– Тогда зачем он тебе?
– Ох, да как же тебе объяснить? – Родстейн слегка рассмеялся, снова обнажая зубы, и запустил руку в густые волосы, и Леонард отчего-то отметил, что уж сам Родстейн внешне был очень привлекательным, даже красивым, таким красивым, каким никогда не был сам Леонард. – Дело не во внешности, ты знаешь? Физически совершенные люди, как правило, скучные. Боже, по правде сказать, ты даже не представляешь себе, насколько они скучные. Они порхают по жизни, вечно в восторге от своей красоты и от восхищения окружающих, которого никогда не бывает слишком много, и они стараются получить больше, и еще больше, и еще, пока их красота не увядает, оставляя их пустыми, разочарованными и еще более скучными, чем прежде. Шелдон, с другой стороны… – он ненадолго замолк, подбирая верное слово. – Шелдон – это вызов. Я потерял голову с того дня, как впервые его увидел, я говорил тебе.
Леонард ничего не ответил, сбитый с толку непонятной откровенностью Родстейна и его кажущейся дружелюбностью, и вместе с тем полнейшим отказом уступить Леонарду то единственное, о чем он так просил, и оставить Шелдона в покое.
– Это я подстроил ту неприятность на яхте, – неожиданно сказал ему Родстейн, рассеянно туша сигарету о ступеньку, и Леонард на секунду онемел, подумав, что ослышался.
– Ты подстроил – что? – переспросил он, борясь с желанием похлопать себя по ушам, чтобы убедиться, что слух его не обманывает.
– Я попросил Джеффа, чтобы он сбросил Шелдона в воду, – рассеянно повторил тот, прицеливаясь и отправляя погасший окурок в пепельницу у дверей. – По правде сказать, я не планировал, чтобы все зашло так далеко, думал, что жилет будет исправен, и он просто побарахтается там некоторое время, прежде чем я втащу его на борт.
– Зачем ты это сделал? – ошеломленно спросил Леонард.
– Брось, ты же умный парень, ты должен знать психологию, – отозвался Родстейн. – Тебе должно быть известно, что между спасителем и спасенным формируется особое доверие. И посмотри, сегодня Шелдон уже позволил мне прикоснуться к себе без малейшего проявления тревоги. Разве это не чудо, на что способна психология?
Леонард почувствовал дурноту.
– Он позволил тебе, потому что думал, что ты его лечишь, – негромко сказал он, испытывая в этот момент к Родстейну такое отвращение, какого не испытывал, наверное, еще никогда и ни к кому в своей жизни. – Он позволил, потому что доверяет тебе, а ты, мать твою, его едва не утопил!
Он сорвался на крик, и Родстейн шикнул на него, приложив палец к губам.
– Не нужно так шуметь, ты распугаешь птиц. Да, он пострадал по моей вине, но, в конце концов, я же и был тем, кто спас его. И, Лео, если ты вздумаешь болтать об этом, я буду все отрицать, и Джефф подтвердит мои слова. Надеюсь, это понятно, – сообщил он Леонарду таким голосом, словно говорил о погоде.
После этого Родстейн поднялся на ноги и с наслаждением потянулся, широко зевнул и двинулся обратно в дом, рассудив, видимо, что на этом разговор окончен.
– Приятных снов, – сказал он, прежде чем закрыть за собой дверь.
Леонард еще некоторое время продолжал сидеть неподвижно, совершенно ошеломленный, не в силах свыкнуться с тем, что только что узнал, а потом поднялся на ноги с вполне определенной целью.
Ему нужно, просто необходимо было поделиться этим с кем-нибудь, рассказать хоть кому-то, что Эван Родстейн едва не угробил Шелдона преднамеренно, только чтобы втереться к нему в доверие. Ему было плевать на предупреждения Родстейна о том, что в случае необходимости он будет все отрицать. Он был намерен рассказать обо всем своим друзьям прямо сейчас, а там уж они найдут способ вытащить Шелдона из этой западни, которая становилась попросту опасной.
Он подошел к двери, ведущей в комнату Пенни, и постучал. Никто не ответил, и он попробовал еще раз.
– Пенни! – позвал он. – Пенни, я знаю, что уже поздно, но нам нужно поговорить, это важно. Пожалуйста, открой мне.
Дверь распахнулась, и на пороге возникла Пенни, завернутая в одну простыню, которую она придерживала рукой на груди. Она окинула его раздраженным взглядом, и Леонард отступил назад, смутившись.
– Прости, я понимаю, что это не самое лучше время… – начал он.
– Да, Леонард, это не самое лучшее время, – подтвердила Пенни, натянув на лицо улыбку, вежливую и совершенно неправдоподобную. – Это может подождать до утра?
– Какие-то проблемы?
Рядом с Пенни появился Майкл Дауэлл в одних трусах с большой эмблемой Calvin Klein спереди, и Леонард уставился на него ошеломленным взглядом.
– Прошу прощения, – пробормотал он. – Ты права, Пенни, это может подождать до завтра.
Дверь захлопнулась перед его носом еще до того, как Леонард закончил говорить, и он на автомате пошел дальше по коридору.
Обнаружить, что Пенни спит с продюсером, которого подсунул ей Родстейн, было крайне неприятным открытием, которое наверняка лишало Леонарда его радужных надежд на счастливое совместное будущее с ней. Возможно, подумал Леонард с толикой нездоровой черной самоиронии, после этого ему действительно оставалось разве что последовать совету Родстейна и приударить за Шелдоном, потому что с девушками у него из раза в раз как-то не складывалось, и это приводило Леонарда в отчаяние.
С этими безрадостными мыслями он уперся в дверь, ведущую в комнату Кутраппали, и постучал.
К его изумлению, дверь открыла прекрасная Беатрис Льюттон. Она предстала перед Леонардом в одном шелковом нижнем белье, которое открывало больше, чем скрывало, и обворожительно ему улыбнулась.
– Я могу чем-то помочь? – спросила она свои красивым грудным голосом, и Леонард невольно сглотнул.
– Да, да, пожалуйста, – сказал он, с усилием отводя взгляд от ее пышного бюста, чтобы посмотреть ей в глаза. – Я хотел поговорить с Раджем, он сейчас где-то здесь?
– Он в ванной комнате, – сказала Беатрис, махнув рукой в нужном направлении. – Ему немного нездоровится, но возможно, он будет не против поговорить.
С этими словами она легла на кровать и уставилась в широкий плазменный телевизор, потеряв к Леонарду всякий интерес. Он проследовал к двери, на которую указала ему Беатрис, и вошел внутрь.
Кутраппали оказался на полу возле унитаза. Он сидел, обхватив руками колени и облокотившись о бортик унитаза щекой, и вид у него при этом был принесчастный.
– Радж, ты в порядке?
Леонард опустился на пол рядом с ним, устремив на Кутраппали обеспокоенный взгляд. Тот поднял на него глаза, которые, как мгновенно отметил Леонард, были заметно не в фокусе, и печально шмыгнул носом.
– Как я могу быть в порядке? – спросил он совершенно пьяным голосом, с очевидной жалостью к себе. – В соседней комнате меня ждет самая прекрасная женщина в мире, готовая принять копье моей любви в лоно своей женственности, а я? Только посмотри на меня. Половину времени я слишком трезв, чтобы говорить с ней, а другую половину времени я слишком пьян, чтобы заниматься с ней любовью. Иногда я задаюсь вопросом, к чему Вишну было создавать кого-то, столь несчастного?
– Ты мог бы, ты знаешь, не говорить с ней, – попробовал найти выход из ситуации Леонард. – Ты же не можешь быть постоянно пьяным, ведь так?
– Может быть, ты прав, – печально согласился Радж. – Потому что от выпивки просто чудовищно тошнит.
Он склонил голову над унитазом, печально взывая к богам своего народа, и Леонард поспешно выскочил за дверь, не желая видеть, как будут разворачиваться дальнейшие события.
Беатрис подняла на него глубокий взгляд своих черных глаз, и Леонард неловко сказал:
– Уверен, ему скоро полегчает. Просто дай ему минуту.
Она ничего не ответила, и Леонард вышел из комнаты, еще более шокированный, чем прежде.
Леонард не знал, чего ожидал увидеть, открывая дверь в комнату Воловитца, но в глубине души был готов ко всему, чему угодно. Тем не менее, его челюсть словно сама по себе пошла к полу, когда он обнаружил Воловитца в постели вместе с белокожей блондинкой и темноволосой мулаткой, и тела всех троих переплелись под тонким одеялом, представляя собой довольно причудливую конструкцию.
– Леонард, только зацени! – радостно воскликнул Воловитц, увидев его на пороге. – Я и две обалденные красотки! Ты не мог бы сделать мне одолжение и щелкнуть нас на свой айфон? Хочу выложить фотку на фейсбук.
Леонард молча захлопнул дверь и отправился в свою комнату.
Определенно, что-то пошло не так, подумал он. Больше всего ему хотелось проснуться и понять, что все происходящее было не более чем дурным сном, но в глубине души он знал, что такое развитие событий было бы слишком идеальным, чтобы оказаться правдой. Поэтому Леонард остановился на мысли, что все, что он наблюдал в последнее время – не более чем кратковременное коллективное помешательство, которое пройдет завтра к утру, и у Леонарда наконец-то будет возможность поговорить с друзьями по-человечески.
Повинуясь внезапному порыву, Леонард еще раз открыл дверь в комнату Шелдона, чтобы проверить, как он, но там, к счастью, там все было в порядке. Шелдон спокойно спал, его дыхание было размеренным и глубоким, и он больше не метался по постели в лихорадке, сминая простыни. Родстейна тоже не было видно и в помине, так что Леонард немного успокоился. Он закрыл дверь и отправился к себе, рассудив, что как бы там ни было, а решение проблем может и подождать, потому что сейчас Леонард был настолько на взводе, что скорее мог наломать еще больше дров, чем что-либо разрешить.
*
К концу недели Шелдон почувствовал себя достаточно хорошо, чтобы поехать в лабораторию. Леонард отправился с ним, в то время как Воловитц и Кутраппали отговорились какими-то делами, но это было совершенно ни к чему, потому что Родстейн и так сказал им, что не будет против, если они будут меньше работать и больше отдыхать, пока гостят у него. В общем, они использовали открывшиеся перед ними возможности на полную катушку. Что касалось Пенни, то она поехала с Майклом Дауэллом по каким-то местным киностудиям в Майами, и при этом, как угрюмо отметил Леонард про себя, вся светилась предвкушением и энтузиазмом.
Леонард так и не рассказал никому из них о том, что открыл ему Родстейн про истинную причину того инцидента с Шелдоном на яхте. Какая-то его часть не хотела нервировать Шелдона, который раздражающим образом привязался к Родстейну за время своей болезни и мог воспринять эту новость весьма дурно, другая его часть боялась, что друзья попросту не поверят ему, потому что Родстейн, этот скользкий мерзавец, успел слишком уж втереться к ним в доверие, ну а третья его часть говорила, что если Родстейн и сделал глупость, то он же и спас Шелдона, в конце концов, в то время как сам Леонард просто стоял там и наблюдал, как Шелдон тонет. Так или иначе, это так и осталось их с Родстейном тайной, которую Леонард по каким-то причинам хранил, даже несмотря на то, что ему самому не было в этом никакого интереса.
В общем, Леонард был даже рад поехать с Шелдоном в лабораторию, где был избавлен от необходимости наблюдать за ухищрениями Родстейна, направленными на то, чтобы добраться до Шелдона. Кроме того, он также был избавлен от необходимости видеть, как Пенни заискивает перед Майклом Дауэллом, как Воловитц деградирует, погружаясь в сексуальный разврат все сильнее с каждым днем, и как спивается Кутраппали. Короче говоря, к концу недели Леонард был готов признать, что далеко не все шло гладко и что у них у всех были определенные проблемы.
Шелдон очень серьезно относился к своей работе и старался не делать большого пропуска в исследованиях, поэтому в пятницу они работали почти допоздна, чтобы компенсировать неделю вынужденного безделья. Шелдон даже не пошел на обед, ограничившись сэндвичем из автомата с закусками, и вечером Леонард предложил ему заскочить в ресторан и перекусить по гамбургеру.
– Но сегодня же пятница, – сказал Шелдон так, словно это все объясняло. Леонард вскинул на него недоуменный взгляд, и Шелдон пояснил: – День гамбургеров – вторник, а не пятница.
Леонард закатил глаза.
– Шелдон, в последнее время все так изменилось, в том числе и то, что ты ешь, неужели тебе еще не все равно, в какой день съесть свой гамбургер?
Шелдон посмотрел на него с укоризной.
– Заметь, я согласился без возражений с тем, что мы пойдем ужинать без Воловитца и Кутраппали, раз уж они оба приняли решение предать науку и проводить свои дни в праздности и умственной лени. Я бы еще понял, если бы это был только Воловитц, в конце концов, он даже не ученый, но Кутраппали… – Шелдон вздохнул и продолжил: – Так или иначе, даже если мы идем есть вдвоем, это уже достаточно сильные изменения в нашем обычном распорядке. Так что я категорически против гамбургеров. Пятница по шелдонианскому календарю – день китайской кухни, я не вижу причин это менять.
И так уж вышло, что вечером пятницы они вдвоем сидели в китайском ресторане, и Шелдон привередливо рассматривал меню, оглядываясь вокруг с выражением умеренного недовольства.
Когда им принесли еду, Шелдон с раздражением отметил, что китайцы в Майами, видимо, совсем обленились, раз уж неспособны приготовить даже сносной китайской лапши, заработав тем самым недобрый взгляд проходившего мимо официанта.
– Мы могли бы вернуться домой, – сказал Леонард, и его окатило чувством, что он уже говорил это слишком много раз, что они ходят по кругу, и вместе с тем не представляя себе, как можно было разорвать этот круг.
Шелдон вскинул на него взгляд.
– Не спорю, вынужденная необходимость менять свои привычки меня раздражает, – признал он. – Но все же я не нахожу это достаточно веским основанием для того, чтобы уехать обратно в Пасадину. В целом, меня устраивает Майами.
– Шелдон, я прошу тебя, просто выслушай меня, – попросил Леонард, в отчаянии запуская руку в волосы. – Я понимаю, что ты не хочешь замечать того, как ведет себя Родстейн с тобой, но ради Бога, пообещай мне присмотреться к его поведению повнимательнее и просто подумать о том, чтобы вернуться домой. Ты говорил, что работа в его лаборатории приблизит тебя к Нобелевской премии. Но посмотри, ты здесь уже неделю и успел достичь гораздо меньшего, чем если бы остался в Калифорнийском институте, разве это тебя не беспокоит?
– О, Леонард, ты не прав, – покачал головой Шелдон. – Даже принимая во внимание, что я был болен и физически не мог заниматься исследованиями, я достиг очень многого. Сегодняшняя работа с электрон-позитронным ускорителем навела меня на одну очень любопытную мысль, которую я еще только намереваюсь изучить… И, принимая во внимание твою навязчивую обеспокоенность поведением Эвана, я спешу тебе сообщить, что в некотором роде разобрался и в этом вопросе.
– Да неужели? – переспросил Леонард, позволив своему лицу выразить все испытываемое им по этому поводу сомнение.
Шелдон не без гордости кивнул, не заметив сарказма.
– Это заняло у меня много времени, учитывая, насколько непросто мне дается понимание социальных взаимодействий. Но когда Эван упомянул, что стремится окружить себя людьми, потому что ощущает себя с ними, как он выразился, комфортно, я предположил, что, вероятно, это некая разновидность психологического отклонения.
Леонард поднял брови, недоверчиво глядя на Шелдона и думая о том, что он был, вероятно, единственным человеком в мире, который мог назвать здоровую общительность Эвана Родстейна психологическим отклонением.
– Вероятно, – продолжил Шелдон, не замечая его скептицизма, – Эван испытывает внутреннюю потребность в человеческом общении, и эта потребность у него значительно превосходит обычный, нормальный уровень. Вот откуда происходит его тяга к прикосновениям, сохранению чрезвычайно близкой дистанции при разговоре и нахождению в больших группах людей. Вместе с тем, Эван общается со мной больше, чем с остальными, потому что интересуется моими теориями, и вероятно, его частое общение со мной с учетом упомянутых отклонений и послужило основанием для твоего абсурдного допущения, что Эван мною заинтересован.
На лице Шелдона читалось торжество, и Леонард в отчаянии уронил голову на стол.
– Шелдон, то, о чем я тебе говорю, не допущение, а факт, ты можешь это принять? – утомленно спросил он.