дойдя до сплошного забора, Санса сбавила шаг. Тетка, похоже, была в благодушном состоянии — разыгрывался очередной акт нескончаемой пьесы, и послушной племяннице сегодня, видимо, выпала не немая роль. Ругать ее за вчерашнее, по крайней мере, тетка явно не собиралась — не до того было. Джофф будет увлечен своими конями и позерством — есть шанс, что и от него можно будет не ждать сегодня подножек. Чем больше Джофф скучал, тем каверзнее становились его нападки. Сегодня намечался необычный день.
Оставалась одна и очень весомая проблема — Пес. Санса тяжело вздохнула и села на траву. Опять начало неприятно тянуть живот, а кофе вдруг показался ей изрядно переслащенным.
Пес. Что делать с Псом, было совершенно непонятно. Санса чувствовала себя нашкодившим щенком. Или подростком, которого поймали за кражей помады.
Однажды, подбитая на это подружками, она стащила из магазина бижутерии сережки-гвоздики в форме летящих голубей. Мать нашла их в тот же вечер. Санса подозревала, что заложила ее младшая сестра-вредина. Отец, нарочно пораньше приехав с работы, на следующий день отвел ее в тот магазин и заставил прилюдно объясняться и извиняться. За сережки она заплатила из своих карманных денег, которые копила на татуировку колибри на копчике. Но самым ужасным были не деньги — стыд. Санса пылала, как помидор, до самого дома, а потом, запершись в комнате, пока все дружно сидели в столовой, два часа прорыдала в подушку, сгорая от прожитого и еще не оставившего ее унижения. Тогда она чувствовала, что ее словно изваляли в смоле и в перьях и провели в таком виде по городу. Урок запомнился навсегда.
Теперь, странным образом, у Сансы были похожие ощущения. Словно она взяла без спросу что-то чужое — а теперь оно так прилепилось к ней, что придется идти и представать перед его законными хозяевами в таком виде.
И все же помимо законных хозяев, был еще и сам Пес. Его-то Санса и боялась больше всего. Сама не зная, почему. Вчерашнее поведение казалось ей теперь самым постыдным. А еще Санса подсознательно чувствовала, что что-то там было, в глазах Пса, и, возможно, даже не то, чем обычно провожали ее досужие мужики где-нибудь на станции или в магазине — глядя на нее с тем, что в миру называется похотью. Было что-то еще — про что знала только Санса и сам Пес. И теперь она, как тяжелый сундук на плечах, тащила этот страшный секрет, а самым досадным было то, что, возможно, она сама себе все придумала. И Санса, со всей этой неразберихой в голове просто не знала, куда прятать глаза, если она наткнется сегодня на Пса.
Калитка хлопнула. Возле забора стоял невысокий, средних лет мужчина. Одет он был просто, но с той небрежной элегантностью, до которой Джоффри было, как до звезды небесной. Он не спеша достал из кармана пачку бумажек для самодельных папирос, так же неспешно вытянул одну — пальцы работали привычно, без труда отделив тонкую бумажку от других ее товарок, и насыпал в нее табак из черной с оранжевым упаковки. Последним жестом он ловко вставил в конец папиросы фильтр — и закрутил ее в трубочку. Санса в первый раз видела кого-то, столь бережно возившегося с какой-то самокруткой. Джоффри и его приятели тоже этим баловались — но, по сравнению с их топорной работой, элегантный незнакомец был виртуозом.
Меж тем, мужчина закурил — и до Сансы донесся странный и ароматный запах: было похоже одновременно на корицу, черешню, и еще какой-то шоколад, который Санса уже однажды пробовала, но не помнила, где и когда.
От незнакомца ее скрывал куст жимолости, в изобилии росшей вдоль дороги. Санса понаблюдала за курящим мужчиной еще немного — он стоял, слегка прислонившись к забору и смотрел куда-то в никуда, в серо-серебристое, затянутое дымкой небо, и, казалось, эта картина вызывала у него самое искреннее восхищение. Во всяком случае, на его лице с небольшой острой бородкой играла легкая усмешка сфинкса — кому или чему она была адресована, было неясно.
Санса, в душе благодарная незнакомцу за то, что тот отвлек ее от мятежных и запутанных мыслей, вновь углубилась в свои терзания. Однако, надо было уже вставать и идти — чего доброго, тетка опять позвонит — а если ее обнаружат под забором со звонящим в руке телефоном, не оберешься дополнительных неприятностей. Можно подумать, у нее их было недостаточно.
Санса выглянула из-за куста. Незнакомец исчез, но не было слышно, как хлопнула калитка. Наверное, просто тихо закрыл. Санса поднялась, как правильная девочка, забрала свой мятый стаканчик из-под кофе и с неохотой потащилась к калитке.
Вдруг на плечо ей легла рука. В беспокойном мозгу Сансы тут же вспыхнула мысль — Пес. Она стремительно повернулась и ее настороженный взгляд упал на незнакомое лицо человека, недавно стоявшего у калитки. Мужчина молча смотрел на нее слегка прищуренными серо-зелеными глазами и улыбался с таким же выражением лукавого восхищения, с каким только что смотрел в туманное небо.
— Итак, Санса Старк. Ну здравствуй, малышка.
Санса продолжала глядеть на мужчину, стоявшего перед ней, в полном замешательстве, глупо хлопая ресницами, не зная, что ответить.
— О, прости, дорогая, я забыл представиться. Петир Бейлиш, давний друг семьи твоей тети.
— О-о-очень приятно познакомиться, — только и смогла выдавить Санса.
— А подошел я к тебе, поскольку у меня не возникло сомнений на счет того, кто ты. Видишь ли, ты поразительно похожа на мать, какой она была в этом возрасте. Тебе ведь пятнадцать?
— Почти шестнадцать. А вы знали мою мать? А где…
— О да, я ее знал. Мы росли рядом, бок о бок. Твоя мама ничего тебе не рассказывала о своем приятеле детства? Нет? Ну, может, еще расскажет.
— Мама иногда рассказывала нам о своем детстве, но я не могу припомнить…
— Это ничего. Мы с твоей матерью были добрыми друзьями. Я очень любил семью твоего деда. Они, можно сказать, заменили мне семью — со своей мне не так повезло, как твоей маме. Зато мне повезло встретить ее — много лет назад… Но давай пройдемся. Теперь, когда мы познакомились, надеюсь, ты не станешь бояться, что я унесу тебя в темный лес.
Санса сдавленно хихикнула. Тут и леса-то нет. Господин Бейлиш вызывал у нее в душе самые противоречивые чувства. Но было не похоже, что он врет. Скорее всего, он действительно знал ее мать.
— Простите, сэр, я хотела сказать…
— Для тебя — только Петир, дорогая, обойдется без формальностей.
— Д-да. Хмм, Петир, а вы знали моего отца?
— Только заочно. Лично с твоим отцом я, к несчастью, не встречался. Мы мало общались с тех пор, как твоя мама вышла замуж. Она, надо полагать, была очень занята всеми вами — ведь у тебя, если не ошибаюсь, есть старший брат и младшие братья. Ей, вероятно, было не до влюбленных в нее мальчишек-приятелей.
— Да, и младшая сестра. А вы, сэр… то есть, Петир, вы были влюблены в мою маму?
— О, да! Да еще как! С самой первой встречи. А она была красавицей, твоя мама. Прямо как ты. Да и как могло быть иначе — с такими-то родителями. Видно, что ты взяла от них лучшее.
— Петир, а у вас есть семья?
— Нет. Пока мне не выпало счастье найти свою половину. Пока. Вот и приходится ездить по старым друзьям, чтобы погреться у настоящего семейного очага. Как тебе живется у твоей тети, кстати?
— Я живу в гостинице, сэр. А вообще, очень хорошо. Тетя очень добра, дом красивый, а еще море…
— А-а, так ты здесь не живешь? Жажда независимости? Ну что ж, достойно уважения. Другие бы на твоем месте не замедлили воспользоваться ситуацией и сблизиться со столь почтенным семейством. А как ты ладишь со своими троюродными кузенами? И мы же договорились, помнишь? Только Петир.
— Да, сэр, то есть, Петир, я хотела сказать. Я… мои троюродные братья и сестра очень милые. Мирцелла и Томмен замечательные, и они напоминают мне моих братьев и сестру.
— Бедняжка, ты, наверное, очень скучаешь по своим младшим. Да и по старшему брату тоже. Он, как я понимаю, учится за границей?
— Да, очень скучаю, конечно. Да, он учится за границей.
— Тогда тебе, понятно, было радостно было познакомиться с Джоффри. Как вы ладите с ним?
— Очень хорошо, сэр. То есть, Петир. Джоффри — он очень талантлив. И вообще, очень милый. И его друзья тоже. Мы хорошо проводим время, купаемся…
— Да, да, море, солнце и песок. Что может быть лучше для романтических юных сердец? Я помню, как это бывает. Хотя тебе, наверное, кажется странным слышать это из уст седого хрыча. Но память держит меня на плаву.
— Ну что вы, сэр, — ой! — Петир. Вы вовсе не хрыч.
А вот волосы его и вправду наполовину седые, хотя лицом он кажется младше ее отца, да и матери тоже.
Мать очень постарела и осунулась после смерти мужа.
— Кстати, как она поживает, твоя мама? Такая чудовищная, несправедливая трагедия с твоим отцом! Я соболезную и тебе, и всей твоей семье.