– Наконец-то, – выдохнул Доминик. – Тивали?..
– Мы ещё не пришли, я просто хочу покурить спокойно, – улыбнулся Том и достал свои мажорные сигареты. Все втроём вытянули по одной и закурили, поглядывая друг на друга в тусклом свете фонаря.
– Как в таком месте могут быть нормальные бары? Ты посмотри на эту глушь, – Мэттью провёл рукой от себя и по окрестностям.
– Это караоке-бар, – хмыкнул Кирк. – А в пятницу у них как раз ночь караоке.
– Нет.
– Да.
– Нет.
– Вино, – вклинился Доминик.
– Ладно, может быть, ещё через одну бутылку.
– О, да он у тебя на крючке, – шепнул Том Доминику так, чтобы Мэтт услышал.
Он мог только скорчить рожу в ответ и продолжать дымить прямо перед собой, чтобы Том морщил нос и отворачивался.
– Да ладно тебе, брат, – он вдруг погрустнел и обхватил рукой за плечи. – Видимся раз в десять лет, как ущербные.
– Я ущербный, а ты в шоколаде, пупсик, – Беллами склонил голову к голове Кирка.
– Брось. Ты красавчик. Только смотри, не упусти свою кису, – Том подмигнул Доминику, а тот фыркнул в ответ.
– Это киса меня не упускает, а не я её, – пробормотал Мэтт. Ему было холодно, поэтому голова хоть немного прочищалась с каждой минутой снаружи.
– Платочки подать?
– Отвали, – заржал Кирк. – Скоро пойдём веселиться, Анна-Домина, не переживай. А этот человечище будет веселиться больше всех, – он ещё сильнее прижал Беллами к себе, а тот продолжал глупо улыбаться.
После непродолжительных мучений на улице, где было и вовсе не холодно, но слякотно и ветрено, и так влажно, что было тяжело дышать от духа весны, тёплое помещение казалось раем. Было слишком жарко, но уж лучше жарко, чем холодно (по крайней мере, в тот момент). Игравшая каверы на Мэнсона в углу группа была хороша, хоть и молода. По-хозяйски оглядев обстановку и особенно обрадовавшись наличию бильярдного стола, Том тут же скинул пальто и направился к бармену, что-то у него спрашивая и тут же смеясь.
– Пойдём за стол, ещё немного – и он весь наш.
Приняв у Доминика одежду, Мэттью повесил и его, и своё на одну вешалку, ощупывая на всякий случай карманы. Доминик соврал – у него была почти полная пачка с обычными косячками, которые он, наверняка не очень хорошо, скрутил тайком.
– Tu es le plus grand petit menteur que j’ai jamais rencontré, ma joie, – пробормотал он Доминику на ухо, присев рядом на диванчик.
Он так и не понял, о чём речь, но заулыбался так довольно, что защемило и замкнуло внутри. А гитарное соло в одиночестве льющееся в уши накалило провода ещё больше.
– Я никогда не стану твоим единственным, – поджал губы Мэттью, повторив слова. – Такая лирика ещё никогда не звучала настолько серьёзно.
– Выпьем за то, что вы не такой уж и механический, – Доминик протянул невесть откуда взявшийся стакан. В таком состоянии Беллами был самым рассеянным в мире.
– Да уж, – он опрокинул в себя всё, что было, и больше не чувствовал никакого жжения – верная дорожка к состоянию в доску.
– Интересно, упоролись ли люди в ресторане, – заржал Кирк, Доминик захихикал следом.
– В туалете стоял какой-то мужик у зеркала и разговаривал со мной, пока я стонал, – начал рассказывать Доминик.
– Какого?..
– Вы были слишком заняты, – отмахнулся он. – Так вот, он подумал, что я грешный призрак его желания выебать кого-нибудь не того пола, сокрушался. Бедный парень.
– Его можно понять, – ухмыльнулся Кирк.
Мэтт охуевал молча.
– А ты никогда не хотел?
– Откуда ты знаешь, может, у нас клуб грустных геев, в котором только я и мой брат-неудачник.
– Сам неудачник, – Мэтт под шумок спёр бутылку виски и хлестал прямо из горла.
– По тебе заметно, что ты любишь дамочек в юбках и с яркой помадой, чтобы уложили тебя и ебали до звёздочек, – язвил Доминик, а Кирк корчил рожи, готовясь к ответной арии. – Но таких очень мало, Ирэн Адлер не существует, а ты задрачиваешься на идеал, хотя мог бы найти себе пару десятков тупых, но женщин, которые текли бы по твоим фэнси-костюмам от кутюр, целовали бы в шейку каждая в свой час. Тебя мама не учила брать то, что рядом, а в небо только плевать?
– Подписываюсь под каждым словом, – хмыкнул Мэтт, – выпью за всё вышесказанное.
– Знаешь, я не верил в идеал очень долго, но цель у меня была. Такие вещи, мой маленький друг, приходят с возрастом. Как и умение отличать цель от идеала. Ты этому, наверное, так и не научился. Посмотри по левую руку, там сидит самый вредный человек в мире. Я не знаю, зачем он тебе, – Кирк тоже выпил, задумчиво прижал стекло к покрасневшей щеке, – но я рад, что ты такой настойчивый. А давай поспорим.
Мэтт улавливал слова, но куда больше ему нравилась песня, потому он не вникал особенно глубоко в речь Кирка. Доминик его сделал, просто потому что взыграла гордость, а он по-доброму решил не отсекать «маленькому другу» крылья.
– Не люблю наркотики, наркотики, – повторил эхом Мэтт, покачиваясь вперёд-назад.
– Спорим. А на что?
– На ящик Хеннеси. Встретимся в Лондоне, и ты мне его приведёшь за ручку.
– Уговор, – они пожали друг другу руки, и в этот же момент люди, занимавшие стол, наконец-то ушли пить.
– Ну, Том, партию, срочно, – Мэтт встал. Он шатнулся, но сделал четыре ровных шага до стола и сжал кий, проведя по нему ладонью с особой нежностью. Он не был хорошим игроком, но ему нравилось гонять шары.
Сзади обняли за пояс и крепко сжали руками.
– Научите меня, мистер Беллами, – дыхнул он в шею.
– Хорошо, хорошо, не безобразничайте, мистер Ховард, – улыбнулся Мэтт.
– Ну и напился ты, – заржал Кирк. – Выглядишь, как обалделый сурикат.
– Пошёл в зад и ставь уже шары. Слушай внимательно правила, – он пронаблюдал, как Кирк равняет треугольником шары. – Восьмёрка. Мои цельные, твои полосатые.
Веселье в крови Беллами превысило пределы, допустимые для жизнедеятельности – ребята, игравшие Мэнсона, тем временем, начали складывать инструменты, а человек за пультом – гонять минусовки модных нынче песен.
Доминик пил каждый раз, когда Мэтт загонял шар, так что приходилось постараться. Выиграл всё равно Том, усмехаясь с довольным собой и жизнью видом. Прогнав ещё одну партию с Домиником и выиграв, безо всякой пощады новичкам, он оставил попытки урвать ещё алкоголя, на который вплотную налегли Том и Доминик, и вместо этого закурил косяк с табаком.
Зря, но плевать было даже больше чем полностью.
– Спойте кто-нибудь Криса Брауна, ребята! – попросили громко из другого угла, но Мэтт чуть не прыснул в кулак. Обойдутся.
– Ну же, Gimme That! Пожалуйста, молодой человек.
– Не, не-не, – Мэтт пытался показать всем телом, что он против, поднимал руки, когда кто-то повесился сзади и заныл, цепляясь коготками в плечи.
– Я помогу! Я заплачу ещё за две, пой что хочешь. Милый, пожалуйста!
– Ладно, ладно.
Оскорблением было приговаривать «gimme gimme that» на глазах у человек пятнадцати, но пятеро из них тоже плевать хотело, качаясь на «танцполе». Мэтт закурил и отдал приличную сумму девушки на вторую песню.
– Да, да, – он ткнул в экран.
– Давненько у нас не было, – улыбнулся совсем трезвый ди-джей.
– Протяни руку и коснись веры! – крикнул он куда-то в сторону, и оттуда же нагло заржали и заорали в ответ:
– Ну, начинается!
Доминик выскочил следом, танцуя рядом в качестве группы поддержки из одного, а Кирк просто стоял у стола, ржал и допивал бутылку виски. Мэтт крутнул бёдрами и прошёлся к краю, где на него молилась взглядом та же блондинка.
– Раздевайся, – взвизгнула она, а сзади захлопали люди, поддерживая её короткое пожелание.
– Протяни руку и коснись веры, – совсем низко промычал он, крутя бёдрами из стороны в сторону спиной к залу. Ему было плевать, как это выглядит – между расставленных ног встал Доминик и начал медленно стягиваять вниз по рукам пиджак.
Избавившись от него к концу проигрыша, они поклонились, и Доминик подбежал к парню за пультом, о чём-то с ним похихикал, пока Кирк подал новую бутылку и зажжённую для себя сигарету. Народ свистел и хотел ещё – кому охота позориться, когда это может сделать другой. Но их одобрение казалось вполне искренним, и, заменив бутылку в руке на микрофон, Мэтт запел так душевно, как мог. Перед ним собрались почти все люди, напившиеся до достаточной кондиции, кто-то щёлкнул выключателем и притушил свет над танцполом, создавая ощущение настоящего концерта по заявкам.
Доминик тёрся, как и обещал, со всех сторон, танцуя не в своё удовольствие – следовал каждым шагом за Мэттом, который не имел большого представления о танцевальной композиции, шагах и приёмах, зная всего пять или шесть из них – на которые смотрел тысячи раз.
– Странная любо-о-вь, – тянули пьяные голоса из полутьмы, и он почти мог их разглядеть, но не хотел. Он любил петь.
Закрывая глаза и «отдаваясь снова и снова», он вспоминал, как уютно было репетировать в большом зале в университете, когда, Мэттью знал, там был только Доминик, и его глаза внушали настоящее спокойствие, столь редкое для взгляда чужого ещё человека.
Он слышал свой голос, шершавый и томный, вращал бёдрами и иногда чувствовал на себе горячие ладони – чего ещё было желать.
– До тех пор пока я помню, кто контролирует всё, – он так любил эту строчку. И был удивлён, хотя сейчас инструменталки можно было найти на саундклауде безо всяких проблем. Официальный релиз был, но там не было этой песни.
Да и не похуй ли?
– Ещё! – свистели сзади, а рука протянула ещё одну сигарету из полутьмы.
– Вопрос в деньгах, – хихикнул в микрофон Мэтт. В нём проснулась любовь к халяве, так плотно прижатая в дневное время пальцем.
Доминик собирал деньги, пока Мэтт пел, ещё и ещё, и не мог остановиться. Только самые знаменитые песни, которые люди с радостью узнавали – явной молодёжи кроме блондинки и её друзей там не было. Они с радостью создавали подобие бэк-вокала, и вскоре ночь караоке превратилась в застольное песнопение. Люди покупали выпивку и давали на выпивку Доминику, кажется, они понизили градус, но люди есть люди, так и где ещё аргументы?
Голос молодого Гаана Мэтту не удавался никогда, поэтому он, уже никого не стесняясь, управлял своим, как мог.
Кажется, Кирк дал ему косяк – это он понял, только когда трубы начали бить уже внутри головы.
Он едва допел и слез со сцены – люди налипли со всех сторон, и тысячи голосов, целый лес голосов, опутал его своими ветками. Люди были будто не британцами, какие-то уж слишком тактильно преемственные, слишком близко, слишком по-доброму.
Доминик утащил в туалет, запер в кабинке и усадил на закрытый крышкой (и на том спасибо) толчок, а сам – поперёк, на колени. Дал ещё один косяк и полез обниматься, как ребёнок.
– Настоящая звезда вечера, Мэттью.
– Скажи ещё раз.
– Мэттью.
– Ещё.
– Мэтт, Мэттью, Мэттью, – руки у Доминика беспокойные, лихорадочные, а голос охрипший. Но недостаточно блеска в глазах, и это он восполнял затяжкой, и ещё одной.
– Держи, не мухлюй, – Мэтт взялся было считать, но не смог, поэтому доверился своему внутреннему наркоману. – Хватит.
– Ох блять нахуй так жить, – выпалил Ховард и втянул ещё.
– Дай сюда.
Внутри клубилось и палило, а в голове какой-то стук – наверное, пульс. Доминик начал приставать, нет, не надо.
– Подожди, стой, – Мэтт пытался оторвать от себя этот бешеный комок вожделения, но не мог. Второго раза на ногах он не выдержал бы.
– Господа-наркоманы, вы тут? Валим, пока не заставили платить, – заржал Кирк из-за двери.
– Помоги, – прохрипел Мэтт, едва склоняясь, чтобы щёлкнуть щеколдой.
Том еле оттащил Доминика на себя, они кое-как упаковали его в его пальто, оделись сами, а на выходе из туалета, в тёмный коридор (зря они сделали толчки рядом с выходом), Мэтт чмокнул Тома в щетину где-то на щеке.
– Люблю тебя.
– У тебя есть другой претендент, займись им, пока он не умер от спермотоксикоза.
– Мэттью, – протянул Доминик. От него веяло желанием, стоило только затянуться полной грудью – он был горячий и солёный. – Давай прямо здесь.
– Нет, идём, – тянуть его на себе, как когда-то давно и в то же время совсем недавно, смотря в чём именно измерять, было так приятно.
Через пять минут поисков авто они затерялись у какой-то стены, целуясь как в последний раз, обливая друг друга бензином и осыпая миллионами горящих спичками касаний.
– Никуда не уходите, – Кирк тут же исчез в темноте, а Доминик уже расстегнул штаны.
– Мой мальчик, – хрипел Беллами на последнем издыхании. – Моё наслаждение. Моё предательство.
– Хватит уже говорить, – Доминик заткнул своим терпким ртом, запустил руку в штаны и сжал хваткой профессионала. – Хочу вечно трахаться с тобой.
– Наглый, – стояло железобетонно.
Сзади облили водой, на ногах капли были как осколки льда – может, они и правда горели уже давно, просто не заметили?
– Заползайте, шлюхи, – заржал Кирк, а после того, как Мэтт едва захлопнул за собой дверь, газанул.
– Если ты нас убьёшь, я выебу твой труп, – пытался угрожать он, но с Домиником где-то в районе паха это звучало даже жалкой мольбой.
– Если вы будете трахаться, я точно сверну в кювет, – веселился Том, пока Доминик самозабвенно сосал где-то на расстоянии пары вечностей. Сверху было холодно, внизу – хорошо, и ему казалось, что его тело такое длинное. И ведь ещё даже не приход.
Кирк щёлкнул пару кнопок на магнитоле, чтобы заглушить стоны – лучше не стало. Что ещё могло заиграть прямо над ухом, из задних буферов?
– Понадобится чудо, чтобы помочь мне в этот раз, – повторили в голове тысячи раз, низ спины оккупировала армия мурашек, а в голову врезалось проклятое ледяное стекло, которое оказалось приоткрытым окном.
Доминик уже раскатал презерватив и скинул ноги куда-то поближе, вниз, чтобы сесть сверху.
– Стой, идиот, подожди, слезай, – Мэтт едва координировал свои движения, как всегда, в самое лучшее время (на повороте).
Им руководил не мозг, не знание и не опыт былых наслаждений – что-то другое находило свои дороги в его движения, пока он спускался губами по спине, и громкие стоны Доминика были чем-то столь же родным, как дом на побережье – без них никак.
– Ебаться-улыбаться! – простонал Кирк.