Я осторожно сделал пару шагов в угаданную сторону, гадая, что я в действительности хочу получить от него. И Еноху, и мне было бы лишним возрождать это слишком открытое общение, поставившее бы нас обоих в неловкое положение. Да, мне удалось преодолеть его предубеждение, но вряд ли я стал его фаворитом, учитывая момент его слабости и мое свидетельство. Я бы точно не горел желанием общаться близко с тем, кто видел, как я плачу. Я поневоле вернулся во вчерашнюю ночь, ощутив некоторое беспокойство. Стоит мне вообще искать его? Наверное, нет. Хотел ли я этого? Затрудняюсь ответить. Я помялся перед красивым кустом ароматно пахнущих роз. Мой нерешительный спор с самим собой прервался маленьким пошатывающимся человечком, наставившем на меня руки-спицы. Я улыбнулся, разглядывая его типичное пугающее лицо пупса. Гомункул подбирался ко мне, оттесняя меня от кустов. Мне показалось, он даже что-то пробурчал. Мне ничего не стоило обмануть его ложным выпадом и проскользнуть за кусты и стену из молодых деревьев, где я немедленно обнаружил Еноха.
Он даже не поднял головы. Его рука двигалась вдоль альбомного листа, сжимая в руках карандаш. Я не знал, привлекать ли мне его внимание или нет. Я прошел к одному из деревьев, окружающих эту скромную полянку, после чего сел, выпрямляя ноги. Солнечный свет сюда не проникал, но я бы выпал в осадок, если бы обнаружил Еноха в лучах солнца. Я хотел посмотреть, что он рисует, но Енох недвусмысленно намекнул мне резким движением рук, что это не мое собачье дело. Я не стал спорить.
Я нашел этот уголок наиболее спокойным из всех существующих. Из всего шума странного дома сюда не доносилось ни звука, только шелест листьев надо мной. Это оказался убаюкивающий звук, а я никогда и не догадывался об этом, пребывая всю жизнь в четырех стенах. Я прислонился затылком к стволу дерева, глубоко дыша чистым воздухом сорокового года. Я подумывал о возможности кислородного отравления моих бедных смоговых легких, когда мой взгляд соскользнул на руки Еноха. Есть вообще что-нибудь, что он не умеет делать своими руками? Я отдался легкой зависти. Но постепенно зависть сошла на нет, и равномерные движения его руки в сочетании с шуршанием карандаша и шелестом листьев ввели меня в легкую дрему. Я потерял счет времени. Мог ли я вообще представить большее единение с собой, чем на этой поляне?
Мне было хорошо.
И от этого простого состояния, редкого, уникального, но простого, мне не хотелось думать.
Может быть, я заснул. В одно мгновение я потерял ощущение реальной грани между сном и явью. Темнота вокруг меня не была похожа на ночной провал, скорее на уютное притемненное покрывало для моего сознания. Я отдыхал больше, чем за всю ночь.
Я обнаружил себя черт знает сколько времени спустя привалившимся к плечу Еноха. Первое время моего пробуждения я не шевелился, подтверждая свое подозрение. Если бы я пошевелился, он бы тут же спихнул меня на землю. А так я мог смотреть на его рисунок. Это было достоверное и реалистичное изображение дома странных детей. В этом было много красоты практичных линий, к которой я в своем настоящем привык благодаря компьютерной графике, не позволяющей рисовать криво. Я посмотрел вперед.
Все дело было в том, что через стену молодой рощи дома видно не было. Он рисовал по памяти.
Я был растерзан удивлением и восхищением, пытаясь подвести это под странность, но иного объяснения, кроме как талант, у меня не находилось. Я не понимал, как он мог настолько управлять рукой, вырисовывая четкие линии. У меня порядком затекла шея, когда я наконец переключился с этого замкнутого круга феномена Еноха, я подумал вдруг, что давно не оставался с кем-то в тишине. Существовал ли вообще кто-то, с кем я мог общаться наедине? Рики ведь не считался, это был контракт, не более. Между нами не было ничего общего, как, впрочем, и с Енохом. Но почему же тогда быть в его компании мне было скорее приятно, чем нет? И в полном молчании. Это не укладывалось в голове.
Я пошевелился.
Енох не оттолкнул меня.
Я поежился, пытаясь восстановить нарушенную сном терморегуляцию. Моя шея ныла, но мне не хотелось отстраняться. Я отгонял от себя эти странные наркоманские мысли о том, что рядом с Енохом мне что-то нужно от него. Хотелось бы понять, чего именно. Ведь пока я не оказывался рядом с ним, этих потребностей не возникало. Я отстранился на самую малость, но только чтобы для того, чтобы посмотреть на него новым взглядом, пытаясь увидеть его как в первый раз. Я снова нашел его внешность устаревшей для привычного мне настоящего, однако я не находил в себе отрицательного отзыва на это. Я скорее считал его уникальным. В моей голове это прозвучало смущающе, но я сделал усилие над собой. Я в самом деле считаю, что Енох уникален. Начиная от его имени и заканчивая его странной прической. Покопавшись в себе, я обнаружил снова эту зависть. Во мне не было ровно ничего выдающегося по сравнению с ним.
- Енох, - я позвал его, но он едва ли посмотрел на меня. Мне показалось, что он избегает моего взгляда. Я слегка напрягся, потому что в тот момент, когда я хотел идти к нему навстречу, я ждал от него того же. Он игнорировал меня. Мне это не нравилось.
В следующий момент случилось сразу две вещи. В пылу моего неудовлетворенного притяжения к нему я схватил его за руку. Могла ли Эмма появиться раньше? Я был уверен, что все случилось как назло. Отдергивать руку было поздно, да и в чем, честно говоря, я был повинен? Что было такого в том, что я взял Еноха за руку? Его рука безжизненно лежала в моей. Он смотрел на Эмму устало, а я – с растущим подозрением. Ее рот приоткрылся в немом возмущении, когда она остановила свой взгляд на нас.
- Джейкоб, - ее голос звенел. Мне становилось все хуже от близкой необходимости признать то, что невежливо говорить вслух. Мне плевать на ее приставания, я – не мой дед. – Я везде тебя ищу, - она звучала обиженно. Господи, она собиралась плакать! Я ненавижу только слезы больше прикосновений. И я себе противоречил, ведь я прикасался к Еноху и делал это специально.
- Я тут, - начал я, но в эту секунду ее прорвало.
- Тебе было мало Эйба? Разве хорошо кончились твои игры в прошлый раз, Енох? – Она не кричала, но в ушах у меня уже звенело, и я абсолютно не понимал, о чем она говорит. Что за прошлый раз? Я смотрел на Еноха. Он отвечал Эмме лишь равнодушным взглядом. Ничто в его лице не выдавало возмущение ложным обвинением.
- Эмма, я не понимаю, - попытался я. Енох пытался отдернуть руку, но я сжал ее со всей доступной мне силой. Я не собирался верить всему, что она говорит, без разумного объяснения. Она не оставила без внимания наш временный союз, и ее лицо тут же испортила невеселая усмешка. Она сжала кулаки, запылавшие огнем. Я напрягся. Если честно, я боялся ее больше Еноха.
- Расскажи ему, Енох. Расскажи о том, что ты делал с Эйбом, - язвительно прошипела она, остужая свои руки.
Но Енох молчал. Меня раздражало все, от шкурного интереса Эммы ко мне до молчания Еноха. В этом молчании я начал сходить с ума, и мне потребовались все мои силы, чтобы подумать. Что я знал о способностях Еноха? Мог ли он управлять мной и тащить к себе? Я вспомнил о его сердце. Меня поразила догадка о том, что я мог стать единственным, кто знает о его связи с моим дедом. О его жертве, которую он не афиширует. Я посмотрел на него, и он опустил глаза. Я снова воспылал волной возмущения – защищай же себя! Я дернулся вперед, чтобы подняться на ноги. Не знаю, чего я ожидал, может быть, того, что Енох остановит меня. Но он не помешал мне. И я оказался нос к носу с ней, с красоткой Эммой, которая не вызывала во мне ничего, кроме жалости.
- Не говори о том, чего не знаешь, - произнес я, сверля взглядом ее переносицу. На самом деле, скажи она, что действительно знает, я бы тут же сдался. Но она вспыхнула и отступила. Я победил в долговременной борьбе, не зная ее причины.
Она развернулась и стремительно скрылась за кустами. Я стоял и смотрел ей вслед, собирая осколки напряжения. Я не жалел. Я лишь хотел знать, прав ли я в том, что заступился за Еноха.
- Что тебе нужно от меня, Джейкоб?
Я вздрогнул, услышав его голос прямо позади меня. Оказалось, что он неслышно подошел ко мне, встав за моей спиной. Я не нервничал, нет, хотя обычно я чувствую себя неуверенно в таком уязвимом положении.
- Ничего, - ответил я, покривив душой. Просто я не знал сам ответа на этот вопрос. – Я сделал правильно?
- Зачем сделал, если не знаешь, правильно это или нет? – Я кожей спины чувствовал его ядовитую усмешку. Я вспыхнул, разворачиваясь. Мне хотелось причинить ему боль. Не знаю, почему, но его реакция меня обидела. Как будто я хотел почувствовать себя героем и защитником, нашел рядом с кем, тоже мне, принцесса. Но мой гнев было не остановить. Едва ли он сопротивлялся, когда я прижал его к дереву. Мне не хотелось читать его взгляд от слова совсем, но мне пришлось посмотреть в его темные глаза.
- Прекрати, - я замялся. Прекратить что? Быть собой? Не доверять незнакомцу, коим я, конечно, являюсь? С его сердцем ему только и раздавать доверие направо и налево. Мне нужно было подобрать правильные слова. – Прекрати отталкивать меня.
Мне показалось, что я был жалок.
- Ради чего? – немедленно парировал он, пытаясь сбросить с себя мои руки. Но я был упрям, даже очень. Я должен был, просто обязан получить от него то, не знаю что. – Ты уйдешь, и что тогда? – Я молча уставился в его глаза, гадая, спасет ли меня моя психика или утянет еще глубже. Я тонул, но не знал в чем.
- Я не уйду, - глупо и наивно, но относительно твердо прошептал я.
- Рано или поздно они придут за нами. И мы умрем, и твое присутствие повлияет только на пару минут, пока пустота будет есть тебя, - каждое его слово было похоже на кинжалы, вонзаемые в мое тело один за другим. Хуже всего было то, что он прав. Я не строил иллюзий. Я не Абрахам Портман. Я всего лишь Джейкоб. В моем теле не хватает даже веса, не то, что сил бороться с монстром вроде пустоты. И я отпустил его. Кто я такой, чтобы вообще что-то требовать? Конечно, я убегу. И буду ненавидеть себя весь остаток жизни.
- Но даже если ты уйдешь, твари найдут тебя и там. У тебя не будет даже призрачного шанса умереть, сражаясь, - последние слова он попросту выплюнул мне в лицо. – Так легче. Мисс Перегрин не считает нужным произнести этот вопрос с тобой так, как он должен звучать. Но я свободен от моральных принципов. Вопрос в том, Джейкоб, как быстро и бесполезно ты желаешь умирать.
Я молчал. Страх внутри меня сворачивался тугим комком с каждым днем. Чего я боялся? Смерти? Я не знаю, что это такое, чтобы бояться. Перед моими глазами все еще стояла картинка моего мертвого деда в лесу. Я моргнул. На этот раз на моей сетчатке словно проступил силуэт пустоты. Я могу ее видеть. Разве это позволит мне убежать, поджав хвост? Дед никогда не убежал бы. Он сражался, чтобы я жил спокойно, так почему я не могу сражаться, чтобы его смерть и его жизнь не была напрасной? Пусть я бесполезен и действительно отсрочу неизбежное для всех нас на пару минут, но мы проведем их в борьбе.
- Я видел пустоту однажды, - произнес я. Енох поднял бровь, видимо, не ожидая услышать нечто подобное. – В штаны не наложил, так что, - я неопределенно повел рукой в воздухе. Он кивнул, словно был благодарен мне за то, что я не скрываю причину смерти деда. – Но у меня не было семидесяти лет, чтобы тренироваться.
Не знаю, почему я произнес все это. Словно просил его убедить меня. Енох склонил голову к плечу.
- Помоги мне, - произнес наконец я, поступившись всем, что только составляло ростки моей гордости. Он не высмеял меня. Не унизил. Не назвал показушником или трусом. Он просто еще раз кивнул, хотя и устало. Я не мог избавиться от ощущения, что мы только что заключили какую-то очень важную сделку.
Я снова увидел перед собой его сердце. Нет в моей памяти воспоминания живее, чем это.
- Только не ценой… такой, - пробормотал я.
- На твой век хватит, - чуточку высокомерно ответил он мне, но накалившееся напряжение между нами спало. Я отступил от него на шаг, позволив ему занять свое место возле дерева. Однако на этот раз он не стал брать в руки свой планшет с рисунком. Он сложил руки на коленях, смотря куда-то сквозь рощу. Я чувствовал связь с ним, которая передалась мне от деда, вне всякого сомнения, но эта связь не могла объяснить моего восхищения им. В нем было все, чего никогда не доставало в жизни мне. Я снова сел рядом с ним на траву, не стараясь особо отодвигаться. Енох не реагировал на меня, но мне нужно было подпитаться им как можно больше. Когда я был рядом с ним, я словно анестезировался, накачивался стероидами и ощущал, что я могу все. А это слишком странные ощущения для такого труса, как я.
Я подлез под его руку. Жалок я был или нет, в тот момент мне казалось, что нигде в мире больше нет человека, который видит ясно мою трусливую и бесполезную натуру так же, как Енох. Он не возражал против моих инсинуаций в его сторону. Я решил, что он получает не меньшее вампирское удовольствие от моей наглости и неадекватности, которыми я фонтанировал за гранью волевых возможностей своей личности.
Если честно, мне хотелось не просто подлезть к нему, но и оказаться так близко, чтобы выкачать все его невероятное спокойствие, всю его уверенность и весь его разум. Он подпустил меня к себе. Я едва не утонул в таком резком водопаде черт его присутствия рядом. Я тонул и хотел больше. Я чувствовал себя роботом рядом с мощнейшим аккумулятором, который я только встречал в своей жизни. Его присутствие было как подарок на Рождество. Я был уверен, что останься я хотя бы в метре от него, этого сумасшествия бы не было, но теперь меня пришивало к нему нитями моей слабости и благодарности, склеивало восхищением и связывало доверием. Я ничего не знал о Енохе О’Конноре, но его присутствие рядом со мной стало жизненно необходимо для меня всего за сутки.
О да, я просто больной.
Я видел его, ощущал его руку на своем плече, дурманился его запахом, который я никогда не смог бы встретить в своем столетии. Этот едкий запах формалина начинал нравится мне, щекоча мой нос. Но кроме формалина, от него пахло чем-то гораздо более приятным, но чем именно, я не знал. В бреду моего помешательства я склонил голову и коснулся носом его шеи. Енох вздрогнул и инстинктивно оттолкнул меня.
Резко встряхнуло и меня.
- Ты совсем не как он, - хрипло пробормотал Енох, покрываясь чем-то вроде призрака румянца.
Ну, в этом не было никаких сомнений, хотя бы потому, что в этот момент мой дед тискал бы Эмму за соседними кустами. Но, что еще хуже, мне не просто было плевать на Эмму. Эта игра с Енохом напоминала мне трюки с острой бритвой, опасность игры с которой щекотала мне нервы. Он вызывал во мне океан адреналина, топивший все сосуды, то, отчего я веду себя как зависимый. Я подсел на это. Я подсел на устаревший, уникальный наркотик, имя которому было Енох.
Я не мог больше оставаться в такой близости от него, но и оторваться не смел. Я нашел выход, странный, идиотский, но единственно возможный. Я устроил голову на его коленях. Я был вознагражден растерянностью и смущением Еноха, отчего его щеки снова порозовели. При всей его худобе щеки казались попросту достоянием Еноха. Я определенно включил бы в описание его не только его тени под черными глазами, не только его коротко стриженные кудрявые черные волосы, но еще и несуразно большие щеки, скидывающие ему пару лет. Если бы он не был в петле и подрос на пару лет, я готов был спорить, его лицо преобразилось бы, и щеки оставили бы после себя тонкие и острые черты его лица, обнажив скулы. Я хотел это видеть.
Я чувствовал себя победителем всего пару секунд. У Еноха было, чем ответить моей наглости. Мгновение я еще довольствовался его разрушенной невозмутимостью, но затем я ощутил его пальцы в своих волосах. Я едва не заорал от того, насколько несколько легких прикосновений Еноха обезоружили и распяли меня на его коленях. Я превратился в жалкое хлюпающее желе, лишенное воли, и если Эмма имела в виду именно это под его умением контролировать людей, то да, о да, Енох определенно меня контролировал. Я покрывался беспощадными волнами мурашек, у меня отнималась каждая часть тело и сводило зубы от того, как чертовски приятно было воспринимать то, что он делал со мной. Я уверен, это не могло вписываться в рамки приличного, потому что даже лежа у меня кружилась голова каждый раз, когда он зарывался руками в мои волосы. Он делал это медленно, как будто нехотя, а я позорно умирал каждую секунду от удовольствия, которое никогда не было мне доступно. Не было ни единого шанса хоть чему-либо стащить меня с его коленей. Я лопнул бы от переизбытка удовольствия. Я замурчал, как кот под валерьянкой, потому что выносить это тихо больше не мог. Мое мурчание показалось мне громом среди ясного неба, и я тут же открыл глаза в ужасе, когда его пальцы замерли. Я смотрел на него глазами размером с арбуз, боясь, что он воспримет это… Да как вообще это можно воспринять?