— Всё просто прекрасно.
Я плюхаюсь на стул и смотрю на чистый лист бумаги, который должен превратиться в окончательный вариант рекламного проспекта Айконикс, но я сижу и даже не могу вспомнить, какой стороной карандаш подносят к бумаге.
Примечание к части
* Питтсбургский Институт Изящных Искусств
ГЛАВА 7
ДЖАСТИН
Прошло почти полчаса, а я так ничего и не нарисовал. Появилась Синтия. Заговорила о чём-то с Марком. Я не подслушивал, нет, но его стол -напротив моего, а они отнюдь не шептались.
— Марк, мистеру Кинни нужны макеты для Айконикс сегодня, и желательно до четырёх.
— Но Брайан мне лично сказал, что они не потребуются раньше завтрашнего дня! — бросил Марк, даже покраснев от раздражения. Н-н-нда… Как же это похоже на Брайана, делать, что хочется, совершенно не думая о других. Чёрт! А я ведь эти макеты рисую я, а я ещё даже не начал! Я едва успею управиться к завтрашнему дню!
— Так и должно было быть, но завтра его не будет на работе по… по семейным обстоятельствам, — добавила Синтия уже тише.
Хм-м-м…
— По семейным обстоятельствам? Это же надо было такое придумать! — усмехнулся Марк.
Марк, знай, я с тобой солидарен! Раз уж ты начал, дружище, почему бы тебе не объяснить Мистеру Кинни, куда ему засунуть макеты презентации Айконикс.
— К твоему сведению, Марк, у него вчера вечером отец умер. Похороны завтра, — произнесла Синтия с некоторым намёком на яд в голосе.
Судя по интонациям, они с Брайаном, если уж не друзья, так по крайней мере, родственные души.
А ну-ка погодите!
Его… Отец?!
Ох, бля…
У него умер отец, а он всё равно пришёл на работу, и тут в кабинет являюсь я и начинаю жаловаться, что он перестал разыгрывать практиканта, называю его незрелым, выбегаю за дверь, и ещё смею тут сидеть и рассуждать над тем, до какой степени oн придурок?!
"А ведь это его отец… а он сидит здесь сейчас совсем один, пытаясь работать, когда его мудак-папаша лежит в каком-то морге", — подумал я.
Откуда я мог знать…
Я полное дерьмо.
И у меня ровно три часа на то, чтобы подготовить макеты.
БРАЙАН
Господи, словами не выразить, насколько мне сейчас насрать на этот грёбанный Айконикс! (Кстати, абсолютно кретинское названьице.) Стрелка часов приближалась к 4, если я не получу макеты к 4:05, я, наверное, уволю кого-нибудь. Мне нужно выпить хоть что-нибудь перед тем, как ехать в дом матери к 6:30. Чёрт побери, я не собираюсь здесь сидеть из-за каких-то копуш из художественного отдела.
Я оставил обувь под столом и теперь сидел, положив ноги в носках на диван, и просматривал один и тот же документ уже, наверное, в тысячный раз. Наконец-то в районе 3:45 раздался стук в дверь. Я пробормотал: «Входите», - и, вот ведь сюрприз из сюрпризов, в кабинет неспешно вплывает Джастин с готовыми макетами и подносом кофе из Старбкаса. Зависть к тому, что у него кофе есть, а у меня нет, на мгновение оказалась сильнее желания не видеть именно его в данный момент. Когда мы в последний раз виделись, я повёл себя как абсолютный мудак. Когда он после этого вышел из моего кабинета, я понял, что это был последний гвоздь в гроб надежды на дружеские отношения. Я был готов к тому, что он швырнёт макеты мне в лицо и уйдёт, и, наверное, это было бы к лучшему.
— Вот макеты Айконикс, которые вы просили, — тихо сказал он.
Боже… Всё гораздо хуже. Он даже не злится на меня, он снова превратился в перепуганного малолетнего практиканта, каким он был, когда пришёл сюда в самый первый день. Я посмотрел ему в глаза и с как можно б’ольшим энтузиазмом поблагодарил его. Того, что он сделал после этого, я не ожидал никак. Он робко уселся рядом со мной на диван и принялся наблюдать, как я разглядываю макеты.
— Это то, что вы хотели? — робко спросил он.
— Зд’орово. Это, действительно, потрясающе, Тейлор, — чёрт, ну почему в моём голосе нет ничего, кроме усталости?
Он кивает. Потом оглядывает меня с ног до головы, словно производит инвентаризацию. Ненавижу, когда так делают. А потом озвучивает то, что я и так думал.
— Брайан, вы выглядите просто ужасно.
Я, приподняв бровь, смотрю на него.
— Мистер Кинни, — тут же поправляется он.
Странно, но его оговорка меня беспокоит в разы меньше, чем следовало бы, и даже наоборот, это вызывает у меня какой-то призрак улыбки. Он робко улыбается в ответ, а затем вручает мне одну из кружек.
Чёрт побери, зачем он ведёт себя любезно по отношению ко мне?!
— Спасибо.
— Пожалуйста. Не стесняйтесь, обращайтесь, — тихо отвечает он с едва заметной улыбкой.
Я делаю глоток и чувствую знакомую, но такую неожиданную горечь. Я, должно быть, сморщился, потому что, клянусь, он при этом густо покраснел.
— Джастин, там что, виски?!
Он краснеет ещё гуще, ухмыляется чуть шире и бормочет под нос:
— Возможно.
А вот это уже пугает. Он догадался, что мне сейчас было нужно, причём, совершенно не зная, что у меня произош…
Хотя…
— Тебе Синтия рассказала, да? — тихо бормочу я.
Он начинает старательно изучать собственные руки, обнимающие чашку с кофе.
— Я случайно услышал. И посчитал, что вам не помешает, — при этих словах он указал на мою чашку.
Господом богом клянусь, у меня редко появляется желание кого-то обнять, но в тот момент мне стоило особых усилий удержать себя в руках и не броситься ему на шею. Вместо этого я решил выдать что-нибудь поехиднее.
— Подобное поведение на рабочем месте весьма рискованно, Тейлор. Я говорю о том, что нельзя ничего подсып'ать или подливать коллегам в кофе, — я выдаю самую широкую из ухмылок, которая, как я ни старался, всё-таки вышла ужасно вымученной.
Он фыркнул:
— Ну тогда попросту увольте меня.
Ну ладно, я сам напросился. Я уставился в свой кофе по-ирландски и не придумал ничего лучше, чем сказать:
— Я повёл себя как мудак.
Я почувствовал его руку на своём плече и посмотрел ему в глаза. У него на губах была едва заметная утешающая улыбка.
— Вот именно.
Я хихикнул от такой прямоты. Это даже мило, честное слово.
— Я тоже, — продолжил он, - но, по крайней мере, у вас были для этого веские причины.
Я понял, что ещё секунда, и я просто прижмусь к нему. Допускать этого я не собирался, поэтому встал, прошёл к столу и положил макеты.
— Тебе… следует уйти домой. Ведь все уже ушли. Спасибо за кофе.
— Э-э-э… Брайан, — произнёс Джастин, словно заставляя себя сказать хоть что-то.
Я сразу занервничал. Кто его знает, о чём он сейчас захочет поговорить.
— У меня ещё куча несделанных домашних заданий, а сидеть в абсолютно пустом отделе немного стрёмно… - он, явно колеблясь, посмотрел на меня. — Ничего, если я тут у вас временно встану лагерем? Я не буду к вам цепляться, я буду молчать и вообще ничем не помешаю, если, конечно, шорох карандаша по бумаге вас не раздражает.
Я секунд пять пытался придумать благовидную причину, чтобы сказать «нет», прежде чем сообразил, что не хочу говорить этого. Поэтому я пожал в ответ плечами, уселся за стол и продолжил работу. Пока я допивал кофе, он распаковал сумку, и секунд через тридцать я услышал шорох карандаша по бумаге (поразительно, оказывается, этот звук так успокаивает). Когда я снова поднял глаза, у него на лице была полнейшая сосредоточенность, словно он производит трепанацию черепа, как будто того, что он сейчас делает, нет важнее в мире. Он даже высунул кончик языка, совсем как Гас, когда пытается построить башню их кубиков, не обрушив.
Похоже, он всё понял правильно. Но как такое возможно?! На него напали, его бросил собственный отец, а он так спокойно ко всему этому относится и даже доволен жизнью. Он нашёл в себе силы противостоять родителю, чего так и не смог сделать я. К тому же, я уехал из этого грёбанного дома только тогда, когда поступил в колледж. Не важно, что большую часть времени я всё равно проводил в доме у Майки. Господи, я даже не сказал отцу, что я гей. Где этот скромный, внешне такой невинный мальчик из высшего общества находит в себе скрытые силы?
— Слушай, а ты рад, что сказал отцу? — выскочило у меня прежде, чем я понял, что сказал.
Проклятое виски! Я был уверен, что он переспросит, о чём, мол, речь, и тогда бы я ему сказал, чтобы не брал в голову. Но он почему-то вздохнул, отложил карандаш и посмотрел на меня.
— Сначала сожалел. Большей частью потому, что приходилось работать вместо подготовки к школьным экзаменам. А всё, что я зарабатывал, уходило на оплату дрянной однокомнатной квартирки.
Ох, бля… Да есть ли в этом мире что-то, способное уложить на лопатки этого мальчишку?
— Как я понимаю по вашему вопросу, вы своему так и не сказали, — тихо произнёс он.
Я откашлялся, принялся перекладывать по столу бумаги, потом кивнул.
— В данный момент моя жизнь меня устраивает. Я пережил то, что вынужден был пережить, сделал это без его помощи, и сделал это, не изменяя самому себе. Мне думается, это единственное, что имеет значение, ну, а раз мне это удалось, так и сожалеть не о чем. И ещё… Брайан… — он дождался, когда я подниму голову, — судя по тому, что я вижу, похоже, что и вам сожалеть не о чем.
Он смотрел мне в глаза достаточно долго, до тех пор, пока я не почувствовал необходимость опустить взгляд и не принялся изучать папку, которую крутил в руках.
— Выпил я, а язык почему-то развязался у тебя, — пробормотал я.
Он рассмеялся и вернулся к рисунку. Снова наступила уютная тишина.
ДЖАСТИН
Едва я закончил рисовать челюсть, как он бросил ручку. Я знаю, он уже давно заметил, что я сижу, то и дело, посматривая на него. Понятия не имею, чем он объяснил себе эти мои взгляды. Я действительно не хотел оставлять его одного, но я знал, что ему бесполезно предлагать жилетку, чтобы выплакаться, или говорить что-то стандартное типа: «Я всегда готов вас выслушать». Поэтому я сидел и рисовал. В какой-то момент я сообразил, что он уже закончил работать и то ли специально позирует мне, то ли просто сидит, стараясь не мешать. Короче, в тот момент, как он бросил ручку, я понял, что сейчас что-то будет.
— Послушай… Дело в том… Дело в том, что я…
Он с трудом подбирал слова, что, судя по всему, с ним случилось впервые. С каждой секундой я нервничал всё больше и больше.
— И я не самый…
О чём он?
— Я перетрахал кучу парней, и я первым призн'аю, что…