- Не хочешь сладкого, хотя бы чай выпей, - флегматично произносит Майкрофт, игнорируя вопрос Шерлока, и с отчаянным упрямством принимается за тирамису.
- Значит, извиняться не планируешь, - констатирует Шерлок.
- Все, что я делаю, брат, делаю ради твоего же блага, - надменно замечает Майкрофт. – В конце концов, не вижу ничего плохого в том, чтобы доктор познакомился со своими родными. Он, в отличие от тебя, один на свете… И ты должен бы радоваться за…
- У него есть я, - жестко прерывает брата Шерлок. – И меня Джону вполне достаточно. Что касается его бристольской родни, то тут даже говорить не о чем – они избавились от него при рождении, сдали в приют, как какого-то бродяжку и не вспомнили бы о его существовании, если б ты не посулил золотые горы, - из груди Шерлока вырывается глухое рычание, на которое Майкрофт отвечает аналогичным образом – они оба альфы и не могут позволить друг другу уступить.
Первым приходит в себя Майкрофт, тяжело вздыхает и отводит взгляд, приглаживая и без того идеальную прическу:
- Будем пенисами меряться? – интересуется он безразличным тоном, возвращаясь к тирамису, а до Шерлока доходит, что брат нервничает, искусно маскируясь за привычной невозмутимостью.
- Интересно, - бормочет Шерлок, впиваясь взглядом в Майкрофта и отбивая пальцами болеро Ровеля по дубовой столешнице.
- Ты серьезно? – брови Майкрофта ползут вверх, и на мгновение он даже отвлекается от десерта. – Предупреждаю, у меня больше.
Глаза Шерлока округляются:
- Клоун, - выплевывает презрительно. – Что с Джоном?
Майкрофт моргает, возвращаясь к тирамису:
- Ничего с Джоном. Скорее всего, на пути к бристольскому автовокзалу. Будет в Лондоне часа через три-четыре, - он бросает взгляд на ролекс, поблескивающий на запястье. – Его родители – идиоты. Все идиоты, - поправляется Майкрофт, - но они феерические. Предложить твоему Джону место сиделки, служанки и садовника, и думать, что осчастливили его, - теперь видно, что Майкрофт ко всему прочему еще и зол.
- Отличная информированность, - не может сдержаться Шерлок, где-то в глубине души тайком выдыхая с облегчением – если Джон действительно возвращается в Лондон, значит, предложение родственников его не заинтересовало, что не удивляет. Лишь бы приехал, а там они со всем разберутся. – А чем сейчас Лестрейд занят, ты не в курсе?
- Дался тебе Грег, - с досадой бросает Майкрофт, соскребая ложечкой остатки крема.
- Ну, о моем женихе ты знаешь все, а о своем любовнике практически ничего, - Шерлок не может сдержаться, чтобы не загнать под кожу брату несколько болезненных иголок, и еще и провернуть там пару раз, расковыривая ранки. – Странно это как-то. Вот где он сейчас? Что его волнует? О чем он мечтает? Что читает перед сном? Да и когда в последний раз он спал?
Майкрофт отодвигает пустое блюдце и смотрит на Шерлока немигающим взглядом совы – не понять о чем думает, куда смотрит и что видит. Шерлок ненавидит этот взгляд.
- А тебе какая разница? – наконец отмирает Майкрофт. – Тебе-то что до Грега?
Шерлок пожимает плечами и молчит – разговор какой-то бессмысленный, брат все равно не поймет, что ведет себя по отношению к Лестрейду потребительски: то не звонит месяцами, то выдергивает на тайные свидания посреди расследований. По отношению к Лестрейду это несправедливо, но таков Майкрофт, его не исправить и не переделать. Остается желать, чтоб инспектор сам уже разорвал этот гордиев узел, мучающий его и не дающий двигаться по жизни дальше. У Лестрейда есть все шансы еще встретить своего человека, чем мучиться такой вот связью без перспектив и взаимных обещаний. Но кто такой Шерлок, чтобы давать советы, тем более, в сфере чувств, в которой он и сам толком не разбирается. Вот Джон – другое дело, но Джона рядом нет, да и не будет он копаться в чужой драме, особенно если главные герои об этом не просят. Воцаряется неловкое молчание. Шерлок окидывает взглядом полупустой зал. Через два столика от них менеджер крупной телефонной компании обхаживает потенциального клиента – скучно! За столиком у окна пожилой омега с грустью смотрит на бокал вина перед собой – недавно потерял сына и пришел сюда, чтобы отметить так и не наступивший очередной день рождения – грустно! За столиком у входа девица в вечернем макияже и коктейльном платье ждет клиента – примитивно!
- Так зачем ты меня звал? – интересуется Шерлок, вновь сосредотачиваясь на брате. – Что такого срочного случилось?
- Ничего, - отвечает Майкрофт, отпивая чай. – Матушка интересовалась пригласительными. Просила, чтоб ты ей прислал образец. И насчет костюмов волновалась – осталось не так много времени. Ты уверен, что держишь все под контролем?
- А ты бы помочь хотел, - Шерлок не спрашивает – утверждает. – Знаешь, как-нибудь сами разберемся. И матушке передай, мы ее условия выполнили и очень надеемся, на то, что она выполнит свои и оставит нас в покое, - Шерлок чувствует, что может вспылить, а этого не хочется, значит, пора уходить.
- Шерлок, - брат ловит его за руку, удерживая, - вы ведь правда вместе? Это не фикция?
- Правда, - Шерлок вырывает свою руку. – Отстань, не провожай. Мне пора. Надо подготовиться к приезду Джона.
На эту тираду Майкрофт кривит губы и отпускает руку брата.
- Что, даже чая не попьешь? – спрашивает он.
Шерлок замирает. В ресторане жарко - пить и правда хочется. Что ж они так перестарались с отоплением? Шерлок смотрит на чашку чая. Джон еще не приехал, но чай и не еда. Он берет в руки изящный прозрачный фарфор и одним глотком выпивает остывшую горечь.
- Мерзкий вкус, - бормочет он, кривясь, - что, в Англии пропал хороший чай? – Майкрофт отводит глаза.
Шерлок поднимается, все еще ощущая неприятное послевкусие на языке, не глядя, машет брату рукой и разворачивается, чтобы уйти.
- Прости, - летит в спину почти шепот Майкрофта.
Шерлок замирает – брат просит прощения? Резко разворачиваясь, Шерлок вглядывается в Майкрофта:
- Ты что-то скрываешь, - говорит встревоженно. – Что-то с Джоном, да? – руки непроизвольно сжимаются в кулаки. – Говори немедленно, - рявкает он.
- Да все с ним нормально, - повышает голос и Майкрофт, - иди домой, он скоро подъедет.
Шерлок некоторое время смотрит на него испытующе, будто проверяет каждое слово на достоверность, затем кивает, придя к определенному заключению, разворачивается и уходит. Уже почти надев пальто, в холле, Шерлок чувствует головокружение. По телу разливается жар, как будто в его организме, словно в пробирке, стремительно протекает какая-то бурная химическая реакция. Шерлок рвет с шеи шарф и вываливается на морозный воздух. Ему нужно глотнуть свежести и избавиться от этой удушающей жары.
Но и на воздухе Шерлоку не становится лучше. Тело наливается расплавленным свинцом, щеки пылают, голова идет кругом, а взгляд застилает пелена. Шерлок сглатывает, с трудом проталкивая горькую слюну сквозь внезапно пересохшее горло, и делает первый шаг. Ему нужно пройти вниз по улице определенное количество шагов, Шерлок точно знает сколько, и тогда все будет хорошо. Дома он сможет лечь, выпить холодной воды, дождаться Джона. Только добраться бы до этого дома. Чертов Майкрофт, наверняка, что-то подсыпал в чай. Мысли Шерлока вяло крутятся вокруг вариантов яда, который подмешал ему брат, теперь Шерлок в этом не сомневается. За это и прощение просил, сволочь! Вот только что за яд и с какой целью, Шерлок понять не может. Голова тяжелая, соображает плохо, и мысли все время сбиваются в кучу, отчего приходится делать усилие, чтобы выстроить их в нужной последовательности. Кроме того, процесс продвижения по улице в направлении дома протекает из рук вон плохо. Шерлок останавливается едва ли не после каждого шага, подолгу стоит, прислушиваясь к себе или просто таращась в пространство, не в силах заставить себя двинуться дальше. Это состояние отупения и тяжелой прострации длится минут десять, за которые Шерлок успевает пройти вряд ли одну седьмую всего пути до дома. А потом начинается следующая фаза отравления – ускорение. Сердце бьется быстрее, все ускоряясь и ускоряясь, тяжесть из тела куда-то утекает, хоть голова по-прежнему отказывается функционировать в прежнем режиме. Но, по крайней мере, теперь Шерлок может двигаться быстрее, и он идет к своей цели, старательно передвигая ноги. Наверняка, он пугает прохожих своим бормотанием:
- …девяносто семь, девяносто восемь, девяносто девять… - но продолжает отсчитывать шаги.
Так легче сосредоточиться на процессе продвижения вперед, и удается даже набрать темп. Постепенно, под действием движений, разгоняющих кровь по венам, и морозного воздуха, уходит из тела жар, сосредоточившись остаточным явлением лишь в районе паха. Какое-то беспокойство крутится в солнечном сплетении, но думать об этом почти больно, и Шерлок просто идет вперед. Очередная фаза отравления обрушивается на Шерлока ураганом разноцветных запахов, как под ЛСД, слишком ярких, слишком сладких, слишком осязаемых. Но в этой цветной мешанине есть один запах, который цепляет сознание Шерлока острым гарпуном и теперь ведет по своему следу. Шерлок видит эту розовую дорожку в воздухе, словно тот, кто оставил за собой такой своеобразный шлейф, прошел здесь совсем недавно. Шерлок радуется, что пока они идут в одном направлении, только что будет, если розовый след свернет, не доходя до Бейкер-стрит, 221 «Б»? Шерлок не уверен, что сможет дойти до дома, а не повернет вслед за розовым запахом. Это какое-то сумасшествие, невозможность контролировать себя, против желаний сердца, минуя мозг, апеллируя к пламени, в которое разгорелся жар, сосредоточившийся в паху. Он идет по этому розовому пути, лишенный воли и способности рационально мыслить. Все его сознание плавно стекает в член, уже напряженный и жаждущий. Лишающий свободы действия след приводит к их двери, которая оказывается не закрытой. Шерлок толкает ее и, перешагнув порог, с головой погружается в удушающий розовый флер, заполняющий собой прихожую, лестницу на второй этаж, сочащийся из-под закрытой двери, настырно лезущий в нос, глаза и уши. Шерлок встряхивает головой, пытаясь вырваться из этого мерзкого морока – он ненавидит розовый цвет и сладкий запах, который он издает, но почему-то поднимается по лестнице и открывает дверь в квартиру. То, что он видит в их с Джоном гостиной, на их диване, совсем не удивляет. Чего-то такого и следовало ожидать от Майкрофта. Стремительно улетучивающимся остатком разума Шерлок, с обреченностью осужденного к электрическому стулу, понимает всю затеянную Майкрофтом игру: спровадить Джона из Лондона, а к его возвращению подпоить брата коктейлем из нейтрализующего действие супрессанта препарата вместе с возбуждающим половое влечение, чтобы в финале подложить под него Питера Блэквуда, эту омежью подстилку. Потому что тот, кого Шерлок видит на их диване – голый, раскинувшийся в призывной позе, течный Питер Блэквуд. Последние связные мысли испаряются. Мозг Шерлока отключается, а в игру вступает инстинкт размножения.
Все, что происходит дальше, происходит без участия Шерлока Холмса как личности, из его глубинного подсознания вылезает забитый туда многолетней борьбой с инстинктами внутренний зверь. Он рычит, скалит зубы, и некоторое время просто изучает свою добычу – слабого безвольного омегу, жалобно скулящего и истекающего смазкой и желанием. Омежий аромат сводит с ума. Омега готов к оплодотворению, а альфа, жаждет продолжения рода. Он подходит к вожделеющему его омеге и поводит носом, чутко улавливая нюансы запаха, различая давний след другого альфы, а до него еще и еще одного. Он злобно рычит и одним ударом отбрасывает льнущего к нему омегу на спину, отчего тот тут же покорно подставляется, словно подзаборная шавка. Он скулит, пытаясь показать свою слабость и тем самым заставить самца сменить гнев на милость, но альфа непреклонен. Он рычит и скалит зубы, добиваясь того, что омега переворачивается на живот и унизительно ползет к нему, прижимаясь к ковру, просит альфу о том, чтобы тот сделал то, для чего его создала природа. И альфа, издав последний победный рык, нависает над омегой, который мгновенно понимает, что правила игры меняются и что из просящей стороны он становится участником. Омега задирает зад, истекающий смазкой, поводит им перед носом самца, как бы игриво, чтобы дать осознать, почувствовать, что ему предлагают. Запах омежьих феромонов шибает по мозгам, и самец, уже не сдерживаясь, наваливается на омегу. Одним резким движением альфа входит в мягко подающийся вход и начинает совершать поступательные движения, вколачиваясь в подставленный зад. Альфа не щадит омегу, утробно урчит, получая свою порцию удовольствия. Омега скулит, конечности разъезжаются по полу, но он упрямо продолжает стоять, удерживая на себе немалый вес альфы. Когда альфа, толкнувшись последний раз, начинает мелко дрожать от накрывающего оргазма, омега все же оседает на пол, а альфа растягивается сверху. Он лежит, тяжело придавив всем весом омегу, и изливает в принимающее нутро свое семя, узел набухает, запечатывая вход. Омега жалобно скулит и прерывисто дышит. Они замирают в этой неудобной позе на долгое время, пока узел не опадает, и альфа не вытаскивает свой член. Небрежно обнюхав омегу и вылизав вход, из которого сочится его семя вперемешку со смазкой, он вновь чувствует возбуждение. Альфа знает, что пока будет длиться течка, он не сможет отойти от омеги, в потребности удовлетворять свои жадные до омежьей дырки инстинкты. Омега поднимается, слабый и дрожащий после пережитого оргазма, и вновь игриво поводит задом, завлекая в свое нутро альфу. Альфа рычит, без особой деликатности толкаясь в омегу, а в глубине подсознания, закованный в ловушку из инстинктов и майкрофтовой химии, беззвучно плачет Шерлок. Он не может контролировать своего внутреннего зверя, единственное, что в его слабых силах, это удерживать от желания поставить метку. Шерлок уже поставил свою метку на Джона, и, кажется, даже зверь понимает, что это значит, и не смеет нарушить однажды данного обещания.
Контроль над телом возвращается к Шерлоку так же стремительно, как был утерян. Плавящийся жар в паху стихает, затуманенный взор проясняется, а мысли обретают относительную стройность и четкость. Разуму Шерлока далеко до своего прежнего хорошего статуса, но этого уже достаточно, чтобы осознавать реальность и действовать, согласно велению сердца и ума, а не члена и древних инстинктов. Шерлок возвращается в свое тело, не утратив даже памяти. Воспоминания о времени, проведенном в компании Питера Блэквуда, никуда не делись, запечатлевшись в голове, наверное, навсегда – постыдное напоминание о собственной слабости и глупости. Ведь Шерлок знал, что Майкрофт будет пытаться расстроить их с Джоном свадьбу, знал, что он может пойти на любую подлость и все же позволил заманить себя в ловушку. Шерлок рычит от бессилия и злобы, сбрасывая с себя разнежившегося на груди Питера. Омега летит на пол и больно ударяется голым задом о ковер миссис Хадсон.
- Полегче, Холмс, - бурчит он, поднимаясь, - я теперь ношу твоих деток.
По-хозяйски оглядываясь, Питер не замечает свирепого взгляда Шерлока, не смущается собственной наготы и возбуждения – течка еще не закончилась, прошло только тридцать шесть часов с ее начала – Шерлок уже произвел в голове необходимые вычисления. Развратно покачивая бедрами, Питер направляется в кухню.
- Так, блядь, есть хочется, - бормочет он, открывая холодильник и начиная в нем копаться, а затем закономерно тонко вскрикивает, обнаружив в одном из контейнеров человеческие пальцы.
Шерлок злорадно ухмыляется, распахивая настежь окна, чтобы проветрить квартиру от назойливого омежьего запаха, заполонившего все кругом. Он с удовлетворением отмечает, что после прекращения действия возбудителя, даже без супрессантов способен противостоять тяге к омежьим прелестям, даже течным, что его очень радует – хоть какая-то хорошая новость после череды неудач и откровенных ошибок. Шерлок слишком долго считал омежий аромат абсолютным возбудителем, а на деле оказалось, что ему можно противостоять силой воли и бескрайней любовью к другому человеку. С отвращением принюхиваясь, Шерлок морщится, осознав, что диван пропитан запахом смазки и спермы. К горлу Шерлока подкатывает тошнота, и он стремительно уносится в ванную за моющим средством, чтобы вернуть дивану девственную чистоту и непорочность. Когда он возвращается с губкой и каким-то остро пахнущем гелем, застает Питера, бесстыдно развалившегося в кресле Джона, с бутылкой красного сухого вина, которого, Шерлок это точно знает, у них на Бейкер-стрит нет. Питер пытается открыть бутылку, но трясущиеся руки не слушаются.