- Я не гожусь… для тебя, - выдохнул он. – Не гожусь.
- Годишься, - возразил я, и у него вырвался дрожащий всхлип. И я лизнул его щеку, и нос, и собрал губами все его слезы, внушая ему, что он должен мне верить. – Больше, чем кто бы то ни было.
Он припал ртом к моему плечу, вцепился зубами и затряс головой, словно собака с резиновой игрушкой. А сам крепче обхватил меня руками. Я почувствовал, как дернулся под моим животом его член, а потом он горячо выплеснулся мне на кожу. И меня тут же швырнуло в оргазм, такой мощный, что это даже пугало.
После я еще долго не выходил из него, придавливал его собой и целовал везде, где мог дотянуться. А он вцеплялся мне в волосы и кусался, и всхлипывал.
И, кажется, к тому времени я уже плакал тоже, но точно сказать не могу. Мне в тот момент трудно было различить, где кончаюсь я, и начинается он. Мы как будто бы стали единым целым. Знаю, люди постоянно твердят эту чушь, и звучит это так банально и тупо, что я в такое никогда не верил. Но в ту ночь, в пустыне, я именно это и чувствовал. Так что, может, все, кто рассказывают про себя такое, просто однажды наелись галлюциногенов.
Не знаю, как объяснить, но в тот момент я чувствовал все то же, что чувствовал он – смятение, и страх, и ненависть к самому себе, и любовь… Господи, любовь! Я видел себя его глазами – прекрасного, незамутненного, и вечного, как первоэлемент. Как огонь. И надеялся, что он тоже чувствует все, что чувствую я. И понимает, как он прекрасен. Мне отчаянно хотелось, чтобы это проникло куда-нибудь ему в подсознание, и отныне он всегда это знал.
Но потом мне пришлось слезть с него и пойти пописать.
Когда я вернулся, он уже забрался в спальный мешок, лежал там и вытирал лицо. Я опустился на колени рядом с ним и прикоснулся к его волосам. И он улыбнулся мне – натянуто, слабо, фальшиво.
- Я думал, эта дурь действует лучше, - сказал он и делано рассмеялся.
А потом расстегнул мешок, и я залез к нему.
- Да было не так уж плохо, - я поцеловал его в грудь и почувствовал, как он забрался пальцами мне в волосы и начал массировать голову.
- Извини, если напугал.
- Не напугал, - сказал я, хоть это и было не совсем правдой.
На самом деле я охуенно испугался. Я раньше никогда не видел его в таком состоянии, не видел, чтобы он так плакал – отчаянно, как ребенок. Даже в тот жуткий первый месяц после того, как меня выписали из больницы.
Я прижался ухом к его груди и стал слушать, как постепенно успокаивается его дыхание. Звезды все еще бродили по небу, но мне больше не хотелось на них смотреть. Меня теперь от этого слегка укачивало.
- Джастин, я… - начал он, а потом вдруг осекся и вздохнул.
Пальцами он все еще ерошил мне волосы. Наши влажные от пота тела сплелись в спальном мешке. И мне казалось, что во всей вселенной больше ничего не осталось – только мы, бескрайняя пустыня и нависшее над ней необъятное небо. И мне очень хотелось снова понимать его мысли, даже не спрашивая, но связь между нами была уже не такой крепкой, как когда я был внутри него.
- Что?
- Ничего, я просто… Не знаю, что бы я делал без тебя, - тихо сказал он. – И пытаюсь вспомнить, когда все стало вот так. И как это случилось. И почему…
Я знал ответы на все эти вопросы, но не хотел ему отвечать. Ясно было, что это до чертиков его напугает, а он и без того уже был достаточно напуган. Он и так сейчас казался мне одной сплошной открытой раной, и кровь его впитывалась в песок и в меня.
- Тебе не нужно беспокоиться о том, что бы ты делал без меня, - сказал я ему. – Потому что я никуда не денусь.
- И я не понимаю – почему.
- Я уже сказал тебе - почему. Ты для меня идеальный. Самый лучший…
Он коротко невесело рассмеялся, и по тому, как напряглось все его тело, я сразу понял, что он сейчас попытается это отрицать.
- Как ты можешь так говорить? Как ты можешь так думать, когда все вокруг только и твердят тебе, какой я феерический мудак? Когда я…
- Все вокруг нихуя не понимают, - перебил его я. – Никто из них не знает того, что знаю я.
Я приподнялся на локте, чтобы он мог видеть мое лицо, чтобы я мог говорить с ним не только словами, но и глазами. Вид у него все еще был совершенно раздавленный. Покрасневшие глаза, скорбно сжатые губы…
- Никого из них не было рядом, когда мне снился Крис Хоббс, и я просыпался с криком. А ты потом обнимал меня всю ночь.
Он нахмурился и попытался отвести взгляд, но я взял его за подбородок и заставил смотреть мне в глаза. В горле у меня засаднило от одних только воспоминаний о том времени, но я усилием воли заставил себя продолжать говорить, пока не скажу все до конца.
- Никого из них не было рядом, когда ты убеждал меня снова начать рисовать. Или когда не позволил мне вылететь из университета и продолжал платить за мое обучение, несмотря на то, что я тебя бросил. Не говоря уж о целом миллионе вещей, которые ты делал для меня, когда никто не видел. Они не знают, как ты прикасаешься ко мне, когда мы наедине. Как ты смотришь на меня… Они никогда не поймут, как много ты даешь мне каждый день. Каждую минуту. И если кто-то из них реально верит, что ты и в самом деле такой мудак, каким любишь прикидываться, то они гребанные идиоты.
Он закрыл глаза и покачал головой, и мне захотелось встряхнуть его. И поцеловать. И заставить посмотреть на себя моими глазами.
- Ты самый удивительный человек из всех, кого я знаю, - сказал я ему и прижался губами к его лбу.
Не думаю, что он мне поверил, но хотя бы спорить больше не стал. Просто обнял меня и долгое время лежал молча.
- В Сан-Франциско будет здорово, - вдруг сказал он. – Тебе понравится.
Я не понял, что он имеет в виду – если мы заедем туда на пару дней или если переберемся окончательно, а потому просто кивнул. Но затем он продолжил.
- Мы найдем нам отличную квартиру… Ты снова начнешь учиться. Я получу работу в одной из самых престижных фирм – это будет не сложнее, чем отобрать конфетку у ребенка. И до конца года я уже стану партнером. А потом мы приедем в Питтсбург на рождество и будем гадать, какого хуя мы так долго не могли из него выбраться.
В голосе его было столько надежды. Почти отчаянной надежды. До сих пор я, кажется, никогда не слышал, чтобы он так говорил. И как я мог сказать ему «нет»? После всего, что было…
- Прекрасная мечта, - отозвался я.
- Это не мечта. Это будущее. Наше будущее.
И это перевесило все. Я раньше и надеяться не мог, что он когда-нибудь заговорит о нашем общем будущем. Никогда не думал, что он способен будет так открыться, показать себя таким уязвимым. И тогда я понял, что, наверное, дам ему все, что он захочет, сделаю все, что он захочет, и никогда потом не стану ни в чем его упрекать. И если сейчас он просит только этого… что ж, как я могу сказать ему «нет»?
Пусть будет так. Он прав. В Сан-Франциско будет здорово, мне там понравится. Потому что там мы будем вместе, потому что это – наше общее будущее.
В ту ночь я уснул, обвившись вокруг него в спальном мешке. Звезды танцевали над моей головой, и во сне я видел все и ничего – наше будущее.
========== Земля обетованная ==========
Проснулся я с таким ощущением, будто спал на матрасе, набитом шарами для боулинга. Каждая часть тела болела просто пиздецки, включая голову, на которую как будто бы вообще посреди ночи уронили наковальню. Я не мог сфокусировать взгляд, в горле словно застрял песок, а желудок конвульсивно сжимался. Жара стояла невыносимая. Кажется, еще никогда в жизни я так не мечтал о душе.
А потом на меня обрушилось понимание. Воспоминания о прошедшей ночи принялись крутиться в мозгу, как навязчивая мелодия. Что блядь за хуйню я вчера творил? С какого ебанного хера я говорил ему ночью такие вещи? Да еще и умолял его трахнуть меня, как какой-то жалкий пизданутый педик. Это все наркота!
Господи, я очень надеялся, что это все просто наркота…
Ночью со мной творилось странное. Мне снились какие-то гребанные осознанные сновидения, мучительные и пронизанные впечатляющими откровениями. У меня перед глазами словно заново проигрывалась вся моя жизнь. И мне казалось – я никогда не смогу из этого вынырнуть, никогда не смогу проснуться. Но это была не просто моя жизнь, это была моя жизнь – с ним. Я будто заново переживал все, что мы когда-либо делали и говорили друг другу. И в какой-то миг я, вероятно, увидел то, что случилось в Вегасе. То, чего раньше не мог вспомнить. Тот момент, когда я сказал ему, что он разъебал всю мою жизнь. До меня только сейчас дошло, что за пиздец со мной тогда творился. Но вчера я облажался еще круче. Я пообещал ему, что мы переедем. Вместе. Блядский боже, о чем я только думал?
Когда мы уехали из Питтсбурга, у меня уже было долгов на сто штук. И то немногое, что мне удалось выручить за продажу своих вещей, лишь слегка скостило эту сумму. И даже если бы я продал лофт, я бы все равно не смог на эти деньги купить в Калифорнии что-нибудь, хоть отдаленно с ним сопоставимое. Не говоря уж о том, что ни один банк в жизни не дал бы мне кредит, потому что у меня, блядь, не было работы, и потому что я и так уже кругом задолжал. Конечно, можно было бы продать корвет, но и этого на все не хватило бы.
Я прямо ясно видел перед глазами наше с Джастином будущее. Как мы ютимся в грязной комнатенке где-нибудь в трущобах и жрем консервированную ветчину и лапшу быстрого приготовления. Джастин, наверное, снова устроится на работу в какую-нибудь сраную закусочную. Только теперь он станет вкалывать по шестьдесят часов в неделю, чтобы мы могли позволить себе отдавать наши трусы в прачечную. А я тем временем буду въебывать каким-нибудь младшим копирайтером. Потому что рынок труда там – полный отстой, и немногие руководящие должности давно уже заняты. Да, все это, определенно, было очень плохой идеей.
Если бы я никогда не встречал его, моя жизнь, блядь, была бы куда проще.
- О, ты проснулся! – провозгласил тут он и плюхнулся на землю рядом со мной. Я попытался сфокусировать взгляд на нем, но от этого у меня только сильнее закружилась голова. – Хочешь сосиску?
Мне, наконец, удалось сесть, и тут он шваркнул мне на колени бумажную тарелку. Я втянул носом запах скрюченного хот-дога, который он состряпал мне на завтрак, и тут же вынужден был зажмурить глаза и отвернуться:
- Убери от меня это дерьмо, - я отшвырнул в сторону тарелку и закрыл лицо ладонями. – Сколько, блядь, лет этой сосиске? Ты что хочешь, чтобы мы оба отравились?
- Ну прости, - огрызнулся он. – Я просто подумал, что ты захочешь есть. Но даже если ты и не голоден, ты все равно должен хоть что-нибудь проглотить, потому что…
- Просто… просто, блядь, заткнись на хуй, хорошо?
Я не мог этого выносить, не мог с ним разговаривать. И все, что он ни делал, только больше меня бесило. Сам факт того, что он двигался, говорил, дышал… Мне было так плохо, что, казалось, я сейчас сдохну, если немедленно не вдохну охлажденного кондиционером воздуха.
- Пакуй свое барахло, - рявкнул я. - Мы уезжаем!
Но в автомобиле мне лучше не стало.
Он вел машину до самого Фриско. Не потому, что я так решил, а потому, что я лишь на минуту закрыл глаза – а очнулся от того, что он тряс меня за колено и спрашивал, куда ему ехать. Я все проспал. И горы, и первый вид на океан, и ебучий дорожный указатель «Добро пожаловать в Сан-Франциско!» И даже тот самый момент, когда вдруг начинает казаться – ну, приехали, наконец, теперь все будет хорошо.
Просыпаться не хотелось, но, покосившись на него из-под ресниц, я обнаружил, что он пытается одновременно вести машину и изучать карту.
- Какого хуя ты делаешь? Ты мне сейчас машину разъебешь! – я выхватил карту у него из рук.
- Ну я раз сто тебя спрашивал, куда мне ехать, а ты все не желал просыпаться. Вот я и пытаюсь посмотреть, какой нам нужен поворот.
- Да ты, блядь, уже его пропустил! Сверни направо на следующем светофоре. Вот сюда. Сюда. СЮДА!
- Да слышу я! – проорал он мне в ответ. – Господи, что ж ты за еблан-то такой?
- Какой есть, - ядовито отозвался я. Потом показал ему, куда свернуть, чтобы вырулить на правильную дорогу, и добавил. – Разве не в такого ты когда-то «влюбился»?
- Ты сейчас не – «какой есть», а настоящий мудак.
- Не нравится – не ешь.
- У тебя, блядь, что – раздвоение личности? Или ты просто… очень, очень устал?
Вместо ответа я велел ему подъехать ко входу в отель и передать машину парковщику.
- Я пока пойду сниму нам номер.
- Ты вот здесь хочешь остановиться?
Ебааать!
- А что? Вас что-то не устраивает, ваше высочество?
- Нет, просто… Отель на вид довольно дорогой и…
Господи, опять?
- Пожалуйста, не заводи снова эту шарманку, не то я посажу тебя на самолет и отправлю обратно в Питтсбург.
- Ну, если ты собираешься и дальше так себя вести, может, я и не откажусь.
Такого ответа я не ожидал. Я ничего ему не сказал, просто сидел неподвижно и чувствовал, что меня снова бросает в жар и к горлу подкатывает тошнота. Наконец, он вздохнул и подрулил ко входу в отель, как я сказал. Я вылез из машины и быстро пошел к стойке ресепшн, т.к. не знал точно, сколько у меня осталось времени до того, как меня вывернет, и к тому же боялся, что платеж по моей карте Visa не пройдет. А мне не хотелось, чтобы он был рядом, если что-нибудь из этого случится.
Однако, спасибо господи, проблем с картой не возникло. Я снял номер и, почувствовав, что лимит времени исчерпан, пустился бегом вверх по лестнице. Сдерживаться я больше уже не мог. И, добравшись до номера, тут же ворвался в ванную, рухнул на колени перед унитазом и выблевал все, что было у меня в желудке. И потом меня все выворачивало и выворачивало, пока ничего во мне больше не осталось.
В какой-то момент я вдруг почувствовал, как моей спины коснулась чья-то рука. Это был Джастин. Он спросил меня, все ли со мной в порядке. И не нужно ли мне к врачу. И все гладил меня рукой по потной спине. Я ничего не ответил. Просто опустился на пол и попытался восстановить дыхание и унять сотрясавшую меня дрожь.
А он тем временем смочил холодной водой хлопковую салфетку и принялся вытирать мне лицо. Это было охуенно приятно!
Блядь, да почему же я оказался таким слабаком? Кто мог предположить, что из всей наркоты, что я перепробовал, именно пейот собьет меня с ног, лишит человеческого облика и превратит в рыдающую и изрыгающую признания ебанную кучу дерьма? Я вырвал у него салфетку и уткнулся в нее лицом.
- Тебе лучше? – спросил он.
Что, блядь, за идиотский вопрос!
Я не ответил. Поднялся с пола, пронесся мимо него и рухнул на диван, от души надеясь, что он воткнет, наконец, что к чему, и перестанет до меня доебываться. Вся эта его заботливость пиздец, как действовала мне на нервы, и я не знал, как долго еще смогу сдерживаться. Вот Майки – тот понимал, когда приходила пора от меня отвалить.
Но нет, как же! Уже через пару секунд передо мной появилась бутылка воды.
- Брайан, ты нормально себя чувствуешь? – снова спросил он, и голос у него был мягкий и успокаивающий. – Тебе точно не надо к врачу?
Я выхватил у него бутылку и разом выхлебал почти половину. Вот такую минералку в «Севен Элевен» можно было купить за половину той суммы, что впишет мне в счет отель.
- Мне ничего не нужно, - пробормотал я.
Тогда он опустился на стоявший напротив дивана стул.
- Ну… может, ты хотя бы поговоришь со мной? Ты меня немного пугаешь.
- Я не хочу разговаривать, - бросил я. – И вообще - о чем нам разговаривать? О том, какой все это было идиотской идеей? Или, может, поговорим о том, что если я завтра не найду работу, у нас через две недели закончатся деньги? – я невесело рассмеялся. – Или, может, хочешь обсудить, как ты разрушил всю мою проклятую жизнь?
Я говорил все это негромко и совершенно спокойно. Мне даже казалось, будто я не произношу эти слова, они как-то сами из меня вырываются.
На него я не смотрел, и он ничего мне не отвечал. Я допил остатки воды, а потом поднялся и отправился на поиски чего-нибудь алкогольного – нужно было взбодрить мой, к несчастью, теперь уже полностью протрезвевший организм. Покопавшись в мини-баре, я вытащил оттуда все, что только смог найти. И успел осушить три маленьких бутылочки «Абсолюта», прежде, чем он, наконец, заговорил снова:
- З-зачем ты мне это говоришь?
Голос у него начал срываться - он готов был зареветь – и какая-то часть меня обрадовалась этому. Та часть, что сейчас буквально ненавидела его.
- Затем, - сказал я, открывая бутылочку с джином, - что ты меня спросил, не так ли? – Я взмахнул рукой и принялся его передразнивать. - «О, поговори со мной, Брайан!», «Открой мне, блядь, что тебя тревожит!»