– Проще говоря… я не верю в любовь.
– Да ну, – Эдвард хихикнул, – неужели ты никогда не любил?
– Нет, – тихо, но решительно ответил Доминик, – тяжело любить кого-то, с моей самооценкой.
– Это да, – без задней мысли согласился Харрисон, но вскоре спохватился, – ой, извини. Не фыркай! Ты просто уверенный в себе, вот. Знаешь, – Эд взглянул вверх, на лицо Ховарда, – если бы ты был на моём месте, ты бы привлёк его внимание.
– Что? – Доминик поперхнулся дымом, закашлялся и начал методично обругивать друга за такие мысли.
– Это тебя моральные установки напрягают, – отрезал Эдвард.
– Ты предлагаешь мне приглядеться к нему? – съязвил в ответ Ховард, опираясь на отставленный назад локоть правой руки. Эдвард плотнее запахнул полы своей куртки.
– Дурак что ли? Мне такая мотивация не нужна.
– Обиделся?
Парень только носом шмыгнул.
– Послушай сюда, – с пьяной уверенностью проговорил Доминик. – Если ты не хочешь похерить свою жизнь и особенно учёбу, когда твой отец, сам знаешь, в каком состоянии, – Эдвард лишь послушно кивал, понимая, куда ведут его речи, – тебе нужно забить.
Они помолчали немного, и Доминик добавил, хмыкнув:
– Может, я и безразличная скотина, но вне зависимости от точки зрения, мы оба знаем, что так будет лучше.
Эдварда на время усмирили эти слова, но он был тем ещё упрямцем. Доминик до сих пор припоминал ему, как их чуть не избили какие-то не слишком толерантные сторонники партии консерваторов в трех шагах от порога Лобстера - довольно популярного среди людей, потерявших всякую надежду на лучшую жизнь, паба. Тем не менее, жгучий интерес уже начинал сгрызать изнутри: смог бы Эдвард, Кейт или кто-либо другой проникнуть за железный заслон интонаций, мимической сдержанности и холодного блеска голубых глаз?
– Пойдём отсюда, мне холодно, – наконец, заметил Эдвард и тут же попытался подняться, но чуть не раздавил Ховарда, который и пальцем не пошевелил.
========== Об осложнениях ==========
Доминик проверил телефон на наличие новых сообщений, и, не обнаружив таковых, сам написал Эдварду, чтобы тот спускался к гардеробу. На этой неделе он всё-таки возобновил работу, и теперь приходилось выстаивать небольшие очереди, чтобы проветрить голову и покурить пять минут.
Поток людей в коридоре после второй пары был, наверное, наибольшим за весь день, поэтому Доминик жался к гладким стенам, чтобы миновать нежелательных столкновений и неприятных инцидентов, которые происходили тут и там. На углу девушка пыталась собрать выскользнувшие из рук листы, рядом спорила пара молодых людей, а прочие недовольно морщились, пытаясь обойти образовавшиеся в коридорах «пробки». Несмотря на то, что места было много, маневрировать между тормозившими первокурсниками, которых было особенно много в начале дня, раздражало.
Наконец, спустившись по лестнице и встретив в холле напустившего на себя отчаянно важный вид МакСтивена (он, кстати говоря, никогда в ответ не здоровался, лишь кивал головой особо отличившимся), Доминик приметил Эдварда, стоящего у окна гардероба.
– Харрисон! – отчаянно окликнул он друга и добавил, когда тот оглянулся и помахал: – Лови!
Эд одной рукой ловко схватил перекинутый через головы студентов номерок, смеясь. Ховард довольно усмехнулся, отходя к стенке, чтобы подождать, пока ему доставят верхнюю одежду. Эдвард был в лучшем настроении, что не могло не радовать Доминика.
Эдвард натягивал свою лёгкую матерчатую куртку, даже не застёгивая пуговиц, пока болтал о чём-то отстранённом.
– Эй, Валери! – вдруг окликнул какую-то девушку Харрисон. Та подошла спустя минуту, расставшись со своими подругами, и протянула ему серый термос.
– Ты лучшая, – он улыбнулся.
– Отдаю должок. Попробуй только не приди ко мне на методику, – она поцеловала его в щёку, прежде чем удалиться, затем увидела кого-то знакомого впереди и поспешила на выход.
– Это ещё что? – Доминик улыбнулся.
– Латте, друг мой, – Эдвард потряс термосом, – конспекты всё-таки имеют свою цену. Особенно для молодняка.
Быстро проследовав на своё любимое место, они остановились прямо за углом, рядом с небольшой стоянкой.
– Как грамматика? – эта шутка Эдварду не надоедала уже второй месяц. Миссис Харрингтон вела у него дикцию два года, и он всё время пародировал её, постукивая себя по груди и напевая мантры. Доминик и сам вспоминал курс дикции с усмешкой - мимическая разминка всегда проходила не без смеха, когда с абсолютно серьёзными лицами люди издавали всевозможные неловкие звуки, при этом ещё и кривляясь.
Доминик фыркнул, жадно глядя на то, как Эдвард вдавливает крышку термоса, тут же делая затяжку и отпивая.
– Ну, по традиции, – он протянул Ховарду термос, выдыхая.
– Твоё здоровье, – хохотнул Ховард, затягиваясь и запивая обжигающим, вкуснейшим кофейным напитком, и только после выдыхая. Студенты не считали себя первооткрывателями, но так пить кофе было куда приятнее, да и чувствовалось большее удовлетворение от пагубной привычки.
– А она умеет варить кофе, – он облизнулся, делая ещё один глоток просто так.
– Подрабатывает в какой-то кафешке. Надо будет заглянуть туда, оставить на чай.
– Я не думаю, что это будет выглядеть мило, – усмехнулся Доминик.
– Почему это?
Вопрос Эдварда, полный искреннего удивления, остался без ответа – на стоянку в пяти метрах от них заехало такое знакомое серое Рено. Эдвард вскоре последовал примеру Ховарда, становясь рядом с ним на бордюр, лицом к стоянке.
Мистер Беллами припарковался идеально, заглушив мотор, после чего застегнул верхнюю пуговицу пальто с неизменным спокойствием на лице; всё это было отлично видно через лобовое стекло, но сам преподаватель так и не заметил направленных на него взглядов.
– Давай хотя бы попытаемся сделать вид, что разговариваем, – фыркнул Ховард.
– Я никогда не видел, как он курит, – заныл Эдвард. – Закрой мне глаза, я не могу смотреть.
– Помоги себе сам.
– Тебе смешно, а я на грани недоразумения в отдельных частях тела, – оскорбился парень, нервно ероша светлые волосы.
– Ради всего святого, – пробормотал Ховард, не отводя взгляда от тонкой фигуры в пальто.
Мистер Беллами не замечал вообще никого, спиной прислоняясь к закрытой передней двери, пока доставал из кармана чёрную пачку. Стянув перчатки, он достал одну сигарету (тонкий чёрный Винстон?) и зажигалку. Его движения притягивали взгляд больше необходимого, и если Эдвард ещё пытался изучать ближайшие деревья и серое небо, то Доминик безо всякого стеснения залип на тонкие пальцы и губы, обхватывающие фильтр. В конце концов, это начинало напрягать, так что он поспешно отвёл взгляд в сторону.
– Пойдём отсюда, – вдруг выпалил Харрисон, перемещая вес на пятки и нервно топчась на месте.
Он был ко всему прочему обычным человеком, таким изящно безразличным, и совершал привычный ритуал перед началом загруженного эмоционально дня. Судя по всему, мистеру Беллами не особенно легко давались подобные затраты, хотя можно было довольно уверенно заключить, что он любил свою работу.
– Стой и не вызывай подозрений, – ответил Доминик, тоже затягиваясь и сильнее сжимая термос в правой руке.
– Нам сейчас на консультации перед ним сидеть, – прошептал в ответ Эдвард, будто мистер Беллами мог услышать его с такого расстояния.
Утро сохраняло свой шлейф рекордно низкой ночной температуры по окончанию осени. Доминик молчал. Куда больше его увлекал покидающий губы преподавателя дым вперемешку с паром дыхания, вырывающимся в виде небольших клубов. Он скрестил ноги, чуть приподнимая подбородок, пока выпускал очередную порцию смол из своих лёгких, и было непонятно, смотрит он в сторону дорожки или же на кроны невысоких деревьев, растущих на повороте косо выложенной камнем дорожки.
– Дядя Стиви, – Эд лишь подбородком кивнул в нужную сторону; спустя пару секунд Доминик и сам заметил МакСтивена. Тот тоже окинул их взглядом, не меняясь в лице.
Он прижал левую руку к середине груди, а правую протянул для сердечного рукопожатия, ради которого мистер Беллами стянул перчатку, держа сигарету губами. Как оказалось, эти губы умели не только помогать в образовании чудесных речей, но ещё и выразительно выпускать сигаретный дым.
То, как МакСтивен стоял перед мистером Беллами, перенося вес с носок на пятки и обратно, когда закурил и сам, чем-то цепляло взгляд. Он казался излишне серьёзным, не таким, как на лекциях и в коридорах; он был настоящим. Во всяком случае, он вскоре ухмыльнулся, может быть, даже специально стрельнув взглядом в прожигающих свои сигареты между пальцев студентов, и мистер Беллами чему-то рассмеялся, слегка откинув голову.
Доминику тоже хотелось заставить его смеяться, ведь, как оказалось, это было вполне возможно. Он поспешно затянулся, поводя носом в сторону и оглядывая окружение, которое оставалось бы перед глазами во всех деталях, вздумай он их закрыть.
– Давай, – Эд не выдержал холода, напряжения или своих чувств, а может даже и всего разом, потому забрал у него термос, развернулся и направился быстрым шагом за угол.
Достав ещё одну сигарету и благополучно подкурив, Доминик спрятал замёрзшую руку в карман, разглядывая то самое дерево, на которое смотрел мистер Беллами, пока ожидал своего друга (по всей видимости, они всё же были друзьями), подмечая абсолютно бесстыдно боковым зрением все подробности их небольшого перекура. Мистер Беллами нервно ёжился в своём пальто, мистер МакСтивен же вышел в одном пиджаке – он ходил так курить и зимой, это в нём поражало, ведь на любом холоде он ни в коей мере не терял самообладания, не морщился и уж тем более не горбился.
И, наверняка, не терял чувства юмора.
Мистер Беллами снова закурил, после того, как прикончил первую.
Восторг. Но он не позволил чувству поднять голову. Они просто курили, как и многие другие, и ничего в этом не было такого…
Доминик буквально сорвался с места, направляясь к корпусу, даже не подумав о том, что мистер Беллами на самом деле заметил каждый из взглядов и напряжённо глядел ему в спину до самого корпуса, стоило Ховарду только повернуться к ним спиной.
*
Дойдя до нужной аудитории, Доминик тут же приметил небольшой кружок, состоящий из пришедших на консультацию. Все они переговаривались, пребывая в хорошем настроении. Эдвард стоял в сторонке с Нестером, откровенно заигрывая с несчастным юношей. Хотя тот и сам до тех пор не подозревал, насколько несчастным он был на самом деле; далеко не все были столь же прозорливыми, и в этом можно было особенно уличить Доминика.
– Почему вы тут? – спросил он у группы студентов - несколько человек наперебой вкратце сообщило ему о том, что там, в небольшой лингафонной, сидит второй курс, у которого шла методика преподавания. Доминик догадывался, что это могла быть всё та же группа, которой ему довелось прочитать лекцию, так заботливо предоставленную мистером Беллами, но он не стал выяснять подробности – чувствовал себя для этого слишком уставшим.
Он предпочёл в таком случае присесть на подоконник, поставив рядом с собой сумку, и прикрыть глаза в ожидании. У мистера Беллами день начинался довольно поздно по средам, но вторую пару он решил посвящать своим «подопечным», так сказать, задавая настроение в начале дня, а не под его конец. Те второкурсники, с которыми, вероятно, проблем было больше всего, должны были уже сидеть в лингафонной, и у них можно было бы осведомиться о положении дел, но лень перевесила все остальные рациональные доводы, посему Доминик даже не сдвинулся с места, продолжая наблюдать из-под прикрытых век за идущими по своим делам людьми. Мимо тёмным пятном проскользнула знакомая изящная фигура. Прямо в пальто?
Доминик спрыгнул со своего наблюдательного поста на подоконнике, забирая сумку. Эдварда всё ещё развлекал коротко стриженый по последней моде Нестер, они смеялись и о чём-то шептались, словно школьницы. Ховард хмыкнул, заходя в не слишком уж просторный кабинет первым, потому как остальные мешкали и боялись помешать тому, чего не происходило – лекции. В любом случае, мистер Беллами даже приветливо (точнее, жест в данном случае можно было счесть более приветливым, чем самого преподавателя) и плавно махнул рукой, приглашая зайти.
– Усаживайтесь все вместе, вам тоже будет полезно, уважаемая магистратура, – тут же заговорил Беллами, не теряя времени. – Поставили вводный только вчера, но в следующий раз встречаемся здесь же, в это же время.
Студенты согласно кивали, рассаживаясь, кто куда. Доминик примостился к ненавязчиво переговаривающимся девушкам, оставляя место слева от себя для Эдварда. Здесь на трёх рядах столов за каждым помещалось по четыре человека, но основная часть молодых людей сместилась, будто по естественному велению инстинкта, ближе к дневному свету. Мистер Беллами прошёлся, как обычно, пару раз глазами по присутствующим.
– Уважаемый второй и четвёртый курсы, сейчас же начну выкладывать весь ассортимент посреди кафедры, – как бы невзначай проговорил он себе под нос, но в небольшом кабинете тут же повисла пятисекундная тишина, прежде чем шорох и шелест стягиваемой верхней одежды заполнил её собой. Тут же завернувший в кабинет Эдвард получил строгий взгляд, на что сразу же среагировал правильно – развернулся и вышел, стягивая куртку. За пять лет знакомства он, наверное, уже должен был научиться читать мысли Беллами.
Доминик сильнее сжал колени под столом, когда методист сошёл с подиума кафедры и встал прямо напротив него.
– Мистер Ховард?
Студент с наибольшей беспечностью вскинул подбородок, съезжая на своём сидении.
– Всем, конечно же, известно, что чёрное не пачкается, но преданно вас прошу последовать примеру мистера Харрисона, – он склонил голову набок, постучав пару раз костяшками по столешнице, нависая сверху и не меняя хладнокровного взгляда, который неизменно ставил любого на место. Доминик впервые обратил внимание на едва-едва терпкий, мускатный аромат.
– Отличный парфюм, мистер Беллами, – фыркнул Ховард, прежде чем подняться и гордо обтянуть края джемпера, спеша в следующее же мгновение покинуть кабинет хотя бы на пару минут. Он закинул свою якобы кожаную куртку на плечо со всей непринуждённостью, на которую только был способен. Также, Доминик мог поклясться, преподаватель глядел ему вслед.
Интерес, тот самый, с первого же разговора, начинал пробиваться снова, и был сродни потере невинности в каком-то смысле – впервые на него воздействовали черты личности мужчины, но никак не преподавателя.