Когда Доминик пошёл в школу, он уже сдавал выпускные экзамены. Когда Доминик сдавал свой несчастный А-level, он уже писал диссертацию. В неформальном аспекте, десять лет были сродни разверзнувшейся трещине вследствие природной катастрофы – времена менялись, техника эволюционировала, студенты перестали таскать кучи бумажек и писали лекции в вордовские файлики, чтобы потом заливать их на диски с публичным доступом в официальной электронной библиотеке Государственного Университета Плимута. А мистер Беллами читал свои лекции так же, как это делали до него преподаватели, за которыми он записывал каждое слово.
Для сторонних глаз он был ещё совсем ребёнком, этот Доминик Ховард, молодой, но вовсе не инфантильный. Чутко реагирующий, но не ранимый. Он мог бы быть полной противоположностью своему консультирующему преподавателю. Мистер Беллами, преступивший черту, ограничивающую молодость от полноправной взрослой жизни, мог быть инфантильным, не реагировать чутко, но быть ранимым. Столь строгое, неизменное спокойствие не бывает наигранным. Только если он не приходит домой и не крушит там с десяток чайных сервизов, ведь держаться настолько крепко может разве что самый хладнокровный демон.
Реакцию обычно вызывает самое противоположное нашим собственным чертам качество, и сам он, Доминик Ховард, был создан нарушать чужое спокойствие себе во благо.
*
– Мистер Беллами! – голос Келли гулко разнёсся по аудитории. – А у вас есть домашнее животное?
Преподаватель ухмыльнулся, сосредотачивая взгляд на подруге Доминика, прежде чем ответить:
– Когда я осведомился, есть ли вопросы, то предполагал необходимую документацию для отработки практики. И касалось это второго курса.
Беллами упирался костяшками в столешницу первого ряда, оглядывая рассевшихся как-то квадратично студентов. Келли жалостливо глядела на методиста, Крис рядом толкал ручкой блокнот Келли в разные стороны, а Доминик просто бездельничал. Не было никакого резона приходить на консультацию, но репутацию нужно было отстаивать.
– Отвечая на сторонний вопрос, есть, но я не большой любитель животных.
Доминик тайком покривился.
– Больше о формальностях говорить не будем, – кивнул он сам себе, медленно поворачиваясь к студентам спиной. – Но мне нужно занять вас хотя бы на полчаса. Поэтому предлагаю освежить в памяти информацию более практическую по направленности.
Вспоминая последнюю пару с Грейс, которая не обмолвилась и словом о своём скором, хотя и временном, уходе, Доминик осознал, что словосочетание «складно говорить» не относилось к нему по существу. Каждый из девяти присутствующих (Кейт бастовала) точно попадал в плавное течение мысли мистера Беллами, который шагнул на небольшой подиум и подхватил из пластиковой подставки квадратный кусочек мела, произнося некоторое подобие вступительной речи.
– Кристофер.
– Угу, – гулко откликнулся Уолстенхолм.
– Поделитесь с коллегами план-конспектом своего урока, если вас это не затруднит. Зачётный урок мистера Уолстенхолма, – мистер Беллами слегка повысил громкость голоса, – прекрасно составлен и не менее хорошо проведён.
Мистер Беллами, тем не менее, в своём описании сошёл с уровня «прекрасно» на «хорошо», и этот факт наводил на мысль, что Крис о чём-то умолчал. Доминик хмыкнул, а Келли и вовсе ничего не заметила, уронив голову на плечо Крису, который неспешно вытаскивал из плотно уложенной папки файл с необходимыми документами.
– Прошу заострить внимание на том, что план в табличном виде, – Доминик принял переданный через Келли план и открыл его, Эд скосил глаза на первую страницу, а сидящие позади перегнулись вперёд, заглядывая Ховарду через плечо. – Этот документ – чистовой вариант – необходим, чтобы получить подпись от руководящего методиста, то бишь меня, – без особого стеснения заметил Беллами. – В школе Кристофера подробной документации не требовали, но бывало и так, что школьный методист придирался сильнее, чем я. Весьма прискорбный факт.
Вот и прямые намёки, подумалось Доминику. Он сам был почти уверен, что мистер Беллами возьмёт его под своё крыло, как взял в прошлом году Криса и Келли. С Краулиц Ховард был готов взвыть, хотя на папку с тремя кое-как составленными воспитательными мероприятиями она даже не взглянула, предпочитая рассказать Доминику о том, как варила утром глинтвейн.
– Хотелось бы заметить, мистер Харрисон, мне приглянулась ваша письменная работа по методам обучения, – вдруг заявил преподаватель, пока Доминик листал план-конспект, в который все еще пристально всматривались студенты из-за его спины.
Эдвард сжал челюсти, стоило только Беллами отвернуться к доске, чтобы проставить нумерацию от одного до пяти.
– Брейк, – шутливо шепнул Ховард, и Эдвард медленно ослабил свою хватку, а вскоре и вовсе убрал руку с его колена.
– Эдвард, будьте так добры, – взгляд обоих невольно потянулся к мелу, который мистер Беллами покручивал в своих тонких пальцах. – Напишите составляющие таблицы.
– Но я не… – Доминик знал, что Эдвард хотел отделаться от обращённого на него внимания, но преподаватель тут же проявил пресловутую ситуативность.
– Не бойтесь, я не буду придираться к тем, кто в поле моего зрения по вопросам практики не попадал, – судя по приподнятому уголку губ, это была шутка.
– Я и не боюсь, – Эд едва слышно вздохнул и встал.
Он шёл по ряду будто на каторгу, спустился и снова поднялся, теперь уже на подиум, сопровождаемый десятком внимательных взглядов, прошёл мимо мистера Беллами и принял из его пальцев мел.
– Проверяйте, – легко махнул преподаватель рукой всем остальным, когда Эдвард торопливо царапал около угловатых цифр немногочисленные слова. – Озвучивайте, пожалуйста, – добавил он, обращаясь к парню, румянец на скулах которого было видно даже с места Ховарда.
– Этап урока, задача этапа, – он запнулся, чтобы дописать второй пункт в содержании, – собственно содержание, два подраздела – учитель/ученики, время проведения, и… – он феерично мазнул мелом по доске напоследок, – примечания.
– Всё верно? – студенты как один кивнули. – Всё верно. Вы прекрасно усваиваете материал. Я сам не смог бы сказать лучше.
– Это вы прекрасно преподаёте, – пробормотал Эдвард, – моё дело внимать.
Мистер Беллами выдержал пару секунд напряжения во взгляде, обращённом на Эдварда, и вдруг звонко заапплодировал, а за ним начали рукоплескать и все присутствующие, на что Эд лишь рассмеялся, возвращая мел в руки преподавателю, и покраснел ещё больше, неловко ероша свои светлые волосы. Студенты действительно расслабились, улыбаясь друг другу, когда мистер Беллами подвёл черту под всем написанным.
– Эмоциональная и умственная разрядка, – он положил мел на стол, снова перенося вес на руки, которыми опирался на край стола по привычке. – Метод, применимый для старшего контингента учащихся, только в качестве воспитательного приёма, коим является что?
– Поощрение! – радостно воскликнула Келли, улыбаясь.
– Именно, – мистер Беллами тоже улыбнулся, – Келли подвергалась этому приёму чаще всех присутствующих в данной аудитории, и, думается мне, не зря.
Вскинув брови, Доминик щипнул хихикающую подругу за бок, на что она шикнула, не переставая улыбаться. Со студентами, у которых мистер Беллами читал лекции, у него явно складывались особые отношения.
Эдвард вернулся на своё место, чтобы бесстыже вытянуть из кармана Доминика сигареты, и тут же стремительным шагом направился на выход из ряда к двери. На секунду могло показаться, что сейчас он хлопнет дверью, но он прикрыл её как можно более аккуратно, в то время как мистер Беллами, к удивлению Доминика, начал откровенно болтать по избранной теме, приказав напоследок:
– Кингсли, разберитесь с доской, пожалуйста.
– Сию минуту, мистер Беллами, – долговязый парень тут же подскочил со своего места. Он учился на третьем курсе - именно тогда у студентов B.Ed начиналась методика преподавания, хотя выглядел студент так, будто только из школы вышел.
Хотя, если припомнить Эдварда, то тот был ещё более неуклюжим в своё время, так что Доминик мысленно поставил себе галочку познакомиться с ним поближе. В прошлый раз, когда они шли из Сайнсберри, он вёл себя не очень дружелюбно.
Спустя пять минут Доминик вновь обнаружил себя глядящим в упор на мистера Беллами и поспешил сосредоточиться на его голосе, хотя это и не могло помочь.
– И тогда администрация задумала провести конкурс среди учеников средней школы, – мистер Беллами подал тряпку студенту, продолжая рассказывать. – Каждый год в свой день. Они должны были нарисовать что-то вроде плакатов, - тут взгляд Ховарда снова притянула мягкая жестикуляция преподавателя, – для каждого предмета, и повесить их на дверь в кабинет. Я вёл английский язык и литературу вместе с ещё одной доброй миссис: вы знаете, у каждого была такая учительница, милая старушка, немного глуховатая на одно ухо.
Студенты тихо посмеялись, устраиваясь поудобнее на своих местах, чтобы внимать рассказу мистера Беллами, который медленным шагом принялся обходить столы кафедры на подиуме.
– Математика была громом и молнией, школа специализировалась на изучении иностранных языков, хотя я пошёл по самой необходимой на то время должности, – он спустился с кафедры и плавно откинул кисть левой руки, – но больше всего они не любили биологию, рисовали трупов и зомби. Участь строгих учителей, – прошла ещё одна волна смешков. – Ну а кабинет английского языка был просто этюдом в голубых тонах, небесная радуга и светит солнце, а внизу жгут Шекспира.
– Серьёзно? – фыркнул Крис.
– Абсолютно серьёзно, – Беллами усмехнулся, – дети были с чувством юмора. Так что мотивация прошла успешно, отношения наладились, и подход был найден. Конечно, с некоторыми учениками возникает некоторое подобие стены, – он характерно повёл ладонями по вертикали перед собой. – Действительно стена, которую вы не можете пробить, обойти, даже увидеть, но она там. Меня некоторое время беспокоил этот факт, но та самая мэм сказала мне, так как для неё все учителя были ещё детьми малыми, «не обращай внимания, парень, дети помладше могут позволить себе быть капризными».
Смех был вызван в основном тем, что никто не мог себе представить мистера Беллами «парнем», и уж тем более обратиться так к нему. Это было бы столь же неудобно, как и спать на первом ряду во время пары. Хотя психолог, миссис Краулиц, считала, что она вправе называть мистера Беллами «милый мой», и его это коробило, по-видимому, очень сильно. Он никогда не выходил из себя и не злился, а уж если и морщился, то это значило, что степень раздражения в нём доходила до крайнего предела. Но с женщиной ничего нельзя было поделать, все знали, что Краулиц была с особыми причудами. И она руководила практикой Доминика.
От этого воспоминания он вздохнул, предпочитая вернуться к рассказу мистера Беллами и искренне надеясь, что он продолжит убаюкивать уставшие умы всех присутствующих своими интонациями.
– Пожалуй, это была самая лучшая школа из тех трёх, в которых я успел поработать. Худшим на то время было частое присутствие комиссии, ведь мне тоже требовалась моя практика в зачтённом виде, хотя хотелось поскорее исчезнуть из поля зрения тех людей, которым, кажется, платят за то, что они сверлят дыры взглядами в молодых преподавателях.
– Теперь вы тоже в их числе? – спросил Доминик. Методист хмыкнул без намёка на улыбку.
– Я стараюсь занимать вашу сторону всегда, мне не нравится атмосфера, которую приносят с собой эти люди. Я сам отработал в школе семь лет, что не есть много; они же вряд ли провели на месте учителя и один учебный год.
– Что же касается умения сверлить дыры в студентах? – не отступил Доминик, невинно глядя прямо в холодные глаза преподавателя.
– В какой-то степени, это уже привычка. Своеобразная преподавательская прихоть.
Улыбаясь, Доминик на самом деле напряжённо раздумывал о том, где Эдвард и вернётся ли в аудиторию; если нет, то можно было бы уже начать собирать его вещи.
– Никого из учеников не смущал мой взгляд, и, я надеюсь, вас тоже не будет, – мистер Беллами вдруг приподнял подбородок. – А теперь, уважаемые студенты, можете быть свободны. С вопросами подходите сейчас, если таковые имеются.
Послышались привычные вздохи сожаления, тихий шепот и шорох собираемых сумок. Доминик поднялся, начиная распихивать вещи Эдварда по отделениям его сумки, а после стянул одну конфету из тайного кармашка внутри, прежде чем запихнуть туда две небольшие тетради.
Все студенты уже ретировались, отчеканив своё «до свидания, мистер Беллами» и «спасибо, увидимся, мистер Беллами», кроме Криса и Келли, которые ждали Доминика у выхода.
– Передавайте привет мистеру Харрисону, – сказал мистер Беллами Доминику, когда тот остановился, желая попрощаться.
– Обязательно. Скоро увидимся, мистер Беллами, – он отдал словесную дань уважения в свою очередь, чувствуя, как от своеобразной ненапряжной «лекции» поднялось настроение. Последний взгляд, которым его наградил Беллами, был очень уж внимательным, будто изучающим. Или же ему только показалось.
Эдварда приходилось искать по этажам, потому как свой телефон он оставил в сумке вместе с наушниками, и подобная перспектива отнюдь не радовала. Крис вздохнул, обнимая Келли за плечи, а та счастливо попрощалась с мистером Беллами, который снова едва улыбнулся, продолжая что-то раскладывать по папкам на столе.
Направляясь по непривычно тихому коридору, троица свернула в сторону главного холла, когда Доминик предупредил:
– Я загляну в туалет, – и завернул к нужной двери.
Он ощутил привычный запах какого-то освежителя для воздуха с хвойным ароматом, осторожно поставил на выступ у зеркала их с Эдвардом сумки и открыл дверцу в первую же кабинку. Картину он увидел отнюдь не самую приятную, хоть и крайне удивительную.
Эдвард сидел на крышке унитаза, спрятав лицо в ладонях.
– Ховард, как ты меня находишь-то, чёрт тебя дери, – промычал он.
– Эй-эй, выходи, – Доминик осторожно обхватил друга за плечи обеими руками, – хватит дурить. Нашёл же из-за чего, из-за Беллами.
– Ты вообще знаешь что!.. – начал возмущаться Эд, пытаясь оттолкнуть от себя Доминика, но тот держал крепко. – Ты не понимаешь! Я что, виноват? Я виноват, что у меня от него всё тело пастбищем для мурашек становится? Я скоро муравейником стану, Ховард. – В его голосе отразилось всё отчаяние, которое он испытывал. – И самое хреновое, это когда он смотрит на меня, как на всех, как на гребаную стенку. У меня даже шансов никаких нет.
Доминик вздохнул, осторожно поглаживая Эдварда по плечам.