Унылая пора, очей очарованье,
Приятна мне твоя прощальная краса,
Люблю я пышное природы увяданье,
В багрец и в золото одетые леса.
"Гы-ы-ы!"
В этот самый миг, по странному какому-то совпадению, порыв ветра сорвал с растущей вблизи штаб-квартиры берёзы все её усохшие, пожелтелые листья и стремительным хаотическим водопадом обрушил их на крышу, стены и окна стоящего на вечном приколе вагона, напомнив всем собравшимся внутри него людям о том, что костёр осени вскоре неминуемо погаснет, что придёт зима и жить будет холодно, неуютно и тоскливо. "Профессор" зябко поёжился и тут же, не сдержав себя, крепко выругался, огорчившись этим, никому не нужным, напоминанием.
- Да ты, я вижу, Потапыч, поэтом заделался на койке-то на больничной! - буркнул он с недовольным видом. Не любил "Профессор", не уважал и не понимал всякие там финтифлюшки, предпочитая им грубую жизненную прозу, основанную на беспощадной борьбе за место под солнцем, на столкновении и самоутверждении мужских характеров. - А ну-ка рассказуй, как ты до жизни такой докатился! - учинил он форменный допрос с пристрастием. - Ведь мы же тебя уже, можно сказать, и похоронить-то успели! Ты же три недели груши-то околачивал, шлангом прикидывался - это ж почитай что месяц! Давай-ка, Потапыч, всё как на духу нам докладай, а мы послухаем внимательно и вердикт тебе вынесем!"
Потапыч, послушно примерив на себя роль докладчика, открыл рот и приступил к рассказу: "Я ведь, это самое...е...е...е. Я ведь чего...о...о...о. Это же я...я...я...я."
"Эй! Что за хрень??? Пластинку заклинило что ли?"
Ай! Ай-яй-яй! Бедный-бедный Потапыч! Похоже, недолечили его доктора-то, вот же несчастье какое! Через силу мямлит человек, - к вечеру, уж точно никак не раньше, до сути своего рассказа доберётся. А ведь он не простой персонаж в нашем повествовании, далеко не простой, и отнюдь не случайный: он - живой носитель бесценной и исключительно важной информации, вот ведь штуковина какая!
"Какой такой информации?"
Дык насчёт катаклизьмы! Без него, без Потапыча то есть, мы бы с вами так ничего и не узнали бы, и пришлось бы нам всем несолоно хлебавши у разбитого корыта обосноваться и, уныло глядя по сторонам, лузгать семечки да ворон в небесах пересчитывать. Незавидная участь, согласитесь!
"Да уж, оно уж конешно..."
А Потапыч всё должон нам про Пелагею Григорьевну рассказать, абсолютно всё - и это есть знатная фишка, вот только клинит чего-то человека, не оклемался видать на койке-то на больничной, не пришёл в себя, так сказать.
"Дык что же делать-то теперь?"
Эх, да кабы знать, мозги не стали бы ломать! Вообще-то, по идее и в принципе, у нас есть два пути: или же, развесив уши, наблюдать как Потапыч резину тянет, выдавливая из себя драгоценные крупицы известных ему одному сведений - и сия канитель никак не менее чем до вечера будет длиться; или же, с благословения читателей, разрешить автору данного повествования забежать вперёд и самому рассказать о том, что все должны были бы узнать не от него, от автора то есть, а от Потапыча - весьма и весьма информированного гражданина, да ещё и слесаря 7-го разряда ко всему прочему.
"А третьего-то пути у нас нет?"
Третьего? Кхе-кхе! Дык конечно же есть! Вот только ежели тем путём пойтить, то в той стороне нам ничего и никогда не узнать и не найтить.
"Тяжёлый случай!"
А кто говорил, что будет легко?
"Дык никто".
Вот то-то и есть, что никто! Мы тут с вами, знаете ли, не в игрушки играем, а стараемся разнюхать-раскопать все обстоятельства касаемо Пелагеи Григорьевны. Это вам не хухры-мухры! У нас, можно сказать, расследование и мы своего непременно добьёмся, всех выведем на чистую воду! А Потапыч у нас заместо Шерлока Холмса, ну или, на крайний случай, доктора Ватсона будет.
"Гы-ы-ы! Клёво!"
Однако, ближе к делу! Пора бы уже определиться, что нам больше по душе приходится: или с Потапычем верхом на улитке по холмам да оврагам скакать, или же с автором на мощном "Мерсе" пространство рассекать - с песней, с бутылочкой пива, да с ветерком к тому же?
"Гы-ы-ы! На "Мерсе"! С песней! С бутылочкой! С ветерком! Гы-ы-ы!"
Это точно? Это ваш выбор?
"Наш! Наш! Это наш выбор!"
Ну дык поехали?
"Поехали!!!"
3. За дело берётся
Потапыч.
Итак, продолжим наш рассказ. Не далее как три недели назад погоды стояли не по-осеннему жаркие, - если и не сродни африканскому пеклу, то близко к тому. Соответственно погодам и настроение у всякой живности было если и не праздничным, то уж точно приподнятым: безумолчно щебетали птицы, радуясь погожему солнечному деньку; стрекозы, прожигая жизнь, кружились в воздушных хороводах, нисколько не задумываясь о своём мрачном "крыловском" будущем; а Потапыч, чьё прошлое было славным и безоблачным, настоящее - лучше и не надо, а будущее - дай Бог другим такое, шёл по междупутку, усердно топая кирзовыми прохорями и имея при этом в виду важную цель. Справа-слева от него расположились на путях десятки сцепленных в сосисочные гирлянды тепловозов, а цель была одна - забраться на один из них и в качестве профилактического ремонта открутить, а может быть и закрутить гайку с размером то ли М24, то ли М22.
"Дык всё-таки открутить, или же закрутить?"
А в чём проблема? Какая, на хрен, разница?
"А нельзя ли, плизз, про гайку уточнить, про
её размер то есть: М22 или всё ж таки М24?"
Идите к чёрту!
"Хамите, парниша!"
Дык достали меня ужо, да ишшо как: я к Пелагее Григорьевне через бурелом хитросплетённой интриги дорогу прорубаю, а ко мне, понимаешь, с гайками в душу залезают! Обидно, горько и муторно!
"Йо-ё-ё!!!"
Вот вам и "йо-ё-ё"! Ну да ладно - на обиженных, как известно, воду возят. Давайте-ка лучше вычеркнем из памяти все разногласия и продолжим наше расследование. Согласны?
"Дык конечно".
Ну и чудненько! Итак, шёл, значитца, Потапыч по междупутку. Настроение - лучше не бывает: идёт, да знай себе насвистывает под нос незатейливый весёленький мотивчик.
"А что за мотивчик?"
Ну, что-то типа "какой хороший день, какой чудесный пень..." или что-либо другое навроде этого.
"Гы-ы-ы!"
И вдруг, нежданно да негаданно, неясные, приглушённые и странные звуки, что донеслись до чутких ушей Потапыча с одного из тепловозов, сбили его с панталыку, застопорив продвижение к намеченной цели. Потапыч удивлённо воззрился на объект, нарушивший тишину. Серые глаза слесаря зажглись неподдельным любопытством. Воистину, в этом незаурядном, но скромном, человеке пропадал, упрятанный в глубоком омуте его души, божественный дар великолепнейшего сыскаря - не хуже, чем у Шерлока Холмса, как пить дать не хуже, потому как, не тратя времени даром, он тут же ухватился за поручни и по-обезьяньи, проворно и ловко, вмиг забрался на подозрительный тепловоз - в тамбур, что находится между машинным отделением и кабиной машиниста.
Необъяснимый, не внушающий доверия, шум исходил аккурат из-за ведущей в машинное отделение металлической двери, снабжённой, как это и положено подобным дверям, квадратным оконным проёмом. Потапыч, не долго думая, взглянул сквозь стекло внутрь помещения и тут же отстранился, потрясённый увиденным. Похоже, его чуть было не хватил апоплексический удар: он долго стоял с посеревшим лицом, тяжело дыша разинутым ртом как окунь, что извлечён из воды безжалостным и бессердечным рыболовом. Наконец, придя в себя, он достал из нагрудного кармана спецовки очки, аккуратно водрузил их на свой, необъятных габаритов, нос и, приблизившись к окну, продолжил наблюдение за машинным отделением, а точнее сказать, - за всем тем, что в нём, в машинном отделении то есть, было. Он стоял и смотрел, стоял и смотрел - как собака на кость, или же как кот на сметану - на ВСЁ ТО, ЧТО ТАМ БЫЛО. Кляня на чём свет стоит свою близорукость, он многократно снимал с себя очки, тщательно протирал у них стёкла специальной бархатной тряпочкой и, надев их сызнова, ещё и ещё раз разглядывал самым что ни на есть внимательным образом ВСЁ ТО, ЧТО ТАМ БЫЛО, примечая главное и отметая за ненадобностью второстепенные, малозначительные детали, не играющие особой роли в увиденном. Согласитесь, умение абстрагироваться от мелкого и ничтожного, выделяя при этом основное и важное, - весьма редкое, свойственное далеко не каждому человеку, качество!
"Стопудово! Хрен поспоришь!"
К счастью, Потапыч, наш замечательный слесарь и, по совместительству, сыщик, в полной мере обладал этим, да и многими другими, достоинствами. Потому-то он и стоял у двери, ведущей в машинное отделение, и смотрел сквозь её окно, - стоял и смотрел, стоял и смотрел на ВСЁ ТО, ЧТО ТАМ БЫЛО.
"Гы-ы-ы! А что же там было-то?"
А так ли это важно?
"Важно! Важно!"
Ну, там был воздушный компрессор.
"Какой такой компрессор?"
Дык он же воздух для тормозов качает! Не знаете что ли?
"И что, больше там ничего не было?"
Ну как же, как же - там ишшо генератор был.
"А это что за хрень такая?"
Дык вы и это не знаете? Я сейчас опупею от вас, ей-богу опупею! Вы поймите, без генератора ну никак нельзя, - ведь от него-то тяговые электродвигатели ток-то и получают, опосля чего, раскручивая колёса, и приводят тепловоз в движение!
"А что-нибудь ещё окромя двух этих механизьмов, там было? А???"
Ну, допустим, было.
"Что? Что там было???"
Дизель!!! Там был дизель!!!
"Какой такой дизель???"
Марки 11Д45!!! Русский!!! Пуленепробиваемый!!!
"Гы-ы-ы! И это всё?"
А вам что, этого мало?
"Мало!!! Мало!!!"
Ой ли?
"Мало!!! Мало!!!"
Ну, хорошо. Там ещё кое-что было.
"Что??? Что там было???"