Ховард остановился на пару мгновений, чтобы сориентироваться, но вскоре заметил, что мистер Беллами приковал к нему свой взгляд с лёгким налётом вопросительного холода, и потому поспешил забраться на третий ряд к своему товарищу, усаживаясь как можно тише.
Ему, конечно, хватало и своих лекций, но посмотреть на мистера Беллами было интересно.
– Итак, господа, – провозгласил он, встав за кафедру и разложив свои несомненно важные листы из красной папки. – Сегодняшняя лекция посвящена исключительно конспектированию, – по аудитории прошёлся разочарованный и отчасти усталый шепоток.
– Мистер Беллами! – окликнули с последних рядов не слишком обходительно. – У вас всегда найдётся запасной вариант, мы знаем, – это вызвало множество улыбок и нервных смешков, но Доминик всё ещё не особенно понимал, в чём дело. Студенты будто ждали чего-то от преподавателя. И этим «чем-то» лекция не являлась.
– Если вы, мистер Хоуни, готовы прорабатывать методические положения синтаксиса самостоятельно, то можете наслаждаться лишь аудированием, – усмехнулся Беллами. Действительно усмехнулся.
Эд рядом захихикал, шепча «вот это тонкий, профессиональный юмор», а Доминик боролся с желанием хорошенько протереть глаза кулаками; мистер Беллами улыбался.
– Действительно, мой любимый набор на потоке, – сказал он, казалось бы, вполне серьёзно.
– Вы всем так говорите? – спросил Эд чуть громче, давя смешок.
– Конечно, как ещё призвать вас к вниманию, – парировал преподаватель безо всякой улыбки, что создало почти невыносимый резонанс - студенты не могли сдержать смех. – Чем быстрее я читаю, тем больше времени на дискуссию. Так? – он вскинул бровь.
По аудитории прокатился шутливо-неодобрительный гул.
– Начинаем, – он поправил очки, съехавшие на самый кончик его носа. Аудитория тут же погрузилась в мёртвую тишину, только девушки рядом ниже горестно вздыхали. Доминик наблюдал эту картину с недоумением, пытаясь выкинуть лишнее из головы и просто слушать.
– Gegenstand der Syntax[*], – Беллами прочистил горло, настраиваясь на нужный тон. Доминик понял, что понять ему сегодня ничего не удастся, поэтому просто позволил себе расслабиться, пока Эд напряжённо разминал запястье.
– Будь ты учителем немецкого, я бы заставил тебя писать конспект за меня, – проворчал Эдвард недовольно, но Ховард лишь отмахнулся.
– Sprachliche Elemente stehen in unterschiedlichen Beziehungen zueinander. Man unterscheidet paradigmatische und syntagmatische Beziehungen [**]…
С каждым новым словом Доминик не мог не обратить внимания на расстановку интонаций и ритм другого, чужого для себя языка, а то, как безапелляционно мистер Беллами читал лекцию, определённо пошатнуло его душевное равновесие. Заднеязычные «р» и шипящие нещадно давили на его эмоциональный фон, и Доминик, наконец, сдался, не смея больше прикрывать глаз и признаваясь самому себе, что его восхищало каждое произнесённое слово, и он отчаянно хотел бы производить на своих учеников подобное впечатление.
– Es wird häufig angeführt [***]… – но и в общем, немецкий всегда казался более откровенным, чем другие языки.
Доминик чувствовал себя по-дурацки, понимая лишь пять слов в предложении от силы, но в том, что методика преподавания немецкого языка читалась на немецком языке, не было ничего удивительного. Он вдруг понял, что уже давно смотрит преподавателю едва ли не в рот - Беллами читал лекцию по памяти, поглядывая только на пункты, и бессовестно смотрел в ответ. Когда было приличным пялиться на кого-либо? Ховард блефовал, поджав губы, и делал вид, что пятиминутная задумчивость не являлась чем-то большим. С другой стороны, все преподаватели должны были личным примером ставить перед студентами планку, так что вполне логично было бы воспринять подобный жест как признак полнейшего внимания и принятия.
Доминик решил отвлечься от непрестанно возникающих в голове вопросов, пытаясь сосредоточиться на диапазоне низкого голоса, который порождал невероятно длинные и непонятные, но оттого такие в своём роде таинственно-притягательные слова, и в этот раз отвёл взгляд от стройной фигуры, чтобы не испытывать потом ненужной неловкости.
*
Эдвард кинул свой рюкзак на рядом стоящий стул.
– Нет, ну ты слышал? Он невероятный, – парень рассмеялся, откидывая голову назад по привычке.
– Ты будешь без сахара? – скептично спросил Доминик.
– Да, как обычно. И эклер не забудь, – ответил Эд, продолжая мечтательно закатывать глаза, пока Доминик направился к Хелен.
После лекции он не мог собраться ещё час, пытаясь представить себя в роли полноправного слушателя. Сколько языков знал мистер Беллами? Два? Три? Ховарда смущал этот вопрос. На мистера Беллами хотелось равняться, когда как ранее Доминик ощущал себя слишком умным, чтобы ориентироваться на кого-либо из преподавателей.
Он распознал в очереди одну из своих знакомых, пытаясь вспомнить её имя. Жаль, что не было рядом его друга со второго, финального года магистратуры; тот был ужасно высоким и достаточно наглым, чтобы влезать без очереди.
Столовая, самое шумное и обширное место в корпусе культуры и коммуникаций, куда приходили за дешёвым кофе и из других ближайших колледжей. Будущие гиды, консультанты и экзаменаторы в залах музеев шумно обсуждали преподавательский коллектив, зачётную неделю и семинары, самовольно засасывая других студентов в недра своих собственных проблем. Здесь можно было услышать многое, но Доминику так и не удалось выловить из этого шума хотя бы слово о нужной ему персоне, посему он просто оставил бесчисленные вопросы без ответов, протягивая определённую денежную сумму так удобно подоспевшему знакомому.
Он решил подумать об этом наедине с собой, пока относил поднос Эду, и тут же обнаружил друга в компании Нестера, малоприметного парня с третьего курса. Эти двое практически бесстыдно флиртовали друг с другом, так что Доминик лишь схватил свой кофе и закинул рюкзак на одно плечо, поддаваясь первому же порыву.
– Эй, Ховард, куда ты? – окликнул его Эд.
– Методика, потом домой, – безо всяких изысков ответил Доминик, желая утопить надоевшие ему мысли в привычной рутине.
– Паинькой стал, – рассмеялся Эдвард, а за ним и Нестер. Ховард много кого знал, и многие знали его, но в основном всем было плевать друг на друга, кроме них с Эдом. – Ладно, я позвоню.
– Звони, – кинул Ховард, подхватывая сумку. – Увидимся, Нестер, – он кивнул парню в знак того, что наконец узнал его.
– Пока, Ховард, – оба студента ответили одновременно, но Доминик едва ли слышал их, уже направляясь к выходу, целуя в щёку попадавшихся по пути знакомых девушек и пожимая руки парням.
Методика была в другом корпусе, так что он потратил время, вышагивая по коридорам второго этажа, обдумывая, как можно было бы устроить себе выходной на следующей неделе. Вокруг сновали студенты и изредка попадались на пути преподаватели – ни тех ни других Доминик не мог запомнить и знать, как не знал и мистера Беллами, образ которого то и дело возникал в мыслях студента. Усевшись на третий ряд в нужной аудитории, Доминик представлял, как проходила бы его собственная лекция. Начал бы он, только встав за кафедру, говорить на французском, дабы доказать своё превосходство, или сначала отметил бы присутствующих, Ховард не знал. Продолжив соизмерять написанное в конспекте с тем, что было сказано на прошлых лекциях, Доминик подумал, что и не хотел бы знать.
В этот момент его затуманенное усталостью сознание пронзила мысль о том, что он, может быть, хотел бы принять этот поворот судьбы и попробовать извлечь из него все плюсы, ведь преподаватель-методист был лучше всяких изворотливых психологов, за чьи манеры хотелось просто задушить голыми руками.
Он предпочёл сосредоточиться на лекции, предвкушая полноценный отдых после четвёртой пары за этот день. Но МакСтивен взлетел на кафедру по обыкновению своему радостно и чуть ли не вприпрыжку, напуская себя любимый серьёзный вид.
– Здравствуйте, дорогие мои! Все помним, что от вас зависит самый важный компонент хронологии нашей лекции?
Студенты молчали, МакСтивен продолжал, открывая регистратор.
– Финли?
– Я, сэр.
– Рози?
– Здесь, сэр, – многие не утверждались даже взять распечатанные списки студентов, но МакСтивен был издевательски педантичен и ко всему прочему для каждого имел особенное, ласковое погоняло.
– Итак, мои милые, нас, – он пробежался глазами по списку, – тридцать три, не включая меня. Через тридцать три секунды закрываю двери изнутри.
– Мистер МакСтивен, сэр, – рассмеялась девушка с первого ряда, подружка Розали, – вы сегодня не в настроении?
– Да, милая моя, сегодня будем заниматься удовлетворением моих преподавательских прихотей. Вас ознакомляли с понятием «преподавательские прихоти»?
Несколько голосов скромно заметили вразнобой:
– Да, мистер Беллами по праву обладает патентом!
– Тогда мне придётся побороться за это изобретение, – будто невзначай продолжил МакСтивен, – представьте себе двух методистов, дерущихся на газоне в зелёной зоне.
По аудитории прокатился смешок.
– Можно устроить соревнования по закидыванию туфлями, – предложил Макс, – дамский выбор не обманет.
– Тогда мистер Беллами победит, – МакСтивен состроил грустную рожицу и взглянул на часы, пока студенты шелестели страницами конспектов, хихикая. Доминик вздохнул, прикрыв глаза. Беллами будто преследовал его изо дня в день, хотя и водил «дружбу» только с методистами, а сам МакСтивен преподавал у Ховарда впервые в этом году.
– Что ж, – преподаватель таким же довольным и даже радостным шагом прошествовал к двери и закрыл её на два оборота - не более, чем через пять секунд после его триумфального восхождения на кафедру, в дверь уже кто-то стучал и дёргал за ручку. Однако студенты вскоре подумали, что ошиблись аудиторией, и поспешили ретироваться, что вызвало у МакСтивена улыбку, которая оказалась весьма заразительной. – Теперь мы можем начать. Простите, милые, курить никого не выпускаю, только через окно – кстати говоря, у нас тут пожарная лестница рядом, – так что… Итак, прошу любить и жаловать, – он махнул рукой на доску, отходя в сторону, чтобы указать на огромную надпись, которая гласила «Теория и методика обучения и воспитания». – Вам знакомы общеметодологические требования, вы ведь уже большие совсем, – его торопливый тон, такой, будто он читал саму методику, деловито и совершенно обычно, вызывал неизменную улыбку, – а теперь немного о «преподавательских прихотях».
*
Лекция шла своим чередом, и стоило только Доминику очистить голову от ненужных раздумий, как МакСтивен вдруг оборвал свою речь на полуслове, прислушиваясь к витиеватому стуку в дверь аудитории. Перестук повторился, и преподаватель направился к двери, посмеиваясь:
– Соперник на месте, – и тут же открыл, впуская другого методиста в аудиторию. Доминик тихо зарычал от раздражения, закинув ногу на ногу и протянув их в самый угол отделения своей части ряда. Эти совпадения уже успели ему ужасно надоесть. Тем временем мистер Беллами медленно прошел к кафедре.
Две девушки через ряд захихикали, шепчась. Ещё пару голосов, которые различил Доминик, заставили его чувствовать себя не в своей тарелке.
Преподаватели обменялись рукопожатиями - аудиторию заполнил гул, поднявшийся до жёлтого уровня опасности, - но стоило только им начать оглядывать студентов, установилась тишина, свойственная лишь вакууму. Доминик замер, встретившись глазами с МакСтивеном: он глядел так, словно был провидцем и знал то, о чём сам студент ещё даже не догадывался. Мистер Беллами лишь дёрнул уголком губ, не задерживаясь на Ховарде взглядом больше положенного.
– Всем расслабиться, – произнёс он со свойственной ему, как лектору, твердью и громкостью голоса. – Консультация. Мне нужны двое.
Кто-то огорчённо вздохнул, но Ховард уже не замечал этого. Он вдруг с надеждой вперился в фигуру методиста. Он и сам не мог понять, хотел ли он пойти с мистером Беллами, или же постоянные напоминания о нём вызывали притуплённое чувство досады и отбивали всякое желание общаться.
«Друг» мистера Беллами, мистер МакСтивен, мог не выпускать своих студентов из аудитории до последней секунды, а иногда начинал пораньше, небольшими компаниями по три человека, предлагая перед этим выдумать более оригинальный предлог, чем ретировавшаяся небольшая группа студентов перед ними. Всё это было бы похоже на своеобразную игру в “снежный ком” и, безусловно, весело, если бы пара не была последней. Так что между двух зол Доминик предпочёл бы остаться наедине с мистером Беллами.
Небольшая надежда на то, что тот спросит во вторник вместо среды, у Доминика всё ещё оставалась, и он поглядел на преподавателя с нескрываемой надеждой в глазах, надеясь смыться домой после самого главного вопроса. Чёрт с ним, будь что будет.
– Мисс Честинг и, – Беллами ещё раз окинул взглядом всех, кого смог, – мистер Ховард, – на студента тут же обратилось около двух десятков вопросительных взглядов. На первый ряд прокрался непонятно что забывший тут Нестер, и Доминику подумалось, пока он в ускоренном режиме собирал свои конспекты в рюкзак, что гей-парочку под боком каждодневно он выдерживать не готов.
Только спускаясь вниз, Доминик выдохнул, собираясь подождать, пока та девушка спустится следом, чтобы подойти вместе и, возможно, галантно пропустить её вперёд, но вместо этого студент почему-то продолжал спускаться и задержался у первого ряда, разглядывая удивительно по фигуре сидящий серый пиджак. Ховард на всякий случай сморгнул пару раз, чтобы вывести себя из странного, потерянного состояния, которое наступало настолько редко, что он даже не мог предотвратить его наступлене в тот конкретный момент. Мистер Беллами, тем временем, стянул с кафедры ноутбук, направляясь к двери.
– Меня не ждите, дорогой мой, – воскликнул ему в спину МакСтивен, вызывая своим выражением добрые смешки в аудитории.
– Даже не собирался, сэр, – хмыкнул Беллами, оборачиваясь лицом к своему коллеге, пропуская Доминика и девушку.
– Завтра на второй? – вполне серьёзно спросил МакСтивен, выглядывая из двери.
Беллами в ответ лишь кивнул, задержавшись взглядом ненадолго, и уверенно зашагал в сторону аудитории методики преподавания. Доминик напустил на себя самое сосредоточенное выражение, в нём тут же с удвоенной силой проснулся интерес к происходящему. Какие ещё консультации? После первого же поворота студент понял: мистеру Беллами просто нужен был благовидный предлог, чтобы забрать его и семенящую на каблуках девушку, с пары. Но для чего?
Он не решался что-либо спрашивать - потрясающая уверенность идущего впереди преподавателя не оставляла за собой никаких возможностей или шансов. Доминик шёл, потому что ему хотелось идти. В этот момент он понял, что с самого первого слова, сказанного Беллами с кафедры, он захотел иметь перед собой пример для подражания, несмотря на всю мрачность, которую тот на себя с успехом напускал. Они завернули в нужную дверь весьма неожиданно, и мистер Беллами тут же совершил невозможное: он вручил Доминику в руки собственную лекцию, а сам подозвал девушку, которая тоже была слегка под впечатлением от того, что произошло за каких-то пару минут.