- Нет, - покачал головой Сэм. И недовольство и брата, и Габриэля, и любопытство молчащего Кастиэля обратилось на него в одну секунду. – Когда мы уже научились… Нет.
- Он не из тех, кто опекает слишком сильно…
- Я сказал, нет, - на самом деле он попросту не хотел лишать себя комнаты, которая давно стала их. Их вечеров и их ночей, и в этом не было ничего предосудительного за исключением нескольких… раз, это все равно было для него настолько привычным теперь, что он не мог представить себя вне этой комнаты. Без Габриэля. Он не заменит Сэму семью, но ему больше и не нужна опека в должной мере, а потому он отчаянно хочет жить так, как живет – относительно взрослой жизнью, хотя и напоминает себе, что ему не исполнилось и семнадцати. Защитная реакция, рефлекс протеста, ведь он всю жизнь жил под наблюдением Дина, и если еще хоть один человек будет считать его слишком маленьким вообще, не то, что для отношений, он попросту убежит.
- Тебе все равно придется с ним поговорить, Сэм, - и его тон стал жестким, как обычно бывало, когда Сэм не хотел делать элементарных вещей.
- Я и не говорю, что я не стану, я все же воспитан, - бросил он, раздражаясь без причины. И только осознав, что он сказал, он тут же поспешно перевел тему. – Я думаю, нам нужно рассказать им. Про Захарию. И про Каса, - Габриэль покачал головой, но Сэму уже не терпелось. Он умолял Габриэля одним лишь взглядом, и, наконец, он пожал плечами – делай что хочешь. И Сэм решился. Он рассказывал достаточно долго, сбиваясь, путаясь, не зная, что важнее, и чем дальше он рассказывал, тем больше понимал, что это не имеет значения. Он рассказывал и смотрел на Кастиэля – это было безопаснее всего, потому что его взгляд не выражал никакого осуждения, только доброжелательность и готовность просто выслушать. Его темно-синие глаза смотрели на Сэма так одобряюще, что он смог собраться с мыслями и рассказать так, как оно было, не сбиваясь на подростковые эмоции. О фотографиях. О парнишке с фотоаппаратом. О том, что, возможно, где-то есть еще, и что это попросту подло.
- Старый козел, - мрачно выдал Дин, переводя взгляд на Габриэля, как будто спрашивая его подтверждения.
- Меня там не было, - открестился он. – Но фотографии… У нас есть две. Одну из них ты видел. Не у всех они такие приличные, как у Кастиэля.
- Потому что я хожу в душ поздно ночью, - несколько смущенно объяснил Кастиэль, подтягивая колени к груди. – Я не очень люблю, когда на меня смотрят, даже случайно… Как угодно.
- Я бы набил ему морду, но это вряд ли то, что придумал гениальный Сэмми, - Сэм был невероятно рад тому, что Дин перешел с темы его отношений на другую, пусть и настолько наивную. – Сделать мы ничего не сделаем и не докажем, так что же ты такого обходящего правила придумал?
- Это не я, - признал Сэм, переводя взгляд на Габриэля. Тот сидел с совершенно необеспокоенным видом, не улыбаясь, но в целом напоминая человека, которому конкретно плевать на то, что происходит вокруг. Это Сэма задело – он хотел бы, чтобы брат увидел в Габриэле то, что видел он сам, а не эту маску безмозглого хулигана, который вредит из принципа и пожеланий фантазии. – Пожалуйста, Гейб, расскажи.
- Если я расскажу, они не сыграют достоверно, - отозвался Габриэль, но под пылающим взглядом Сэма раздраженно вздохнул и снова стал самим собой. – Смысл в том, что Захарию можно только подставить. Он так дорожит своей репутацией, что никогда не проколется на своих интересах к студентам, тем более что это в отношении Сэма попадает под закон… И нет, если и сажать, так это его, - и хотя Сэм не понял, о чем они с Дином почти без слов спорили, он все равно почувствовал себя неуютно, какой-то вещью, которую передают в другие руки с приложенной инструкцией. Наконец Дин скривился, посмотрев с большим неприятным удивлением на брата, нежели на Габриэля. – Но я был совершенно не против, - и усмехнулся, переводя снова весь удар беспомощного недовольства Дина на себя. – Если его удастся убедить в том, что кому-то невыгодно рассказывать об этом так же, как ему, и в то же время он сможет получить то, чего хочет, и это удастся предать огласке, мы сможем выкинуть его из колледжа насовсем, тем более что преподаватель из него совершенно никакой, я прав? – Сэм кивнул, поморщившись от одного только имени. Его цикл занятий у Захарии на этот семестр закончился, и хотя зачет он отрабатывал пять раз, каждый – наедине, отвечая на бесконечную череду идиотских вопросов, и он почувствовал себя самым счастливым человеком на свете. – Иными словами, это будет самая натуральная подстава из тех, что показывают в фильме.
- И кого ты хочешь заслать туда?- снисходительно поинтересовался Дин. – И как устроишь эту взаимовыгоду?
- Я не буду устраивать вообще ничего. Все, что нужно, я уже устроил, - парировал Габриэль, перебираясь на кровать к Сэму. – Если бы я не позволил тебе узнать, ты бы счастливо протупил до конца колледжа, - и он положил руку на бедро Сэму, заставив его покраснеть и ответить убийственным взглядом. – Ты предсказуем, Дин, и всегда им был, - и Дин немедленно завелся, собираясь если не ударить, то хотя бы выкинуть наглеца в окно. – Но иначе ты не был бы Дином, - и это на удивление подействовало. Габриэль развлекался, подбирая к нему ключи, и Сэм не мог приказать ему прекратить. Только попросить.
- Гейб, пожалуйста, расскажи им все, - и почувствовал себя отчасти жалким. Габриэль кивнул ему, едва ли посмотрев на него, и убрал ладонь с бедра, просто взяв Сэма за руку и положив ее на свои плечи. И это не было вызывающим, так было ему удобнее.
- Я слышал в тот день, - обратился он к Кастиэлю, и тот покраснел. – А если слышал я, то слышали многие. Был только вопрос времени, когда об этом узнают те, у кого за это жопа больше всего болит, - Кастиэль выдержал его взгляд, хотя только сильнее сжал руками собственные плечи. – Не мое дело говорить тебе об этом индюке, - он поднял руку, останавливая Дина с его только что родившимся вопросом. – Но он собирался сделать это в любом случае, чтобы все забыли о его собственных прегрешениях, отвлечь тобой внимание. Я только надеюсь…- Кастиэль покачал головой, покраснев. – В любом случае, рано или поздно это бы случилось. И тем более нужно было найти момент, чтобы сообщить о нас Дину, и тогда он как истинный задетый сердцем рыцарь побежал бы изображать из себя сурового родителя, которому общение дитяти и его прощение не требуется вовсе. Короче, если бы он оказался рядом в тот момент, когда назревала расправа, он бы обязательно защитил тебя, - и он снова остановил Дина, на этот раз взглядом, - потому что такой вот Дин. Сначала благородство, потом мозги, прости, конечно, за то, что мы не побежали спасать тебя первыми.
- Я понимаю, - медленно кивнул Кастиэль. – Я сам… виноват. Только я не хотел бы и дальше прятаться. Это глупо. Никто не может требовать от меня быть не собой.
- Ты должен был влюбиться в Дина. И ты влюбился, - очень мягко добавил Габриэль, не зная, чью реакцию ловить первым.
- Только меня в это не вмешивайте, - первым успел Дин. Кастиэль посмотрел на него с оттенком грусти и кивнул. – Кас, ты, конечно, клевый чувак, но я не по этому делу, - Габриэль едва ли не подпрыгнул, как хотел вставить свои пять копеек, но Сэм нашел прием Дина – ладонью закрыть рот – на редкость полезным. Габриэль обиженно засопел. – Извини. Если что. В смысле ты красивый и добрый, хоть и долбанутый на всю голову…
- Все люди бисексуальны, Дин, - заметил Сэм, находя в его отрицании долю истины. – Это как тот генетический материал, что мы получаем от родителей. Как цвет волос, таланты, склонности, так мы получаем от них предпочтения в выборе тех, с кем строить отношения. И тебе не достаются гены только матери или только отца, обоих сразу, будь они в разной степени доминантности. Потому, от мамы - склонность к мужчинам, от мужчины - склонность к женщинам, все зависит от того, что победит. Хотя это может быть настоящей фигней, это, тем не менее, существует в нас, и если мы встретим нужного человека, то какая-то из этих склонностей сработает. И если она… не доминирует, то, скорее всего, рано или поздно ты это поймешь.
- Обвинить тебя в том, что ты похож на маму слишком сильно? – возразил Дин, но по его тону брат угадал без труда – перед умными словами он пасует и Сэму верит на слово, хотя все равно будет упрямиться. – Дело не в том, что я категорически против.
- А в чем же? – заинтересовался Габриэль, освободившись от имитации кляпа. – О нет, ну кто бы мог подумать, - воскликнул он наигранно, улыбаясь, впрочем, не издевательски, а от того, что ему на самом деле понравилась его догадка. – Сэм, твой брат воодушевился твоим примером, - разъяснил он ничего не понимающему Сэму. – Он попробовал. Они попробовали, - и Кастиэль снова едва заметно покраснел, когда Дин отвел взгляд на дверь и стоял так несколько секунд, прежде чем повернуться к ним с непроницаемым выражением лица.
- Я так понимаю, тебя это устраивает? Зачем тебе нужен Кас?
- Потому что он влюблен, и это видит весь колледж, бога ради. Ты не отпускаешь его от себя под предлогом защиты, но ты не можешь запретить ему выглядеть при этом невероятно счастливым, - уточнил Габриэль, не стесняясь слов и собственной прямолинейности. Он вообще ничего не стеснялся, кроме своих рисунков, как случайно обнаружил Сэм. – А тот, кто влюблен…
- Всегда желанная жертва, - и Габриэль с некоторым удовольствием кивнул, когда Дин продолжил его слова. Наверное, подумал Сэм, такими они и познакомились. Дополняющими друг друга… и не нуждающимися друг в друге.
- Я не понимаю, к чему ты…
- Вероятно, я должен буду в какой-то момент вступиться за тебя перед Захарией, причем за какой-то проступок, который трудно будет простить, за который тебя, возможно, исключат, но Захария оставит твое дело, потому что уже видел происходящее, и он интуитивно знает, чего ждать. Он видел, что я буду готов на все ради тебя. И так получится, что он предложит мне… Не знаю, что обычно предлагают извращенцы-преподаватели, - и все улыбнулись, хотя до того ровный тон Кастиэля заставлял всех нервничать. – В любом случае, вы успеете ворваться прежде, чем я действительно пострадаю, - и утверждением он закончил и сложил руки на коленях. – Мне кажется, это достойный способ восстановить справедливость и единственно возможный.
- Я не согласен. Несмотря на то, что я не собираюсь делать ничего противозаконного…
- О, тебе будет достаточно ударить сынка нашего декана, - усмехнулся Габриэль. – И ты его уже знаешь, - он выразительно посмотрел на Кастиэля, вздрогнувшего от воспоминаний.
- С этого нужно было начинать.
========== Глава 6 ==========
«Они называют меня Габриэлем».
Сэм поморщился и потер лоб. Автобус качнуло на повороте, и он запоздало потянул руку к поручню, стараясь удержаться на ногах. Габриэль не обратил внимания, занятый изучением невысокого и мрачного парня с наушниками едва ли не больше него самого. Парень буравил злым взглядом стекло и иногда тех, кто осмелился задеть его, стоящего в проходе у самого выхода.
- Такие, как он, должно быть, боятся самих себя, - протянул Габриэль и наконец поднял взгляд на Сэма. Сэм не слышал того, что он сказал, но на всякий случай поднял брови в немом вопросе. С самого утра его голова страшно болела, несмотря на принятые обезболивающие и спазмолитики, до тошноты не доходило, и вроде бы не было похоже на настоящую мигрень, но Сэм начинал уставать. Он думал о том, чтобы поспать хотя бы пару часов, но стоит ему лечь днем, как он может попрощаться со сном ночью. Последние ночи выдались беспокойными. Вроде бы он снова разговаривал с братом, споря о том, когда лучше зайти к профессору Сингеру, и разговаривали о Кастиэле, и вроде бы даже договорились снова пожить в одной комнате… ну чтобы окончательно выяснить все происходящее. Сэм ладил и с Кастиэлем, хотя всегда думал, что с друзьями Дина общего языка не найдет. Однако напротив, Кастиэль оказался не столько похожим на самого Дина, сколько на Сэма – безукоризненно правильный, именно так, как должно быть согласно его представлениям и его совести. Он заправлял кровать, на которую ему предлагали сесть, никогда не позволял себе оставлять мусора и всегда клал закладку в книгу, а не клал ее на развороте вниз страницами куда-нибудь, как часто делал Габриэль. Даже речь его была совершенной и правильной, каждое движение казалось именно тем, которое могло бы как нельзя лучше соответствовать самому Кастиэлю. Он был столь уверен в происходящем, столь не нуждался быть уверенным вообще, что Сэм быстро забыл о своем подозрении и удивлении. И хотя он все еще не знал, почему Дин дружил с Кастиэлем – именно дружил, в этом не было никакого сомнения – ему потребовалось мужество, чтобы спросить.
- Почему тебя это не огорчает? – спросил Сэм тем вечером у Кастиэля шепотом, чувствуя себя неуютно под его внимательным взглядом. Он не имел никакого представления о том, что происходит в голове у этого парня, и если то же самое в Габриэле привлекало его, то в Кастиэле казалось каким-то неуместным, неправильным. Он был таким, каким был, и потому любое обычное желание узнать другого человека перекрывал сразу. Отчасти Сэму было легче, объяснений своему присутствию рядом с таким человеком не требовалось, но отчасти труднее потому, что Кастиэль был за пределами его понимания. И все же он был не его другом, и даже этого хватало. – То, что Дин говорит? Что он никогда… сам знаешь?
- Почему меня это должно огорчать? – полюбопытствовал Кастиэль. Не тем тоном, которым стремятся показать свое превосходство или указать на глупость, но с действительным интересом. Перед ним лежала книга на другом языке, при ближайшем изучении оказавшимся рукописным французским. Чуть покраснев, Кастиэль захлопнул старую книгу и едва заметно выдохнул, хотя Сэм не обладал талантами в языках вообще.
- Когда ты кого-то любишь, и он не отвечает… Это же больно, - Сэм корил себя за неловкие слова, но никак по-другому объяснить не мог. Мельком он обернулся к Дину и Габриэлю. Сев друг против друга на старой кровати Сэма, они о чем-то тихо договаривались. Их с Кастиэлем, как будто малых детей, отослали. Дин, пусть все еще был раздражен присутствием Габриэля, тем не менее, слушал его. Через некоторое время он взял ноутбук Сэма и набрал запрос, соглашаясь на какое-то предложение прежде, чем оно было даже сказано до конца.
- Сэм, когда ты влюбляешься, ты не спрашиваешь себя, зачем и для чего. Ты любишь, и отчасти – для самого себя. Любовь принадлежит только тебе, и желать ответа на нее – значит быть эгоистом. Не я предложил Дину попробовать, только лишь он сам, устав требовать от меня тот же ответ на вопрос. Я сказал ему, что мне не нужно совершенно ничего, ни отношений, ни прикосновений. Я просто благодарен ему за то, что я чувствую себя так, - он улыбнулся Сэму как ребенку, который когда-нибудь поймет, в чем его ошибка. – Любовь подразумевает то, что человек дорог тебе больше тебя самого, что забота о нем будет самой приятной обязанностью из всех, сама возможность быть рядом и помогать. Ей не нужен закон, чтобы признать ее, не нужен ответ, чтобы питать. Ведь она рождается, еще не зная ответа. Требовать его – каприз, разрушающий чувство до основания.
- Мне не понять, - признал Сэм. Чтобы он мог вот так просто остаться рядом с человеком, который не любил бы его и вместе с тем знал о своей власти над ним? Это даже звучало глупо.
- Я нужен ему, если хочешь, это и будет мой ответ. Я нужен, и потому я счастлив, - и на этом Кастиэль как-то сумел подвести черту разговора, отказываясь говорить об этом дальше. Он прижал книгу к груди, обняв ее обеими руками, и оставил Сэма на ковре в одиночестве, направляясь к двери.
Сэм думал об этом не переставая. Он не представлял, как должны выглядеть отношения. Он только чувствовал, что не может примерять это же на себя и Габриэля. Особенно учитывая, что Габриэль прервет его на первом же слове, обзывая дураком, и займет его чем-нибудь другим, вроде разговора или прогулки. Сам Сэм наблюдал за парами вокруг, и он не сказал бы, что они тот образчик нормальности, который он искал. Встречаться с такой страстью, чтобы тут же расставаться, при первом недопонимании устраивать скандал и поливать друг друга грязью, - это было тем, что общество поощряло? Капризные девушки с претензией на взрослых, не умеющие готовить, красящие ногти в салоне и отдающие больше денег, чем стоит обед на неделю, одевающиеся так, что одежда не скрывала ничего. В них не было никакого намека на тайну, не было никакого удовольствия даже представлять их в интимной обстановке, потому что все, что они могли показать, они уже продемонстрировали. И парни, ржущие и отпускающие пошлые шутки, сами не способные ухаживать за собой, способные подкатить к девушке вдвоем и набираться храбрости, неся какой-то совершенный бред, балдея от благосклонности и едва ли не возбуждаясь от этого мгновенно. Им было не о чем разговаривать, им было ничего не надо, они не умели смотреть в будущее и вообще считали, что вся жизнь после – как в фильме по телеку. И они, вызывающие у Сэма отвращение, имели право жрать друг друга в том, что трудно было назвать поцелуем, прямо на улице, на глазах остальных, и никто в действительности не стал бы осуждать их по-настоящему, кроме, разве что, хорошо воспитанных пожилых женщин. Нет, Сэму не нужно было немедленно демонстрировать всему миру права на Габриэля, ему не хотелось устраивать шоу со слюнями прямо в автобусе, но он не мог даже просто взять его за руку. Но ведь это было нормальным. Они были нормальными.