— Ну, имею же я право хоть в чем-то быть лучше тебя? — улыбка получилась совсем не веселой и вымученной. Глупая женская натура — радоваться и одновременно грустить из-за одного единственного человека. — Ты разбираешься в оружии и физике, я люблю историю.
— А Хэппи фанатеет от лошадей, просто кружок идиотов по интересам, — звонок заглушил его последнее слово, движение закопошившихся учеников вынудило убрать руку.
Ты очаровательный, Тони Старк. Я бы обняла тебя настолько крепко, насколько бы хватило духу, если б одновременное желание прибить не пересиливало.
Хэппи всегда предпочитал сидеть на первой парте, и мне ничего не осталось, кроме как мысленно вздохнуть. Не люблю находиться на виду. Все эти одноклассники за твоими плечами, возможность каждого в любой момент устремить на тебя взор… люди по бокам, сзади и даже спереди. Сразу формируется странное чувство дискомфорта, словно это не учитель на тебя волком смотрит, а мерзкий осьминог тянет свои склизкие ледяные щупальца.
Я не удержалась и обернулась. Тони был вовсю увлечен Моникой — невысокой, но стройной девчонкой, которая красила волосы в черный лет с тринадцати, однако те не выглядели «мертвыми», ибо у нее была особая страсть к салонам красоты. Минутное чувство восторга от его внимания испарилось и сдулось, подобно воздушному шарику, «хвостик» которого перестали зажимать. Я предпочла спросить Хэппи, взял ли он учебник, прежде чем Тони почувствовал бы мой взгляд.
Ничего криминального не происходило. Земля по-прежнему вращалась вокруг Солнца, и мир не развалился на составляющие.
Просто на душе стало гадко, а приблизившийся тест по химии дышал в спину неприятным холодком.
***
Я провалилась. Пыталась, пыхтела над уравнениями, но внутренний голос так и нашептывал: понапрасну. Не дано мне — не дано, и все тут! Отбросив ручку, сконцентрировала все свое существо на усмирении хлесткого негодования вперемешку с зеленой тоской. Безуспешно, разумеется.
Мы с Хэппи покинули класс первыми. Тони нагнал нас чуть ли не на парадной лестнице, останавливая за плечи и втискиваясь посередине. Стремление к лидерству в мелочах, не иначе.
— Угадайте, кто сто процентов будет на завтрашней вечеринке?
— Моника? — мне не нужно было угадывать — лучащееся энтузиазмом лицо, на котором только неоновыми буквами не высвечивалось «у меня будет секс», описывало положение дел лучше любых слов.
Тони широко улыбнулся и издал странный смешок, как бы подтверждая мою теорию.
Не хотелось ехать с ним в одной машине, но мальчишки настояли. Поскольку желание натыкаться на вопросы сводилось к абсолютному минимуму, я села на заднее сидение, стиснув зубы. Поскорей бы оказаться дома. Абстрагироваться, наконец, от жужжащего сумасшествия, именуемого жизнью среднестатистического старшеклассника.
Тони по обыкновению что-то доказывал Хэппи. Из колонок донеслись мотивы типичного «длинноволосого рока». Иногда мне всерьез казалось, что этот парень не от мира сего.
— Поедем завтра вместе. Вас потом за милую душу оттуда не вытянешь, — Тони прибавил звук, побуждая ударившее по нервам желание вжаться в сидение и заткнуть уши. Колонки в багажнике (или что там было? я не разбираюсь в столь специфичной атрибутике) взорвались грохотом. — Рок всех поколений, рок всех поколений!..*
Я закатила глаза, скатываясь вниз настолько, что колени уперлись в спинку сидения напротив. Голоса Тони слышно не было вовсе, зато открывался обзор на барабанящие по рулю пальцы. Покрышки, нагоняющие праведный ужас на леди преклонного возраста, коротко взвизгнули.
— По-прежнему играет и играет!..
В один прекрасный день я непременно оглохну. Если сердечный приступ не настигнет раньше.
***
Субботнее утро началось со странных покусываний; гоня остатки сна, я все еще балансировала на грани грез и реальности, но вскоре начала осознавать, что то был Снежок, намекающий на прямую необходимость покормить его.
В первые минуты проблематичным являлся анализ состояния «что-то не так», и только на кухне в пробуждающуюся голову стукнуло: причина находилась прямо за шторами.
Светло. Вот же черт, этот засранец был прав, когда с пеной у рта прогнозировал не дождливый день.
Настроение приподнялось, но лишь отчасти. Будет неплохо, если погода установится на некоторый срок; ежели нет — это означает затяжную череду солнца и туч, что совсем не радует. Терпеть не могу неопределенное состояние природы.
Планировали выехать из дома после полудня. Я, хоть и предупреждала отца с вечера, все равно заглянула на задний двор. Он возился… знать бы еще, с чем он возился. Этот предмет немалых размеров напоминал катушку из кабинета физики, с большими витками и проводами. Я часто его видела, но все, что могла о нем сказать — он был определенным образом связан с автомобилями. Не сиди сейчас Тони за рулем, ожидая моего возвращения, наверняка бы оповестил, как он назывался, но слово лихо вылетело из головы, да упрямо не возжелало всплывать.
— Пап, мы поехали.
Он одарил меня вниманием не сразу с высоты своего табурета.
— Куда?
— На пляж. Я тебе вчера говорила… — я растерялась и не знала, что добавить. Вдруг он забыл и сейчас никуда не отпустит? Стало не по себе.
— А, — только и прозвучал ответ. Он вернулся к своему занятию. — Езжай, — брякнул совершенно равнодушным тоном.
Почему нельзя вести себя, как все нормальные родители? Хоть раз, черт побери, в жизни. Я многого прошу? Отношения к себе, как к человеку, а не как к блендеру, в коем появляется необходимость только при желании приготовить смузи. И я сейчас говорю не только о членах семьи.
Тяжело жить, принимая все слишком близко к сердцу и не имея возможности «перекроить» сознание. Настроение не то чтобы начало портиться… просто неприятный осадок всколыхнулся со дна несуществующей кружки, и несколько его частичек осталось на воображаемых фарфоровых стенках.
— Ты готова? — Тони стоял у машины с видом наисчастливейшим, который порой вызывал раздражение. Любой нормальной девчонке, конечно, это могло показаться милым и очаровательным, но я знала, что за его улыбками может скрываться откровенное скотство или желание улучить для себя выгоду, так что, да, постоянное ношение оной иногда бесило. В особенности на фоне собственного скверного расположениям духа. Сейчас была именно такая ситуация.
Я попыталась улыбнуться в ответ. Надеюсь, выглядело не настолько ужасно, чтобы он возжелал спешней развидеть мой образ.
— Можно и так сказать, — я взглянула на не занятое переднее сидение и на Хэппи сзади, в окружении сумок и пледов. Постаралась как можно скорее перескочить с темы своего душевного настроя во избежание назойливых и бесполезных вопросов; есть у мужчин такая чудесная особенность, как неспособность сосредотачиваться на нескольких вещах одновременно: — Я сижу спереди?
— М… да, — кивнул, занимая водительское место, — будешь моим штурманом.
— А если нас остановят? — никогда не останавливали, но все же правила, что несовершеннолетние могут разъезжать на машинах только до школы и обратно, продолжали действовать на территории нашего провинциального городка. Не надо говорить, что я бываю занудой — это все следствие приобретенной вредности.
— Я не брился неделю. Хочешь оскорбить меня заявлением, что я выгляжу на все свои семнадцать? — он успел посмотреться в зеркало заднего вида, взглянуть на меня, приподнять бровь, улыбнуться половиной рта и нацепить солнцезащитные очки.
Я прижала кулак к губам и на пару секунд прикрыла глаза, отворачиваясь к окну; не хочу, чтобы он замечал, как я улыбаюсь и краснею. А второе я чувствовала ясно, ибо лицо охватило легкой волной жара. Он невозможный. Просто невозможный. Не в плохом смысле, к великому сожалению.
Прошло внушительное количество времени, прежде чем пейзаж сменился со среды американского городка на дикую первобытность природы. Я прилипла к окну, едва за очередным поворотом показались скалистые махины, покрытые гордыми и величавыми повсеместными елями, да дорожный обрыв с другой стороны, где внизу, на расстоянии, достаточном до некоторой степени страха, плескалось мрачно-синее море. Тони в коем-то веке пошел на уступки и позволил в салоне разноситься звукам незамысловатого инди. О том, что он сам слегка постукивал пальцами в такт по рулю, предпочту скромно умолчать.
При появлении в зоне видимости косы пляжа Хэппи на задних сидениях зашевелился. Вскоре и я застегнула куртку, зная, что недалеко до остановки.
Народу здесь было в самом деле достаточно, чтобы довести интроверта до инфаркта. Они прилетели на метлах? Я имела удовольствие наблюдать всего три машины, включая только что подъехавшую нашу. Недалеко показывался высокий треугольник, сложенный из стволов деревьев — будущий костер. Может, тут серьезно намечается шабаш? Вон и Моника всплыла на горизонте.
— Тони! — она широко и белозубо улыбнулась, а я постаралась свести число взоров в ее сторону к минимуму. Зато Тони пялился в открытую. Увы и ах, пялиться было на что — глупо отрицать красоту человека только потому, что ревнуешь его к единственному, к кому привязался слишком сильно, чтобы попробовать представить себе существование без его общества — пусть с другой, но… хотя бы так. — О, ты тоже не один, — она зыркнула на нас с Хэппи, выгребающихся из авто, но быстро переключила внимание. Еще бы. Какой интерес может представлять дуэт друзей, если ты уже добилась ключевой цели.
Тони приобнял ее за талию, Моника в ответ чуть ли не повисла на шее. Я сделала вид, что у меня заело замок. Не хочу видеть его руки поверх джинсовой куртки с теплым подкладом и симпатичной меховушкой, не хочу запоминать, как хорошо они смотрятся вместе. Какая она красивая. Уж на фоне-то некоторых.
— А ты с кем приехала? — его участливый голос смешивался с кричащими вдалеке чайками и умиротворенным прибоем, когда грозные волны на полном ходу врезались в россыпь высоких камней вдоль берега и жемчужно-белые брызги разлетались в разные стороны.
В ответ послышалась череда пустых звуков — незнакомых имен.
Глупое ощущение, что «собачка», коей касались пальцы, — единственный родной и близкий предмет. Жаль, спрятаться за ней нельзя. Хэппи задел меня локтем.
Мы прошли к пляжу, где вовсю были разбросаны доски для серфинга, а ребята, в большинстве своем — парни, бегали в костюмах и оживленно готовились к заплыву. Я бы сказала, что они сумасшедшие, но, на самом деле, это я слишком скучная.
— Эй, Старк!
Почувствовала себя растерянной, слыша знакомый голос, но не видя человека, однако в следующий момент рядом проплыла высокая фигура Джеймса.
— Роуди! — Тони пожал ему руку и хлопнул по плечу, коротко обнимая. Я заулыбалась. Боже, как ужасно трогательны мальчишки в своих «суровых» сентиментальностях.
— Как ты? — мельком бросил типичную фразу, — Пеппер, Господи! — Улыбка переросла в маленькую вспышку смеха, когда он сгреб меня в объятия так, что пришлось привстать на цыпочки. — Ты ее прячешь, что ли? — быстрый вопрос, адресованный Тони. — Сто лет тебя не видел.
Чувствовала себя глупо, но замечательно. Я не знала, что ответить, и просто наслаждалась возможностью наконец-то обнять его.
— А ты вымахал.
Джеймс заулыбался, убирая ладони с моей спины.
— Будешь кататься?
Мы направились к конусу из бревен.
— Боже упаси.
— Ты не меняешься.
Я не сдержалась и против воли негромко засмеялась, пиная камушки носками своих тапочек-кед. Идущий впереди Тони на секунду обернулся, но, стоило мне прищуриться в попытке разглядеть его лицо, как он уже закинул руку на плечи Моники и был таков. Я могла смело вступить в спор с Джеймсом, — меняюсь, очень даже меняюсь! — но какой в этом толк, если он в большинстве случаев всегда оказывался прав.
— Зато я не слягу на следующий день с соплями и чувством «принесите лист бумаги, мне нужно составить завещание».
Он шутливо сузил глаза, отчего стал похож на мудрую хищную птицу, с чувством ностальгии взирающую на подрастающее поколение.
— Аргумент засчитан.
Пляж представлял собой каменистую бухту с песком у кромки воды, вдоль которой можно было встретить обломанные и местами побелевшие от соли стволы деревьев, да вольно гуляющих пеликанов. Последнее заставило меня не только пораженно воскликнуть, но и испугаться, а идея спрятаться за спиной Роуди четко сформировалась в сознании. Однако он со всей присущей и врожденной рассудительностью заметил, что пеликаны вовсе не опасные, если их не трогать. «Главное — не показывай свой страх», — говорил Джеймс серьезным тоном, где между строк четко звучало мальчишечье озорство. Я считала, что птицам совершенно плевать, какая степень страха тебя обуревает, но решила не испытывать судьбу.
Основная часть женского контингента скучковалась у только что вспыхнувшего яркими обжигающими языками костра. Рядом с ними крутились те парни, которые наверняка готовы были дать согласие на сделку с сатаной, желая отужинать раньше всех. Мы с Роуди присели на одно из поваленных бревен. По правде говоря, это немного грело душу — находиться в компании незнакомых лиц одной представлялось мне перспективой стресса.
Принесли зефир. Аппетит особенно о себе не заявлял, но заерзавший на месте Джеймс непостижимым образом передал часть своих настроений. Он вообще удивительный парень: не по годам развитый, спокойный, порой слишком серьезный. Но был, был в нем этот свойственный всем мальчишкам задор со склонностью к приключениям, было чувство преданности друзьям, подчас толкающее на самые безрассудные поступки, и была жажда жизни, читавшаяся в по-южному теплых темно-карих глазах. Я любила Джеймса за то, что он умел правильно расставлять жизненные приоритеты, не растрачивая себя на мелочи. С точки зрения нравственности он стоял многим выше Тони. Хотя этот черт мог утягивать на свое дно даже самые лучшие кадры.
Мне всегда казалось, что Роуди далеко пойдет; такие люди, как он, очень высоко ценятся теми, кто понимает, что такое жизнь. Главное — избежание им знакомства с давно разучившимися воспринимать важность человеческой души, иначе пресловутую, выкладывающуюся на все сто процентов, растопчут и не посмотрят. Они убивают все самое лучшее и уходят, не оставляя после себя ничего, кроме осколков; если бы Джеймс был вазой, которую разбили, я бы просидела на полу недюжинное количество часов, но даже приди на помощь Хэппи или Тони, мы бы его не «склеили». Какие-то кусочки все равно б дали трещины, через которые после непременно протекала бы вода.
Мы разговорились о мелочах: школе, быте, прошедших мимо знакомствах. Я в большинстве случаев старалась уклоняться от ответов или переводить тему на него — не потому, что было, что скрывать, а в силу привычки, заключенной в нежелании много говорить о себе.
Скушали по канапе, сходили прогуляться к местным заводям. Роуди перешагивал с камня на камень, меланхолично повествуя о девушке, которая впервые за долгое время по-настоящему зацепила его, но с которой ничего не сложилось. Я наблюдала за темно-зелеными водорослями в воде, дрожащей от невидимого течения и приводящей маленькие камушки на дне в диффузное для человеческого глаза состояние. Лишь с возникновением полутьмы между заходом солнца и наступлением ночи, погрузившей лес в пугающий мрак, мы вернулись на пляж.
К костру начали подтягиваться остальные ребята. Некоторые из них были навеселе. Парни казались типичными балагурами и разгильдяями, но отчего-то забавными. Исключая пару-тройку человек. Ну, ладно, больше. Значительно больше. Моя вечная жизненная ошибка — идеализировать людей.
К общему сборищу присоединился и Тони. На одежде были заметны темные пятна от брызг — куда только лихая не заносит его. Рука сжимала жестяную баночку с пивом. Вот уж кто в самом деле не меняется.
Моника и пара ее подружек прибежали следом, с раздражающим визгливым смехом что-то «обсуждая». Не имею представления, как они понимают друг друга с сим говором. Я бы давно оглохла. Или они общаются на низкочастотных щелчках и свистах, как китообразные? Согласно обстоятельствам, теория вполне имеет место быть.
Она села рядом с Тони и положила руки на его колено. Темные волосы почти закрывали губы, что-то нашептывающие ему на ухо.
— …скорее всего, буду ориентироваться на военно-воздушные силы. В принципе, с математикой и физикой у меня никогда проблем не было, да и отец хочет, чтобы я отучился на пилота.