«Не Баки, не Баки, не Баки», — повторяет Стив про себя, и его тошнит — от всей этой идиотской ситуации, от Джеймса, но больше всего от себя самого.
Он только сейчас замечает, что у него не только глаза горят, но и шумит в ушах, и тело будто чужое — Стива даже ведет слегка, как пьяного, — и пугается.
Он ведь был вчера на задании, за рулем сидел — а если бы ему стало плохо прямо тогда? От этой мысли по спине бежит холодный пот и стыдно так, что больно дышать.
Стив открывает воду и умывается. Смотрит на свое мокрое лицо и тянется к шкафчику — где-то тут должны быть капли, которыми Джеймс пользовался, когда от кучи препаратов у него были проблемы со слезоотделением. Маленький флакончик с голубой жидкостью находится сразу, и Стив капает в оба глаза, стоит, запрокинув голову и крепко зажмурившись. Излишки лекарства щекотно стекают по вискам, а может, это и не только лекарство, но он не хочет об этом думать. И выходить к Джеймсу не хочет.
В голове полный сумбур. Джеймс мог бы сказать: «Пока ты кого-нибудь не угробил». Стиву даже нечего было бы на это возразить.
Джеймс сказал: «Пока ты себя не угробил», словно о других и не подумал, только о нем, Стиве. И от этого хочется забиться в какой-нибудь угол, закрыть глаза и заткнуть уши.
Когда Джеймса не оказывается на кухне, Стив облегченно вздыхает. Вливает в себя целый кофейник кофе, пока в голове немного не проясняется, и плотно завтракает, наплевав на здоровое питание. Ему нужно быть в форме, черт возьми, от этого зависит не столько его собственная жизнь, сколько жизни других — как он мог забыть об этом? Наверное, сегодня вообще не стоило бы никуда идти, но Фьюри, чего доброго, и в самом деле отправит его в отпуск, а оставаться наедине с собой и своими мыслями Стив отчаянно не хочет. Ему и этого получаса за завтраком хватает с лихвой. Он просто не станет принимать участия ни в чем серьезном, отговорится мигренью — может же у него, в конце концов, хоть раз в жизни случиться мигрень, — а потом выспится хорошенько и будет завтра в норме.
Он говорит об этом Джеймсу, когда они выходят из дома, но тот мрачно напоминает: «Медблок», — и больше Стив не слышит от него ни слова. Джеймс даже не смотрит на него, и Стив чувствует, что Джеймс ему не верит. Как будто он, Стив, только и делает, что подводит всех вокруг, и это неожиданно обидно.
На входе их отлавливает Фьюри, и, наверное, это единственная причина, по которой Джеймс не тащит Стива к врачам сразу же. Зато поглядывает подозрительно-испытующе, когда Фьюри говорит:
— Для вас двоих есть на завтра задание.
Стив чувствует: скажи он, что задание есть на сегодня — и Джеймс выпалил бы «Нет» еще раньше самого Стива.
— «Арлингз Корпорэйшн», вы вчера с Романофф их прощупывали, — напоминает Стиву Фьюри. — Производят гладкоствольное оружие, поставляют в основном в оружейные и охотничьи магазины, на мировой рынок не лезут. По документам все вроде как чисто, но я все же кое-то что раскопал. Счета. Посмотрите: заказ на поставку ружей для магазина в Нью-Джерси. А теперь посмотрите, сколько за них заплатили — не по бумагам, а в реальности.
Джеймс бросает взгляд на монитор и присвистывает:
— Ого! Они ружья лет на пятьдесят вперед закупили, что ли? Что там на самом деле?
— А вот это вы и выясните, — довольно кивает Фьюри и разворачивает на столе карту. — У них склады в пригороде, надо взглянуть, что там за ружья такие.
Стив рассматривает карту под пристальным взглядом Джеймса, и от этого взгляда ему ужасно неловко. И от того, что Джеймс уточняет:
— Просто разведка? — тоже.
Потому что — Стив готов поклясться, — будь это боевая операция, Джеймс не допустил бы его участия. Как будто он сопливый подросток, за которым нужен глаз да глаз, черт побери. Это злит — и сбивает с толку. Стив порой с трудом может сосредоточиться на идеях Фьюри, когда Джеймс таращится на него. Как будто Стив может не справиться. А ведь ничего сложного им не предстоит, тем более что охрану на внешнем периметре будет отвлекать группа прикрытия. Почти загородная прогулка.
Он рассматривает вместе с Джеймсом карты и схемы, тихонько бесится от недоверчивых взглядов, пьет подсунутый Джеймсом кофе, что-то предлагает, спорит, ходит с Джеймсом на обед, и снова — карты-схемы-планы.
К концу рабочего дня он устает настолько, что передвигается как на автопилоте. И даже не сразу понимает, почему лифт останавливается так быстро и почему холл выглядит как-то неправильно.
— Тебе сюда, — говорит Джеймс, и только тогда до Стива доходит: этот ненормальный на самом деле притащил его в медблок.
— Послушай, я правда не колюсь и не нюхаю какую-нибудь дрянь, — с досадой говорит он. — Это всего лишь бессонница, мне просто нужно хорошенько выспаться.
— Роджерс, если бы мне кто-нибудь сказал, что ты знаешь, где достать наркотики, я бы посмеялся ему в лицо, — вздыхает Джеймс. — Но с бессонницей тоже нужно что-то делать. Для начала хотя бы снотворное попить — как раз потому, что тебе нужно хорошенько выспаться.
— Я и без снотворного засну, — говорит Стив, и это чистая правда.
— Тебя пинками вытолкать или сам пойдешь? — интересуется Джеймс, и лицо у него такое решительное, что Стив сдается.
— С ума сойти, — бормочет он и идет к стойке регистратора, а Джеймс следует за ним. Стив чувствует себя преступником под конвоем. Или нет, скорее провинившимся школьником, которого ведут к директору, и от этого сравнения ему вдруг становится весело.
Он выходит от врача с рецептом на валиум и перспективой свиданий со штатным психологом на будущей неделе. Джеймс ждет его на стуле у кабинета, скрестив руки на груди и вытянув вперед длинные ноги.
— Доволен? — спрашивает Стив, помахав у него перед носом рецептом.
Джеймс невозмутимо качает головой и тыкает пальцем направо:
— Аптека там.
— Да, мамочка, — бодро гаркает Стив и тащится получать абсолютно ненужное ему лекарство. Ему все еще смешно, и он с трудом сдерживает дурацкое хихиканье.
И когда дома, накормив его пиццей, Джеймс приказывает:
— А теперь пей свое лекарство — и спать, — это по-прежнему весело.
— Я засну без него, правда, — заверяет его Стив. — Нет, ну серьезно, врач, между прочим, сомневался в дозировке — а вдруг он все же ошибся? Хорош я буду завтра на операции.
Джеймс сверлит его взглядом и неожиданно соглашается:
— Ладно, давай попробуем без него. Вали в постельку, Роджерс.
А вот то, что он тащится вслед за Стивом к нему в спальню и решительно устраивается в кресле у окна — это уже не смешно.
— Ты что, собираешься сидеть здесь, пока я сплю? — недоверчиво спрашивает Стив.
— Ага, — легко подтверждает Джеймс и язвительно добавляет, перебирая книги на столе: — Не бойся, приставать не стану, я предпочитаю бодрствующих партнеров. Считай, что я буду охранять твой сон, принцесса.
«Спи давай, мелкий, — улыбался Баки и устраивался по вечерам у кровати Стива, когда тот серьезно разболелся, уже после смерти мамы. — Я буду охранять твой сон».
Горло болезненно сжимает и перехватывает дыхание. «Прекрати», — рвется у Стива с языка, но он сам не понимает, что именно хочет этим сказать. Прекрати изображать из себя наседку? Прекрати рвать мне душу на части? Прекрати быть похожим на Баки, ведь это просто случайность, ты не он?
— Зачем ты это делаешь? — хрипло спрашивает он вместо этого, а Джеймс неожиданно серьезно отвечает:
— Потому что люди должны заботиться друг о друге. Ты же заботился обо мне, когда я проходил реабилитацию после той аварии.
Это как удар под дых, потому что Стив заботился, конечно — но не о нем.
О Баки. Тогда он еще надеялся найти его в Джеймсе.
И, черт возьми, сейчас Стив себя ненавидит.
Сон идет не сразу, хотя Стиву казалось, что он отключится, едва голова коснется подушки. Он даже думает, что валиум — не самая плохая идея, но потом тихое дыхание Джеймса и шелест книжных страниц все же делают свое дело, и Стив проваливается в омут сновидений.
…Перед ним Баки, измученный и бледный. «Не бросай меня, — просит он, — пожалуйста, держи. Мне страшно». Стив тянется к нему, уже почти касается холодной ладони — и Баки с криком летит в пропасть.
Стив рывком садится на своей кровати и дышит тяжело, как после хорошей пробежки. На часах высвечивается три ночи, кресло у окна пустует — похоже, Джеймс ушел к себе. Стив падает назад на подушку и кусает губы. Его тянет пойти и поговорить с Баки, услышать, что тот все еще жив.
Он знает, что не должен этого делать. Не должен.
«Он хороший парень», — сказал Фьюри, и Наташа считает так же. А Стив — Стив никогда и не думал как-то его оценивать, для него было главным, что это не Баки. Он и видел-то все это время не-Баки — и не видел Джеймса. А ведь тот и правда не так уж и плох, и лучше бы Стив по-прежнему этого не замечал.
Потому что ему приходит в голову мысль, что Джеймс заслужил право жить не меньше, чем Баки, и это правильная мысль — и вместе с тем это предательство.
«Не бросай меня, пожалуйста, держи, мне страшно», — отстукивает в висках, и Стив знает, что сделает то, что не должен делать.
«Ты похож на ебаного наркошу», — сказал утром Джеймс, но Стив не похож. Он и есть ебаный наркоша, только его наркотик не героин или кокаин. Его наркотик — Баки.
Он ненавидит себя так сильно, что хочется умереть, но крадется в комнату к Джеймсу. Это пахнет безумием, но ему это просто нужно. Пять минут, всего пять минут, пожалуйста, только услышать, что Баки все еще здесь — а потом он вернется к себе и заснет. Привычно споткнувшись обо что-то у самой кровати, Стив опускается на пол. Сжимает родную ладонь и шепчет:
— Я люблю тебя, Баки.
Ему так хочется услышать в ответ хотя бы «И я тебя» — но вместо этого он слышит холодное:
— А я-то уж было решил, что ты передумал насчет потрахаться, Роджерс.
Стив шарахается в сторону, падает спиной на что-то мягкое и на мгновение зажмуривается от резкого света включенного ночника. Сердце рвется из груди — больно, черт, как же больно, — а в глазах Джеймса плещется злость.
— Убирайся, — говорит он, и это ощущается плевком.
Стиву кажется, что он спит и видит очередной кошмар, даже тело непослушное, как во сне. Он чуть не летит кубарем, снова обо что-то споткнувшись, и замирает, наконец-то увидев, обо что.
На полу перед ним большая, набитая битком дорожная сумка.
========== Часть 5 ==========
Утром Стив не знает, как смотреть Джеймсу в глаза, и даже малодушно размышляет, не улизнуть ли из дома пораньше. Целых три секунды смакует эту мысль — и тут же вытаскивает себя из постели и плетется в ванную. Он чувствует себя слабым, как после болезни — то ли сна было все же слишком мало после четырех суток бодрствования, то ли еще не выветрился валиум, который Стив принял ночью, когда понял: иначе не уснуть.
Он не знает, что скажет, мучительно подбирает слова, стоя под теплыми струями душа, и даже придумывает что-то — но тут же забывает, когда, зайдя на кухню, видит за столом Джеймса с чашкой кофе. Все, на что его хватает, это выдавить из себя:
— Давай поговорим. Пожалуйста.
Ему безумно стыдно — не за то, как жалко он, должно быть, выглядит, и не за то, как заискивающе звучит его голос, и даже не за то, что он натворил ночью. Ему стыдно за тоскливую усталость во взгляде Джеймса. А еще страшно, что Джеймс скажет: «Отвали, Роджерс» — как всегда, когда Стив пытается с ним поговорить о нем самом, о чем-то более важном, чем выбор телепередачи на вечер.
— Говори, — равнодушно соглашается Джеймс, и это уже прогресс — но Стив переминается с ноги на ногу и понятия не имеет, с чего начать.
— Прости меня, — говорит он и садится напротив, пытаясь заглянуть Джеймсу в глаза. — Я…
Красноречие его все же подводит, и он молчит, а Джеймс иронично подсказывает:
— Что? Все объяснишь?
— Я не знаю, как это объяснить, — с отчаянием признается Стив.
— А и не надо. — Джеймс натянуто улыбается. — Я же не совсем дурак, Роджерс, я и так все прекрасно понял.
Он вдруг с силой трет лицо и закрывает глаза.
— Ты так на меня смотрел. Как на величайшую ценность в этом гребаном мире, мне даже неловко было: ну какая из меня ценность? Но как же ты смотрел, Роджерс… Я решил, что я тебе нужен. И все никак не мог понять: ну какого хера ты раз за разом говоришь «нет»? И почему порой глядишь волком? А тебе просто был нужен не я… Я на него похож, что ли? На этого твоего Баки?
Стив кивает, не в силах выдавить из себя ни слова, и тут же качает головой. Но Джеймс, похоже, и в самом деле все понимает, потому что не переспрашивает.
— И где он? — интересуется он после мучительной паузы, во время которой Стив опять пытается подобрать слова. — Бросил тебя, что ли?
Стиву кажется, что мир рушится, когда он шепчет в ответ:
— Умер.
Джеймс меняется в лице и тихо матерится:
— Блядь!..
В одном этом слове тоски и обреченности почему-то больше, чем во всем, что он сказал раньше, и Стиву хочется провалиться сквозь землю.
— Прости, — еле слышно выдыхает он, потому что сказать что-то другое он просто не в состоянии.
Они молчат, тишина давит бетонной плитой, и Стив спрашивает, когда молчать уже больше нельзя, потому что под этой тяжестью невозможно нормально дышать:
— Сумка у тебя в комнате… Ты уезжаешь?
— Да, — неохотно говорит Джеймс. — Попросил Фьюри подыскать мне другую квартиру. Еще две недели назад.
— Почему? — вырывается у Стива. Сердце колотится как сумасшедшее, и Стив лихорадочно пытается сообразить, что такого произошло две недели назад, чтобы Джеймс вдруг принял решение уехать и даже вещи заранее собрал, словно ему в одночасье стало невыносимо жить рядом с ним, Стивом. Но на ум ничего не приходит. Все было, как всегда. Джеймс смеялся и шутил, болтал ни о чем, жаловался на скуку, дрался, как одержимый, на спаррингах, доставал Стива предложениями переспать. Ничего такого. Все, как всегда, правда. Гораздо лучше, чем последние четыре дня, если подумать.
— Ты издеваешься, Роджерс? — вяло возмущается Джеймс. — Я, вообще-то, не железный. И я устал угадывать, что у тебя на уме, почему ты то раздеваешь меня взглядом, то прибить готов. У меня и без того не все в порядке с головой, знаешь ли, а с тобой и последние мозги потеряешь.
Стив закрывает глаза. Две недели, господи, две недели — а он не заметил. Как он умудрился не заметить?
А потом он вдруг понимает, что останется один. Совсем один, черт бы побрал все на свете. «Не уходи», — хочется сказать ему, провести ладонью по небритой щеке, поцеловать — сделать все, что угодно, лишь бы удержать Джеймса. Но это нечестно.
Ему не нужен никто другой, только Баки. И так, наверное, будет всегда.
Джеймс этого не заслужил. Он… хороший парень. Он достоин большего.
И поэтому Стив кивает и снова просит:
— Прости.
День проходит в мелких заботах: уточнение деталей операции, проверка экипировки. Стиву иногда кажется, что время тянется, как резина, в первую очередь из-за неловкости перед Джеймсом. Хотя сам Джеймс ведет себя, как обычно: смеется с ребятами из группы поддержки, деловито переспрашивает что-то у Фьюри, лязгает оружием, подшучивает над Стивом, жалуется на трещину в маске. Он производит впечатление самого безмятежного парня в этом здании, словно не было ни вчерашней ночи, ни сегодняшнего утра. А в перерыве оттаскивает Стива в сторону и шипит:
— Слушай, хватит уже смотреть на меня так, словно я сейчас рассыплюсь. Я, в конце концов, не прыщавый подросток, которому отказала его первая большая любовь. Не срослось так не срослось. Ну и хрен с ним. Было бы о чем жалеть.
У него злые глаза, и слова должны бы бить больно — но не бьют. Впервые за последние полгода Джеймсу не удается его задеть и оттолкнуть. Потому что была и вчерашняя ночь, и сегодняшнее утро, и тоскливое «Я решил, что я тебе нужен», и короткое отчаянное «Блядь!»
Стив то и дело бросает на него взгляды украдкой, не в силах сдержаться, несмотря на просьбу, и не может понять, как, черт возьми, это у Джеймса получается. Он сам не умеет настолько хорошо себя контролировать, и не научится, наверное, уже никогда. А надо бы, им ведь еще работать вместе, общаться на глазах у всех, хотя бы здороваться по утрам и перекидываться парой фраз, столкнувшись в коридоре. Как они выдержат? И выдержат ли?