— Великий Мерлин, — пробормотал Эрик, заходя следом за Чарльзом и протягивая руку к небольшому ящичку у алтаря. — Они все еще здесь. Они все еще здесь. Ты бывал здесь много лет, но не забрал?
Дорожный набор шахмат в руке Эрика казался еще меньше, чем Чарльз его запомнил.
— Я приходил сюда с директором или директрисой, разумеется, у меня едва ли была возможность хотя бы вытащить их, — конечно, с тех пор, как он узнал пароль, он мог прийти сюда в любое время. Но это казалось рискованным и бессмысленным занятием, и что бы он делал с этим набором шахмат? Разве что напился бы и плакал над ними.
Ладно, этот вариант ему тоже в голову приходил.
Эрик разглядывал алтарь со странным выражением лица.
— Я всегда думал, что эта штука… странная. Что она может быть именно тем, чем выглядит. А теперь ты говоришь мне, что это действительно так. Алтарь для совершения сильнейшей магии.
Чарльз закатил глаза, полу-нетерпеливо забирая шахматы из руки Эрика и раскрывая доску.
— Мы никогда не приносили в жертву ничего более серьезного, чем муха, Эрик. Алтарь оказывает дурное влияние, но только в некоторых местах, поэтому вреда от них как от волшебных палочек.
Эрик вытащил свою из промокшей мантии и указал на нее взглядом, изогнув бровь.
— Меня обвинили в том, что у меня злая палочка. Терновник обычно… хорош в темной магии, так что и владелец должен быть подходящим. По статистике, у такого человека как я, такая палочка весьма подозрительна.
— Так и должно быть, — сухо отозвался Чарльз, вытаскивая шахматные фигурки — белые для себя, черные для Эрика. — Хорошо, что существует понятие свободного выбора, — его рука замерла, не донеся пешку до нужной клетки. Что-то всплывало в голове, что-то насчет палочки, палочки, которая выглядела странно знакомой… но мысль исчезла, прежде чем он успел развить ее.
— Что ты нашел в комнатах Шоу? — спросил Эрик. — Надеюсь, это стоило того, чтобы тебя чуть не убили.
— Да, насчет этого…
— Я пытался задержать его, я задержал его…
— Недостаточно, черт возьми!
— Но я же не бросил тебя умирать, Чарльз, почему, по-твоему, я оказался на крыше Шоу с веревкой?
У Чарльза упала челюсть.
— Ты собирался… вытащить меня?
— Если бы понадобилось. Что успешно подтвердилось.
— Эрик, это безумие! Нельзя просто… что… вломиться к Шоу через окно, как какой-нибудь Тарзан и…
— Нет, черт возьми, я мог бы, если бы план пошел не так…
— Нет, нет, хватит, — Чарльз поднял руку, второй касаясь виска, как будто пытался подавить головную боль. — Даже не хочу знать, в чем состоял твой грандиозный героический план. Ты не будешь рисковать своей жизнью ради меня, слышишь? Или по любой другой причине. Ты меня слышал?
Эрик просто смотрел на него, и Чарльзу показалось, что он услышал “худшие способы умереть”, прежде чем он определенно произнес:
— Еще раз. Ты что-нибудь нашел?
Чарльз вздохнул, делая ход пешкой, и начал рассказывать обо всем, что мог вспомнить о том, что обнаружил спрятанным в комнатах Шоу — о схемах, исследованиях Снейпа, записях о студентах, даже о порно викторианской эпохи. Мало ли, вдруг это окажется полезным.
— У твоего дорогого наставника неплохое чувство стиля, кстати говоря. Но этот кошмарный кораблик в бутылке…
— О, да, я помню эту штуку в его кабинете еще с детства, — радостно отозвался Эрик. — Я думал, что она восхитительна. И ужасна.
— Ты был ужасным и испорченным ребенком.
Эрик ухмыльнулся и не стал спорить.
Ухмылка превратилась в сосредоточенное выражение лица, когда он уставился на доску. Королева была в опасности, но спасти ее означало дать Чарльзу возможность прибегнуть к любимому способу поставить мат. Чарльз позволил себе довольную улыбку, пока Эрик пытался выбрать между Сциллой и Харибдой.
Его поражало с самого приезда Эрика, насколько старее тот выглядел. Это была не лучшая формулировка, поскольку старым Эрик не казался ничуть, но он, определенно, больше не походил на восемнадцатилетнего юношу. Он выглядел как мужчина — сильный, подтянутый и хорошо сложенный. Чарльз обычно отшучивался по поводу того, что он сам до сих пор походил на мальчика, но не мог сдержать некоторой зависти. Он ставил на то, что ни один ученик бы не заговорил с профессором Леншерром в том же тоне, что со своим котенком.
Хотя устрашающим Эрик не был, как бы Чарльз по этому поводу его ни дразнил. По крайней мере, пока он не начинал злиться. Или смеяться. Когда на лице не было никакого выражения, как сейчас, когда тот был слишком погружен в свои мысли, сдерживая эмоции, можно было увидеть красоту в некой угловатости, как свет мелькает в его глазах, на удивление чувственный контур рта…
Да, Ксавьер, мы все знаем, что ты считаешь Эрика симпатичным. Можешь успокоиться, сказал Чарльз себе.
Но взгляда отвести он не мог, отвлекшись на волосы Эрика, рассматривая рыжеватые проблески, как раз уже ставших такой длины, чтобы кончики завивались… У Эрика не было пунктика насчет собственных волос. Чарльз поддерживал длину своих чуть больше, чем считалось нормальным по маггловским стандартам, Эрик же отращивал их до тех пор, пока не начинали мешать, затем брился почти налысо и все начиналось заново. В первый год их дружбы Чарльз задразнил Эрика его длинными роскошными, почти девчачьими локонами, прежде чем уехать на рождественские каникулы, и почти разрыдался, когда, вернувшись, обнаружил, что они исчезли. Сейчас они были как раз его любимой длины, немного запущенными, но идеальны для того, чтобы пропускать пряди сквозь пальцы, устраивая из прически невесть что…
— Это не доказательство, — произнес Эрик, и Чарльз усилием воли заставил себя вернуться к теме разговора. — У Шоу есть легальный доступ ко всему, что ты видел — записям, исследованиям Снейпа. Может быть, не к схеме Авада Кедавра, но, опять же, она даже не была помечена, так что мы не можем доказать, что он занимается чем-то противозаконным.
Эрик, как с облегчением заметил Чарльз, больше не защищал Шоу, это все были лишь выводы.
— Ты получил что-нибудь в ответ от своего приятеля-Аврора Крида?
— Нет. Если он где-то на деле, моей сове понадобятся дни или даже недели, чтобы найти его, — вздохнул Эрик, крутя в пальцах ладью. — Мы должны обсудить это с Аврором. Исследования Темной Магии — их работа, не наша, — он отставил ладью, вместо нее передвинув коня. — Думаю, нам надо связаться с другим Автором. Тем самым. С главой Департамента.
Чарльз усмехнулся.
— Что? С самим Гарри Поттером? Я уверен, что…
— Я уверен, что, учитывая его глубокую и хорошо известную привязанность к Хогвартсу и его директорам, он бы захотел как можно быстрее либо оправдать, либо заключить в тюрьму директора, обвиняемого в убийстве. Особенно если учесть, что его собственные дети в опасности, а племянница уже пострадала…
— Племянница? Что, Долли? Ты думаешь, что ее “дядя Гарри” это действительно тот Гарри?
— Ты еще не понял? Поттеры поначалу держались от нее на расстоянии, видимо, она всегда для них была плаксивой кузиной-магглой, но после ее… трагической утраты, они вокруг нее постоянно крутились. С Альбусом они теперь почти не разлей вода, да и Скорпиус Малфой ходит по пятам. Интересно, что по этому поводу может думать его отец, — Эрик наклонил голову. — Ты действительно не заметил?
— Я был… рассеянным, полагаю, — значительно больше, чем он думал, судя по всему. Это настораживало. — В любом случае, возможно, что ты прав. Мы напишем мистеру Поттеру, — это будет равноценным письму к Королеве, конечно. Неужели они действительно собираются написать живой легенде?
— Думаю, ничего такого в нем и нет, — холодно отозвался Эрик, уловив восхищение и нетерпение на лице Чарльза, не дав тому и слова больше сказать, и Ксавьеру вдруг показалось, что все происходящее нереально. Три месяца назад он бы рассмеялся и, возможно, плюнул бы в лицо тому, кто сказал бы, что в будущем его ждет нечто подобное — партия в шахматы с Эриком в Церебро, пока они планируют как сообщить о возможно-убившем-ученицу директоре одному из любимых героев войны.
— Что именно мы должны написать? — произнес Чарльз, и они, предложение за предложением, составили письмо между ходами, под звуки дождя, барабанящего по крыше Церебро.
========== Глава 15. ==========
К тому моменту, как закончился дождь, они оба замерзли и дрожали, и Чарльз начинал нервничать по поводу того, что опаздывает к Рейвен, с которой они должны были пойти за покупками.
— Я совершенно зря разрешил Рейвен принимать участие в подготовке костюмов к балу-маскараду, — вздохнул Чарльз, когда они выбрались из купола и пробирались обратно по мокрой крыше. — Это может оказаться большой ошибкой. Ты помнишь тот крайне цветастый наряд с плащом и шлемом, который она как-то раз попыталась всучить тебе?..
Эрика передернуло.
— Чем меньше мы будем это вспоминать, тем лучше.
— Но ты идешь, нет? Присутствие персонала… ну, не обязательно, я полагаю, но, конечно, ожидается. Грандиозное “ура”, ночь перед Хэллоуином, потом нам придется быть трезвыми и отвечать, чтобы студенты подобающе вели себя на празднике.
Эрик толком о бале и не думал, замотавшись со всем, что на него навалилось. Он всегда считал балы и вечеринки довольно утомительными, — так много бессмысленных разговоров, так много людей, которых ты не хочешь видеть — но Чарльз всегда бывал рядом, чтобы сделать их по крайней мере терпимыми. И Чарльз будет там на этот раз. Но не с Эриком.
Не то чтобы мы на самом деле ходили туда вместе, но все равно…
Они танцевали друг с другом в открытую только однажды, где-то за полгода до их первого поцелуя, на балу, который в конце третьего курса организовали хаффлпаффцы. Какое-то тематическое мероприятие со “старой” музыкой, о которой Эрик вообще ничего не знал, и уже ночью они оказались без своих сопровождающих — сначала Чарльза оставила Мойра, ушедшая рано из-за плохого самочувствия (потом оказалось, что это грипп), а затем и Эрика — Рейвен, отправившись на озеро с друзьями — запускать строго запрещенные фейерверки. Уже ближе к полуночи они наткнулись друг на друга в быстро пустеющем бальном зале, оба были приятно уставшими и, может быть, немного навеселе от огромного количества сливочного пива, музыка все еще играла, и глаза Чарльза заблестели, когда вдруг началась одна из его любимых песен:
— Я все еще поверить не могу, что ты никогда не слышал о The Beatles, — произнес он, двигаясь под музыку и подпевая: — “Я хочу держать тебя за руку, я хочу держать тебя за руку!”*
И Эрик, смеясь, отвесил ему грациозный вычурный поклон и протянул руку.
— Могу ли я осмелиться просить вас о танце?
— Конечно же нет, сэр, я не танцую с подобными дикарями, что даже не слышали о The Beatles… — но слова оборвались испуганным ойканьем, когда Эрик схватил его и вытащил на танцпол.
Когда я касаюсь тебя, то чувствую себя счастливым.
Это такое чувство, любовь моя, что
Я не могу прятаться, не могу прятаться,
Не могу прятаться.*
На протяжении песни они неловко топтались на танцполе, наступая друг другу на ноги, спорили о том, кто должен вести, останавливаясь, чтобы снять воображаемую шляпу перед другими, кто смеялся и махал им. Эрик даже сделал реверанс.
Началось что-то медленное, но они оба уже слишком развеселились, чтобы прекратить или принять позу, больше подходящую для вальса.
— Пожалуйста, скажи, что ты слышал Элвиса Пресли, — произнес Чарльз, в разочаровании закачав головой на жизнерадостное “не-а” Эрика. Он начал подпевать низко и глубоко, как только мог себе позволить тринадцатилетний подросток, погружаясь в романтичные строки с преувеличенным удовольствием: — “Мудрецы говорят, что только дураки торопятся, но я не могу не влюбиться в тебя…”
В тот момент никто из них не был особенно обеспокоен тем, что рука Эрика переместилась со спины Чарльза на его талию, и, в свою очередь, Чарльз убрал ладонь с плеча Эрика, обвивая его за шею. Леншерр чувствовал себя счастливым в лучшем смысле этого слова, что было редкостью, и ему нравилось наблюдать за таким Чарльзом, за блеском его глаз, румянцем на щеках и улыбкой. К концу из танцующих остались только двое мальчиков; никто не наблюдал за ними, никому дела до них не было. И останавливаться было незачем.
Возьми меня за руку,
Возьми всю мою жизнь,
Потому что я не могу не влюбиться в тебя.**
Когда песня закончилась, Эрик в шутку попробовал наклонить Чарльза, чуть не ударив его головой об пол. Тут же рывком вернув его в вертикальное положение, и оба смотрели друг на друга с тревогой. С мгновением они стояли, крепко прижимаясь друг к другу, сердца колотились как бешеные, а затем они рассмеялись, и это превратилось в объятье, крепкое и счастливое, и где-то глубоко внутри, почти инстинктивно Эрик понимал, что это лучшее, что случалось с ним за долгое, долгое время, и он не хотел отпускать.
Но, наконец, Чарльз высвободился из объятий, все еще улыбаясь, Эрик взъерошил его волосы, сказал:“Maus”, и Чарльз, легко ткнув его в живот, предложил:
— Давай найдем что-нибудь из еды.
К моменту следующего танца, год спустя, ситуация значительно изменилась. Они с Чарльзом были уже больше, чем друзья, но Эрик не хотел, чтобы об этом кто-нибудь узнал.
— Что, потому что мы оба парни? Это частная школа, Эрик, вряд ли мы первые. На самом деле, я уверен, что две гриффиндорки… И ты знаешь, те слухи, что сам Дамблдор…
— Это не причина, Чарльз, я клянусь. Дело не в этом, иначе бы я кричал о нас с каждой крыши.
(И все же они использовали девушек как прикрытие, ни разу — других парней, и спасибо этому великолепному английскому языку, ведь даже Магда так и не узнала, что его школьной любовью был мальчик. Неприятно было осознавать, что Чарльзу он врет. Он никогда не хотел этого.)
Чарльз сузил глаза, так, что Эрик в который раз почувствовал себя под его взглядом неуютно.
— Значит, это из-за других слизеринцев? Ты не хочешь, чтобы они знали, что ты встречаешься с магглорожденным.
— Просто я считаю, что из-за этого могут быть проблемы у нас обоих, Чарльз. Ты не представляешь, в какой кошмар они могут превратить твою жизнь, пытаясь отпугнуть тебя от меня, — он провел тыльной стороной пальцев вниз по щеке Чарльза, попробовав дразняще улыбнуться. — И, признай, не все твои друзья с восторгом приняли бы то, что ты встречаешься со слизеринцем.
Чарльз нахмурился, колеблясь, затем, после того, как прошло смущение, согласился.
Благодаря упрямству Эрика они никогда больше не танцевали друг с другом в открытую. Только в украденные мгновения в темных углах, за дверями и под лестницей были быстрые объятья, пара поворотов, долгий поцелуй, затем надо было возвращаться к девушкам, которые волей-неволей были вынуждены помогать им скрываться. Зачастую Мойра и Рейвен, но не всегда; Чарльз настоял на этом, чтобы те не подумали, что по отношению к ним у них серьезные намерения. Они ходили на танцы с приятельницами, какими-то однокурсницами, застенчивыми сестрами друзей, но ждали этих мгновений под лестницей.
— Ты можешь написать письмо, пока я буду с Рейвен? — спросил Чарльз, отвлекая Эрика от мыслей, когда они уже проделали их старый маршрут по тем же крышам к обзорной площадке Астрономической башни. Их веревочная лестница была все еще спрятана на прежнем месте, ветхая и потертая; она ни за что не выдержала бы их веса сейчас.
— Напишу, — произнес Эрик, — но я хотел бы, чтобы ты прочитал его перед отправкой. Ты всегда был хорош в составлении писем, в отличие от меня, — веревка, с помощью которой Чарльз поднялся по стене, теперь была обмотана вокруг его руки; он развязал ее и приладил одним концом к крыше, пробормотав: — Аффиксио.
— Очень поможет, — прокомментировал Чарльз.
Эрик ухмыльнулся.
— Я получил ее на старой работе в бюро находок. У меня таким же образом айпод появился.
— У тебя есть айпод?
— Он не работает на территории Хогвартса. Ты пойдешь первым или я?
— Давай-ка ты сначала, друг мой. Если твоя волшебная веревка откажет, я сделаю все, что в моих силах, чтобы поймать тебя.