– Да как, черт возьми, бесконечная болтовня Клементины Сеймор о ее гребаной дочурке-кларнетистке и идиотском сольном концерте может мне помочь? – он почти кричал.
– Ну… я читала много… научных исследований, в которых говорилось, что люди в подобных ситуациях …
– Да сколько, блять, научных исследований о людях, страдающих выборочной амнезией, можно найти в истории Программы Защиты Свидетелей?
– Ладно, их ситуации не были абсолютно похожими, – она осторожно подбирала слова. – Но из прочитанного мной следует, что людям идет на пользу максимальная интеграция в социальную среду.
– Ну не здорово, а? – спросил он, закатывая глаза. – Жаль только полиция забыла включить инструкцию, как мне интегрироваться в социальную среду, учитывая мою Официальную Биографию и поддельное свидетельство о рождении.
– Дрейк, это займет немного времени, но…
– Гермиона, ты не понимаешь! – Сарказма в его голосе не осталось ни капли, и тон стал до безумия серьезным. – Я не принадлежу этому миру!
Во рту у нее пересохло. Она заставляла себя дышать ровно.
– Не… не совсем понимаю, что ты имеешь в виду.
– Я… я и сам не совсем понимаю. Просто есть такое чувство. В подкорке мозга застряло.
– Ну, это понятно. Ведь ты родился в… ну, где бы ты там ни родился.
– Знаю. Думал об этом. У меня явно британский акцент, так что я не могу быть так уж далеко от дома.
– Дрейк…
– И вот тут я начал думать дальше. – Он сел на один из стульев и жестом пригласил ее сесть напротив себя. Она взяла стакан и присоединилась к нему. Его глаза в отчаянии смотрели в ее. – Если за мной охотился какой-то серьезный криминальный авторитет, то почему меня поместили в Лондон? По большому счету, Англия не такая огромная страна. Поэтому я решил, что, наверное, был где-то в другом месте, когда это случилось. Может, я учился в Штатах в университете и провел там несколько лет. Так что я, наверное, давал показания в Штатах, и они решили, что безопаснее будет отправить меня домой. Но я определенно вырос здесь. Определенно. И я это прямо чувствую, Гермиона. Чувствую. Погода, пейзажи, все это так знакомо. Но что-то все равно не так. Я вроде как принадлежу этому месту, но… не этому месту в этом месте. Есть в моих словах смысл?
– Типа того.
– Знаешь, – продолжил он, – тот дрочила, с которым я работаю, вечно говорит что-то типа: «Ой, твои предки, наверное, до охерения богаты, чувак», потому что он думает, я ходил в частную школу.
– И… почему он так думает?
– Да ты мой почерк видела? Как гребаный компьютерный курсив. Такой с кучей завитушек. Так что я, скорее всего, откуда-то отсюда и, скорее всего, ходил в частную школу. Я просмотрел странички всех частных школ Англии, надеясь, что хоть картинки как-то простимулируют мою память, но ничего.
– Дрейк… – начала было она.
– Забудь, – махнул рукой он. Поднялся из-за стола, подошел к кухонному окну и уставился в него. – Я знаю, что ты скажешь. Давай сменим тему.
– Ладно, – сказала она, ведя пальцами линию вниз по стакану, следуя за капелькой, катившейся по стеклу. – Эмм… видел какой-нибудь интересный футбольный матч? – попытка была слабенькая – мозг все еще был слишком занят обработкой информации, только что поведанной ей.
– Погоди. Я не закончил. Думал, что закончил, но нет. А что, если моя семья и вправду богата? Они ведь могут стать более привлекательной целью для тех преступников!
– Я уверена, полиция обо всем позаботилась, Дрейк.
Он фыркнул.
– В любом случае, – сказала она, присоединяясь к нему у окна, – я вообще-то собиралась сказать вот что: твой почерк еще ничего не доказывает. Может быть, ребенком ты просто интересовался каллиграфией. Или, может, у тебя от природы красивый почерк. Или ты…
– Да миллиарды «или», – отрезал он. – Но ни одно не помогает.
– Тогда перестань думать об этом.
– Не могу, – голос его был едва слышен.
Она взяла в свои руки его. Они были ледяными.
– Послушай меня, Дрейк: твое прошлое не определяет, кто ты есть.
– А что тогда определяет? – он не смотрел на нее.
– Твое внутреннее я.
Он с отвращением усмехнулся, но рук из ее ладоней не выдернул.
– И что это значит вообще, Грейнджер?
– Ну, знаешь… такой, какой ты внутри.
– А сколько «внутреннего я» определяется воспоминаниями человека?
– Ты в смысле про природу против воспитания? – она на автомате облекла его слова в научную терминологию.
– Да как ни назови.
– Я не совсем уверена. Но давай посмотрим на это так… может, тот, который ты сейчас, и есть ты настоящий. Потому что на тебя не влияло никакое воспитание.
– Грейнджер, – он посмотрел прямо в ее глаза. – Тот, который я сейчас, полный псих.
– Вовсе нет, – ответила она. – Ты это… все из-за травмы говоришь. Будет лучше. – «Так или иначе, – добавила она про себя. – Не знаю, когда, но я сделаю все, чтобы помочь тебе».
– Не будет, – резко отрезал он. – Становится хуже.
– Что случилось?
– Не хочу говорить об этом сейчас. – Он вытащил свои руки из ее и опять посмотрел в окно.
– Дрейк…
– Позже, ладно? Я расскажу тебе позже.
– Ладно. – У нее сердце ухнуло на дно желудка. Насколько же все плохо, раз он не хочет об этом говорить?
– В любом случае, – добавил он, – откуда тебе знать, что настоящий я не был полным уродом?
– А я и не знаю, – легко ответила она.
– Справедливо, – усмехнулся он.
– Знаешь, это определенно самый худший вид из окна кухни, который я когда-либо видела, – сказала она. И не соврала. Окно выходило на мусорку.
– Могло быть хуже. Могли быть мусорка и горящие шины.
– Ну, думаю, огонь придает уюта.
– Плюс запах горящей резины определенно перебил бы те чудесные ароматы помойки, что так часто добираются сюда.
Кухонный таймер начал пиликать. Он надел варежки-прихватки (конечно, с изображениями хренов) и вытащил пиццу из духовки. Выглядело еще лучше, чем пахло. Мягкие белые холмики из сыра расплавились и пузырились, покрывая пропитанную соусом основу.
– Это что, свежая моцарелла? – спросила Гермиона.
– А ты что думала, я бы опустился до того, чтобы покупать какие-то отбросы в упаковке? Ты меня с плебеями спутала. Достань, пожалуйста, салат из холодильника.
Пока Драко резал пиццу, Гермиона вытащила из холодильника две миски со свежим салатом и бутылку с соусом. Она поставила это все на стол и свернула обе салфетки в розы. Драко поставил на стол пиццу и сел напротив нее.
– Выглядит замечательно, – сказала она.
– А это, – он взял свою салфетку, – выглядит так, будто ты спутала мою кухню с каким-нибудь фешенебельным рестораном. Оно, конечно, и понятно, учитывая изысканность угощения.
Она планировала выдать едкий комментарий, но рот ее был слишком занят.
– Ммм… – только и смогла промычать она от удовольствия.
Он, очевидно, был собой доволен.
– Так где ты научилась делать розы из салфеток?
– Родители отвели меня в шикарный ресторан на мой девятый день рождения. Бог знает, почему, ведь девятилетние дети едва ли интересуются высокой кухней, но, думаю, они хотели как лучше. В любом случае, я только помню, в каком восторге была от роз-салфеток на столе. Не позволила отцу использовать его салфетку, пока не выяснила, как розы сделаны.
– Ммм, и много времени потребовалось?
– Да не особо. Что было, безусловно, хорошо, потому что мой отец ужасный неряха в отношении еды.
– Неужели?
– Вообще. Ты, наверное, думаешь, что дантисты придают какое-то особое значение тому, как еда попадает в рот, но мне кажется, он не очень-то и пытался. И, скорее всего, поэтому его зубы в полном порядке. Половина еды оставалась на одежде по пути в желудок.
– А как насчет десятого дня рождения? Что ты делала на него?
– Десятый день рождения… хммм… – Гермиона задумчиво жевала. – А, вспомнила, мы ходили в планетарий.
– У тебя была вечеринка в планетарии?
– Нет, это была не вечеринка. Только мои родители и я. Мы смотрели потрясающее шоу. Созвездия Северного Гемпшира. Я потом неделями до безумия маму доводила своими просьбами не ложиться подольше, чтобы я могла смотреть на звезды. Родители говорили, что в городе слишком большое световое загрязнение, но я была уверена, что если посидеть подольше, небо станет достаточно темным, и я увижу звезды. Наконец, они купили мне книжку, в которой детально объяснялась концепция светового загрязнения, и я сдалась.
– А просто родителям ты не поверила?
– Ну, я не то чтобы думала, будто они лгали. Просто я книгам доверяю больше, чем людям.
– Тогда какую-то странную ты профессию выбрала.
– Хмм? А, социальная работа. Да. Ну… Что тут сказать? – Она сделала большой глоток из стакана. – Ты что, ешь пиццу ножом и вилкой?
– Конечно. А что насчет одиннадцатого дня рождения?
– Ой, этот я хорошо помню! Мы ходили в Британскую Библиотеку.
– Ты ходила в библиотеку на свой одиннадцатый день рождения?
– Не просто библиотеку, Дрейк. В Британскую Библиотеку. Это крупнейшая библиотека мира, если рассматривать общее количество экземпляров. Четырнадцать миллионов книг. – В ее голосе звучало благоговение. – Конечно, когда я наконец попала в Бодлианскую Библиотеку, была восхищена еще больше. Она не такая огромная как Британская, но гораздо более красивая. А как там они почитают книги… Просто нечто!
– Ты туда на двенадцатый день рождения ходила?
– Нет, тот день рождения… не был таким веселым. – Гермиона успела остановить себя до того, как сказала что-то лишнее. Ее двенадцатый день рождения был первым, который она провела в Хогвартсе. Тогда она еще не общалась с Роном и Гарри, а была просто заумной командиршей с зубами как у бобра, копной непослушных волос и без друзей. Она попыталась вспомнить, чем же она все-таки занималась в свой день рождения, но в голове было пусто. Наверное, из дома прислали какие-нибудь подарки, но, скорее всего, она просто делала домашнюю работу.
– Почему?
– О… ну… Я как раз перешла в новую школу и еще никого особо не знала. И была… немножко командиршей, – призналась она, – потому друзей мне было сложно заводить.
– Ну, – сказал он, подливая в стаканы еще имбирного эля, – если бы я тебя тогда знал, то точно стал бы твоим другом.
Гермиона расхохоталась так, будто ничего смешнее она в жизни не слышала.
– И что смешного? – озадаченно спросил он, ставя кувшин с элем обратно в холодильник.
– Я просто… я не знаю. Прости за смех. Почему ты думаешь, что стал бы мне другом?
– Ну, вот смотри: ты умная и язвительная, и мне нравится говорить с тобой больше, чем с любым из идиотов в моем офисе. Полагаю, ребенком я тоже был умным и язвительным, и мне бы точно понравилось тебя подкалывать.
– Подколки кого-то не делает его твоим другом.
– Ну, это были бы такие добрые подколки, Грейнджер.
«Едва ли», – подумала она и не смогла удержаться от нервного недоброго смешка. Она чувствовала, что начинает злиться: да как он смеет называть то, что делал с ней, Роном и Гарри «добрыми подколками»? Конечно, напомнила она себе, он ничего из этого не помнит. Он просто делает выводы, основываясь на имеющейся информации. Она глубоко вздохнула и вернулась мыслями в настоящее.
– Плюс, – добавил он, – ты очень хорошенькая. Я бы хотел быть твоим другом с первого момента, как увидел тебя.
Ее бросило в жар.
– Я… в детстве довольно нелепо выглядела. Уверена, ты бы меня и близко привлекательной не счел.
– Сильно сомневаюсь, – сказал он, дожевывая пиццу и двусмысленно ухмыляясь ей.
– Ну, – сказала она, – ты-то наверняка был придурком в двенадцать. Знаешь, зализывал волосы назад. – Она ступила на опасную территорию, но пока он улыбался ей, продолжала: – Представить не могу, чтобы мы были друзьями.
– Полагаю, мы никогда не узнаем. – Когда он смотрел на нее, сердце отбивало неровный ритм.
– Нет, – она была способна только на это слово. Опустила взгляд на тарелку. Помогло. – Спасибо за пиццу. Было очень вкусно.
– Всегда пожалуйста.
Она взяла тарелки и положила их в раковину. Она просто не могла смотреть на него сейчас. Не когда она чувствовала, как он изучает ее глазами с головы до пят, не когда слышала странный тон его голоса.
– Да не нужно мыть, Грейнджер.
– Ничего. – Холодная вода помогала прочистить мозги.
Он коснулся ее рук. Эффект от холодной воды как испарился.
– Да оставь ты их.
– Всего-то две тарелки, – сказала она, яростно отскребая сыр. – Ну вот, видишь? – Она поставила их в сушилку. – Теперь стаканы. – Вернулась к столу.
– Да оставь. Ну правда.
– Мне совсем не сложно.
– Гермиона?
– Да? – Она повернулась к нему, сердце билось где-то в горле. Откуда взялось это чувство? Она была в порядке до того, как он начал на нее смотреть. Взгляд скользнул к его губам, потом опять вернулся к глазам.
– Ты… хочешь прогуляться?
– Звучит здорово.
Много лучше, чем здорово. Вообще, звучало как лучшая в мире идея. Особенно в сравнении со всем тем, что он мог спросить. Например: «И о чем ты сейчас подумала?», потому что ответ на этот вопрос включал воспоминание о нем без футболки у утиного пруда.
________________________________________
*Имбирный эль – сладкий сильногазированный напиток с ароматом имбиря
В следующей главе: десерт ;)
========== Глава 11. Десерт ==========
Суббота, вечер
– Наверное, для парка уже поздновато, – заметил он. Солнце только что село. Легкая осенняя прохлада обвивала их, пока они шли вниз по улице. – Но здесь недалеко есть премиленький район с разными магазинчиками. Могли бы съесть там мороженого, хотя это перебьет аппетит к десерту, который я приготовил.
– Ты и десерт мне приготовил?
– Нууу… не совсем. Просто купил тебе ведро шоколадной глазури.
Гермиона удивленно изогнула бровь и только потом вспомнила ту дурацкую отговорку, которой она избежала упоминания шоколадных лягушек.
– А, ну, конечно… Любимая сладость. Память у вас просто фантастическая, мистер Малфорд.
– Ага, в последнее время прямо не нарадуюсь на нее, – мягко усмехнулся он.
Она подумывала извиниться за выбор слов, но он, кажется, был не в обиде.
– Спасибо за глазурь, звучит и вправду вкусно, но, думаю, я бы с большим удовольствием сейчас съела мороженое.
– Как пожелает дама. – Он предложил ей правый локоть. Она посмотрела на него, потом снова подняла глаза на лицо и опять на него. Неуверенно изогнула бровь….
А, да в конце-то концов!
Она осторожно взялась за его локоть и придвинулась ближе, с удовольствием ощущая тепло его тела.
– Пахнешь вкусно, – заметил он чуть хрипловатым голосом.
– Наверное, пахну пиццей.
– Пиццей… и собой.
Она ничего не ответила, потому что в голову наплыл туман.
Они шли молча, пока не достигли небольшого яркого квартала. Среди прочего, там были кофейня, небольшой ночной магазинчик, маленький театр и кафе-мороженое, очередь в которое выходила аж на улицу.
– Кажется, местечко популярное, – заметила она, когда они встали в конце. – Наверное, мороженое вкусное.
– Самое вкусное! – сказал мужчина, стоящий впереди них. Он был полный, с веселым лицом и абсолютно лысой макушкой.
– Какой вкус вы порекомендуете? – спросила Гермиона. Поднявшись на носочки, она могла даже разглядеть меню. Слов было не видно, но список казался приличным по длине.
– Ну, лично я люблю ромовое с изюмом. А вот моя жена просто тает от сливочного с жареным миндалем. У детей тоже есть свое мнение. – Он потрепал макушки двоих ребятишек, стоящих перед ним. Они повернулись к Гермионе. Младший, мальчик, весело улыбнулся, а вот старшая, девочка, беспокойно отвела глаза.
– Какое мороженое вам нравится? – Гермиона наклонилась, чтобы спросить их.
– Шоколадное! – с готовностью выкрикнул мальчик.
Девочка что-то пробормотала.
– Говори громче, Тара.
– Вишневая ваниль, – сказала она тихо, так что было едва слышно.
– Мммм, по-моему, каждое звучит вкусно. А ты как думаешь, Дрейк? – она обернулась к нему, но он на нее не смотрел. На самом деле, он смотрел в прямо противоположную сторону, как будто отчаянно пытался спрятаться от…
– Дрейк Малфорд? Ты ли это? – прозвенел женский голос впереди них. Дрейк шумно вздохнул и повернулся на него, натягивая улыбку.
– Приветик, Клем, – он кивнул. Голос принадлежал женщине среднего возраста с рыжеватыми волосами и в очках с толстыми стеклами.