— Что? — Язык отвратительно одеревенел.
Ди накрыл Шерлока собою и вжал в кровать неожиданной для такого изящества тяжестью.
— Как ты красив, — горячо выдохнул он в мгновенно высохший рот. — И как я тебя ненавижу. Мой мальчик… — протянул он глумливо. — Не жди от меня пощады. Будешь сходить с ума так же, я. Долгое, долгое время.
Он оторвался от губ Шерлока и спустился вниз…
…Шерлок изнемогал. Наслаждение было таким ярким и таким страшным по силе, что сознание уплывало. Ди был беспощаден. Так потрясающе ласкать ртом не смог бы никто и никогда. И так жестоко мучить, доводя до предела терпения, до похотливых стонов, до жалкого срывающегося шепота: — Прошу тебя, дай мне кончить…
— Нет.
Шерлок сходил с ума, дрожа возбужденным телом, вцепившись пальцами в тонкие цепи, выгибаясь навстречу губам и быстрому языку. Оргазм был так близок, что от прилива крови горячо багровела головка, но, в который раз умело доведя его до тончайшей грани, Ди исчезал, а прикоснуться к себе, чтобы довести до конца начатое этим безжалостным палачом, было невыполнимой задачей.
Напряжение немного спадало, но легче не становилось. Ожидание превратилось в новую пытку, и Шерлок бессознательно метался головой по подушке, превращая густые кудри в неопрятно сбившийся на затылке колтун.
Кроме того, невыносимое страдание причинял переполненный мочевой пузырь. Слезы застилали глаза, но Шерлок этого не замечал, содрогаясь от режущей боли внизу живота. Наконец он не выдержал, закричал и даже не сразу почувствовал, как простыни под ним обильно пропитались влагой.
На некоторое время стало немного легче, но от унижения трясло и мутило.
— Шерлок, ты обделался. Черт бы тебя побрал! — весело расхохотался появившейся рядом с кроватью и победно сияющий свежестью Ди. — Даже не надейся, что я собираюсь менять под тобой пеленки.
Он вернулся с упаковкой влажных салфеток и, тщательно протерев Шерлока, снова принялся за свою изощренную экзекуцию.
— Блядь, ты действительно сладкий, хоть и воняешь. Сосать тебя очень приятно. Но гораздо приятнее было бы отрезать этот великолепный стояк.
Кончить он Шерлоку по-прежнему не давал.
Мучительный марафон продолжался всю ночь и весь следующий день.
Ни голода, ни холода, ни боли в конечностях Шерлок не чувствовал. Только жажду, которую Ди помогал ему утолить, поднося к губам бутылку с прохладной водой, и лишающее разума желание разрядиться. Мокрые простыни и отвратительный запах мочи его больше не волновали, этого Шерлок даже не замечал. Лишь бы выплеснуться наконец, лишь бы избавиться от переполненности мошонки.
Ди сосал его с упоением, порыкивая то ли от удовольствия, то ли от ненависти. Каждый раз он чутко улавливал предоргазменную волну и тут же покидал Шерлока, напоследок настойчиво и жарко целуя в губы.
— Сладкий какой, сволочь.
Шерлок впадал в короткое забытьё и приходил в себя по-прежнему возбужденным. В паху разливался немыслимый жар. Голова кружилась, и мучительно стучало в висках. Хотелось умереть, так устал он от боли и унижения.
Ближе к утру Ди надолго исчез, и сломленный усталостью, безразличный ко всему Шерлок уснул.
*
Разбудил его насмешливый голос, шепнувший на ухо: — Мальчик мой, это ужасно. Ты отвратительно пахнешь. Ты описался? Как ребенок, честное слово. Разве так можно, Шерлок? Подожди. Я сейчас…
Не в силах открыть глаза, Шерлок по легкому шороху понял, что Садерс снимает одежду.
Наплевать.
…Он вылизывал его с протяжными стонами, поглаживая вздрагивающий живот и бедра, влажные от мочи и пота.
— Как я соскучился, боже… Любимый мой… Мой нежный мальчик… Мой глупый герой…
Шерлок возбудился мгновенно, и когда горячий рот обхватил его болезненно напряженный член, толкнулся в него так настойчиво и так жадно, что Садерс победно расхохотался.
— Ух ты! А теперь меня попроси. Ты же хочешь кончить?
— Хочу.
— Попроси.
— Позволь мне кончить. Прошу тебя. Умоляю.
Садерс нежно провел пальцами по его щеке.
— Умоляю… Как потрясающе это звучит. Конечно, мой ангел, конечно. Ты кончишь, и кончишь в меня. Всё и всегда бывает по-моему. Уясни это наконец.
…Он глубоко насаживался на Шерлока, задыхаясь от стонов, дрожа и покрываясь дорожками пота, обильно стекающего по бокам и спине. Долгожданное проникновение было ошеломительным и ни с чем не сравнимым. Сердце сбивалось с ритма, не хватало дыхания, но Садерс готов был умереть, только бы чувствовать внутри себя вожделенную твердость и силу.
Живую, горячую плоть своего Шерлока. Трахающего его с таким неистовством.
— Ты мой Трон… Мой Престол… Мой Бог…
Шерлок резко подбрасывал бедра, врываясь в него мощными, отчаянными толчками, и так же громко стонал и вскрикивал. Кончил он быстро, почти не чувствуя удовольствия, лишь мучительно-острое освобождение и тоску.
Садерс дернулся на нем ещё несколько раз и, обхватив ладонью свой каменный член, сжав его больно и зло, сделал несколько яростных, сильных движений. Сперма брызнула как долго копившийся гной, заливая Шерлоку грудь и живот.
Хотелось рыдать — долго и горестно.
Предел наступил.
*
Ди освободил его от браслетов и помог добраться до ванной. Ноги не слушались, тело сковала жгучая боль.
Горячая вода расслабила и вернула подвижность суставам. В голове пусто звенело, в душе не было ничего, сердце билось спокойно и ровно, и если бы не его стук, Шерлок вполне мог считать себя мертвым.
Он подчеркнуто тщательно оделся и спустился в гостиную, где у камина сидел так же тщательно одетый, отрешенный хозяин дома.
Ди как всегда бесшумно передвигался возле стола, наполняя кофейные чашки. Шерлок с наслаждением сделал глоток.
Негромкий голос заставил вздрогнуть обоих.
— Этого — вон отсюда. Всех остальных — назад. Мы вновь возвращаемся к прежней жизни, мой славный, мой преданный Ди. Довольно с меня любви.
На Шерлока он так и не посмотрел.
========== Глава 14 Безумие ==========
Миссис Хадсон всплеснула руками.
— Где ты был?! Почему не звонил? Где твои вещи? Мы с Майкрофтом едва не сошли с ума! Он приезжал сюда каждый день. Я пекла пироги с ревенем… Господи, мальчик мой…
— Не называйте меня так, миссис Хадсон! Никогда! Пожалуйста…
Дрожащий от гнева, полный незнакомой горечи голос обрушился на неё, и женщина испуганно отшатнулась. А потом припала к Шерлоку и жалобно всхлипнула.
— Я знала… Я чувствовала, что ты в беде… У меня болело бедро… Я… Шерлок, какое счастье, что ты вернулся… — причитала она, нежно поглаживая его грудь и плечи. — Как сильно ты похудел, как осунулся. Я разожгу камин. Я принесу бульон. Шерлок, мой дорогой…
Сжатая до отказа пружина распрямилась с жалобным стоном. Глаза Шерлока обожгло. А ведь только четверть часа назад, устало откинувшись в несущемся на огромной скорости автомобиле, он был уверен, что сердце его никогда больше не дрогнет, до того опустошило его недавно пережитое унижение.
На тот момент ему и в самом деле было все безразлично: возвращение домой, избавление от ненавистного плена, от маленького дома, оставшегося далеко позади, от его сумасшедшего хозяина, чьи прикосновения навсегда опалили кожу.
Собственное существование казалось чем-то нереальным, а сам он — вымышленным персонажем такого же вымышленного сюжета то ли бездарной трагедии, то ли пошлого фарса.
Он просто ехал, а куда, было до отупения неинтересно.
Но дрожащие губы миссис Хадсон, её взволнованное причитание и трепет прильнувшего тела доказали ему, что он всё ещё жив и вполне реален. Только вывернут наизнанку и полностью беззащитен.
Но, может быть, это пройдет?
Привычные запахи и звуки нахлынули на Шерлока оглушительно-ярко, но сложно было сказать, хорошо это или плохо. Остро. Болезненно. Странно.
Тем не менее, он наконец-то поверил, что дома, и его затопило неизведанным ранее счастьем вернуться домой.
К миссис Хадсон он относился с нежностью, любил эту квартиру, всегда с удовольствием сюда возвращался, считая это неизменным порядком вещей, как факт принимая то, что в его жизни есть дом, где ему удобно и хорошо. Надо было пройти сквозь адово пламя, чтобы, даже обуглившись и почернев изнутри, суметь почувствовать это потрясающее тепло.
Всё, что произошло, весь изломавший его душу кошмар на мгновение отступил, хотя недавно это выглядело невозможным.
Он ехал домой, не зная, как дальше жить.
Сейчас, стоя в прихожей, он этого тоже не знал, но возможность найти в себе силы об этом подумать не исключал.
— Миссис Хадсон… — Он мягко отстранил от себя всхлипывающую домовладелицу. — Накормите меня чем-нибудь. Вы обещали бульон.
Как сияли её глаза! Лучились, изливали свет, утешали.
Дома… Дома.
— Конечно, мой… Шерлок.
Шерлок вымученно улыбнулся.
— Вашим мальчиком я быть не возражаю, — уверенно произнес он, и миссис Хадсон слабо улыбнулась в ответ, хотя сердце её затрепетало ещё тревожнее.
Где же он был?
Где?!
*
Подниматься по знакомым ступеням было неожиданно тяжело, а войти в привычную, но все это время находившуюся в другой, почти позабытой жизни, гостиную — неожиданно страшно. Объяснить природу этого страха Шерлок не мог, но пот горячо струился вдоль позвоночника, увлажняя рубашку и мелким бисером покрывая виски.
Всё вокруг казалось враждебным, полным презрения и упрека. Как будто каждая окружающая Шерлока вещь была живой и ожидала ответа — как, Шерлок, как?! Почему?
Он невольно прятал глаза, не в силах сфокусировать их на чем-то конкретном, и это очень напоминало начало безумия. Надо было срочно что-то сделать, что-то знакомое и привычное для этой ожившей комнаты, для этой излучающей недовольство квартиры — то, что автоматически делал изо дня в день, не задумываясь о собственных действиях: раздеться, принять душ, достать из шкафа домашнюю одежду… Только бы не ощущать эту настороженную враждебность до мелочей знакомых предметов.
Но сил хватило только на то, чтобы опуститься в кресло.
Где-то в глубине квартиры тихо зазвонил его сотовый.
Ах, да… Он же спрятал его в прикроватной тумбочке. Неужели забыл отключить?!
Но почему не разрядился аккумулятор?
Черт!
Как неосмотрительно! И глупо! Глупо! О чем только он думал?!
Звон не смолкал, и Шерлок нехотя встал и отправился в спальню, которую тоже боялся увидеть.
Телефон лежал на столике возле зашторенного окна.
— Майкрофт…
— Черт бы тебя побрал! Жив…
*
Он никогда не видел, чтобы губы человека так сотрясала дрожь, и уж тем более не предполагал увидеть такое у своего всегда невозмутимого брата.
— Где. Ты. Был?
Как переполнен рот вязким и горьким — ложью, которую сейчас не хочется, да и нет сил скрывать…
— Путешествовал. Как всегда.
— Ты путешествовал по аду, Шерлок? Посмотри на себя!
— Майкрофт… — От навалившейся усталости отяжелели веки. И это не было желанием лечь и уснуть. Как раз сна Шерлок вряд ли сегодня дождется, это он знал совершенно точно. И дождется ли вообще… Теперь его ночи превратятся в утомительные блуждания по тихой, пустой квартире, где из каждого затемненного уголка будут наступать на него кровожадные монстры и дожирать те жалкие крохи, что от него остались.
Это было желание не видеть — ни бушующего в глазах Майкрофта гнева, смешанного с радостью обнаружить его живым и не искалеченным, ни этой дрожи искривленных несказанными словами губ.
— Майк, я же тебе позвонил.
— «Я уезжаю. Не беспокойся». Это всё, что ты мне сказал. Почему ты оставил в тумбочке свой телефон?
— Ты обыскивал мою спальню?
— Я звонил тебе бессчетное количество раз. Когда уже здесь, в этой квартире, я услышал собственный вызов…
Майкрофт повернулся к нему спиной, и было слышно, как старается он побороть дрожь своих губ, как делает глубокие вдохи, как медленно выдыхает.
И как это всё бесполезно.
— Я уже тысячу раз похоронил тебя, чертов ты идиот.
Пожалуй, впервые за долгое время он подошел к Шерлоку и порывисто обнял, жадно вглядываясь в его черты и проведя ладонью по волосам.
И Шерлоку захотелось умереть.
*
Миссис Хадсон накормила их бульоном и тостами, густо смазанными сливочным маслом.
*
— Ты мне хоть что-то расскажешь? — спросил Майкрофт, понимая, насколько безнадежно его ожидание даже частично правдивого ответа.
— Нет.
Они вновь остались одни и сидели возле растопленного камина, а Шерлоку всё это казалось неправдой, бутафорией, миражом… Чем угодно, но только не его привычной гостиной, где он когда-то чувствовал себя так хорошо.
И не было возможности с этим справиться, вернув хотя бы частицу былой уверенности и свободы.
— Ты попал в передрягу… Господи! Сколько раз я предупреждал тебя, Шерлок! Всё на свете имеет цену. Нельзя лезть тигру в пасть, не опасаясь, что однажды он всё-таки отгрызет тебе голову.
Шерлок молчал.
— Надеюсь, всё уже позади?
— Я тоже на это надеюсь.
— Помощь нужна?
— Справлюсь…
Майкрофт вздохнул.
Было заметно, во всяком случае, Шерлоку, как тяжело далось ему отсутствие брата и его молчание. И не потому, что Майкрофт выглядел осунувшимся или постаревшим. Внешность старшего Холмса была, как всегда, безупречна: холеное лицо, тщательно причесанные волосы, ровно повязанный галстук… Но постарели его наполненные скорбью глаза. И видеть это было тяжелее всего.
Когда он уехал, на пороге задержав на Шерлоке долгий, измученный взгляд, силы разом оставили Шерлока. По лестнице он не поднимался — он тащился наверх, преодолевая ступени с бессилием дряхлого старца.
Надо было как-то пережить эту ночь. Именно эту, первую.
Без Садерса, без его стонов и шепота, без терпкого запаха распаленного тела.
Пережив эту ночь, он переживет и все остальные. И сможет найти в своем сердце укромное место для ненависти, запрятать её понадежнее, а там. глядишь, и станет понятно, сможет он дальше жить с этим грузом, или это окажется невыносимым.
Сейчас, накануне самой страшной и, возможно, решающей, ночи, Шерлоку было плевать на собственную жизнь.
И на собственную смерть.
*
Он так и не уснул в эту ночь.
Ровно как и в следующую.
Сон стал для Шерлока редким подарком, который он научился ценить по достоинству.
Но Шерлок принял решение жить.
***
Садерс умирал от любви.
Он покрывал поцелуями каждую вещь, которой касался Шерлок, и спал, обнимая простыни, пропитанные его мочой. И если он ещё не проткнул пистолетом горло, и не нажал на курок, то лишь потому, что знал: ничего не закончилось и не закончится никогда, во всяком случае, до тех пор, пока клубится дыхание в его переполненной любовью груди, пока его обезумевшее сердце отсчитывает минуты до той самой, заветной, когда он снова увидит своего любимого мальчика, посмотрит в его безразличные, но такие родные глаза, и прикоснется губами к бледной щеке.
Он давно забыл о тайной комнате и о троне, ставшем теперь до смешного ненужным. У него было нечто несоизмеримо более ценное. Две обители: комната, наполненная памятью о тонком, прикованном браслетами теле, подарившем ему столько наслаждения и столько боли, и роскошная спальня, где Шерлок два месяца люто его ненавидел и где с той же лютой ненавистью ему отдавался, будто надеясь, что очередной оргазм наконец-то его убьет.
Он подолгу сидел в изголовье кровати, жадно вдыхая запах несвежей подушки, теряя голову от нежности и любви. Собрал с постели все найденные им волоски, и бережно завернул в тонкий белый платок, пересчитав и внимательно рассмотрев перед этим каждый.
Сокровище, достойное Гаруна аль-Рашида*…
На этой кровати Шерлок впервые кончил в него, омыл его сладостью изнутри, превратив навечно в раба.
В спальне Шерлока он проводил свои ночи. Долгие, полные жажды и грязи. Такие, которые пугали даже его самого. Он причинял себе почти нестерпимую боль, делал со своим телом страшные вещи, боясь вспомнить об этом утром и с ужасом глядя на себя в зеркало ванной комнаты, где тщательно смывал невидимые следы полночных безумств, доставляющих ему адское удовольствие.
В эти заветные комнаты он не пускал никого. Не позволял перестилать постель, стирать с мебели пыль. Всё должно было носить отпечаток Шерлока — его запаха, его незримого присутствия, его мыслей. Даже его ненависти.