Актис кончила свой трогательный рассказ. Валерий, внимательно ее слушавший, вздохнул.
— Да, Это самая печальная история, которую я когда-либо слышал, — сказал он.
Юноша и девушка задумались каждый о своем и под впечатлением истории о погибшем влюбленном, молчали до самого берега.
Следующие часы для Актис были полны ожидания ночи. Она ждала ее, считая секунды.
Наконец солнце опустилось за горизонт, и наступил долгожданный вечер. В нетерпении Актис почти ничего не ела, когда вечерняя трапеза позвала ее к столу.
Видя, как девушка не может дождаться своего часа, Валерий млел от удовольствия. Наблюдать за ней уже было счастьем для него. Но вот он взял ее за руку и повел в ту половину дома, где была его спальня. Любовники зашли в большую комнату. Все здесь было синим или голубым: стены и колонны, пол и потолок, занавески и белые постели, абажуры светильников. Валерий повел Актис к кровати.
— В этой спальне, — сказал юноша, — мои родители тоже очень любили друг друга. Здесь моя мать и произвела меня на свет. Этот потолок, это царство Нептуна, оно было первым, что я увидел в жизни.
Актис гладила волосы Валерия, не отводя от его лица глаз. Юноша обнял девушку и привлек ее к своей груди. Он услышал, вернее, почувствовал, как сильно бьется сердце Актис. Во всей истории человечества римляне, пожалуй, были самым искусным народом в делах, касающихся любовных услад. Любовные ласки они довели до совершенства, взяв у покоренных ими народов все самое ценное и полезное для этой цели. Все, что до них изобрели ненасытные люди Востока, горячие африканцы и утонченные греки, привилось в Риме, где отдельные представители, в большинстве случаев женщины, создали целую науку, касающуюся отношений между мужчиной и женщиной. Потом уже, когда великая империя пала под беспощадными ударами грубых варваров, стала исчезать и эта наука. Люди перестали чувствовать нужду в ней. Им было достаточно того минимума, что дает природа. Золото. Вот, что стало их главным кумиром. Золото, а не любовь. Последний самый сокрушительный удар по этой бесценной для человечества науке нанесла христианская церковь, нетерпимая к плотским наслаждениям. То чистое, что ценилось в античности и воспевалось её гениями, превратилось в средние века в скотство и грех. Стало западней дьявола, ведущей в ад. В эпоху Возрождения удалось восстановить кое-что в этой области. Но до нас дошли только крохи, гораздо меньшие, чем остатки античных статуй и картин. Да и ими мы порой часто пренебрегаем. оставаясь в положении все тех же варваров, что разрушили и разграбили Рим.
Валерий виртуозно владел этой наукой, и хотя еще она ни разу не принесла ему ощущений совершенства, он почувствовал, как непривычно в этот раз его состояние. Впервые он почувствовал ту сладостную дрожь и жар, что чувствуют все мужчины, касаясь женского тела с целью овладеть им. Под его умелыми и нежными руками Актис почувствовала себя мягкой глиной, из которой гениальный скульптор начинает ваять самую прекрасную на свете статую. Словно пожар стал разгораться в ее теле, и огненное пламя стало добираться во все его части, обжигая даже кончики пальцев: Стало тяжелым дыхание. Словно меха великана разжигали этот пожар все сильнее и сильнее.
Чтобы успокоить девушку, Валерий долгими поцелуями тушил огонь, сжигающий ее. И пламя превратилось в то, что причиняет самые приятные ощущения. Но все равно, было очень жарко. Влюбленные чувствовали себя в невидимой печи, чей жар вот-вот спалит их, и они не успеют самого главного. Поэтому Валерий стал освобождать девушку и себя от одежды. Медленно и осторожно, чтобы неожиданная прохлада ночи не погасила этот огонь.
Оставшись обнаженными, они слились телами, чтобы раствориться в едином пространстве.
Молодым человеком руководил опыт, Актис руководила природа и вековой инстинкт лесбийских женщин, умеющих взять у мужчин то, что хотелось, и считавшихся непревзойденными любовницами во все века античного мира.
И вот настал тот момент, который они старались сознательно продлить. Миг, когда нежнейший цветок раскрыт до конца и нужно сорвать его. Миг, который дается женщине всего лишь раз, и миг, о котором каждый мужчина мечтает в своих снах и стремится к нему, забыв обо всем на свете.
Боль прошла сквозь Актис, словно удар молнии неожиданно и быстро. Она даже не поняла, в чем дело, хотя знала, что это должно случиться. Но о боли ее заставило забыть то, что последовало сразу за этим. Актис перестала понимать, что происходит вокруг, потеряла умение видеть и мыслить, Она попала в иной, потусторонний мир, в котором все это не нужно. Остались только ощущения неизведанного доселе. Все, что есть на свете, теперь вселилось в ее тело и словно растворяет в космосе Актис, превращая ее в бесчисленные звезды. Толчок, словно парализуя все движения, вызвал крик, но она не слышала его. Не знала она, как слабые ее руки стали сильными, как большие глаза стали еще больше, как в кровь были искусаны губы и ее, и возлюбленного.
Валерий тоже перестал ощущать пространство и время, превратившись в машину, которая создана лишь для добычи наслаждения.
Пять раз Актис готова была умереть, но пять раз она оставалась жива. Наконец, Валерий без сил и движений упал рядом, и девушка стала приходить в себя.
Нежность к любимому — вот первое, что почувствовала Актис, и бросилась целовать и ласкать Валерия. Благодарность и любовь к нему переполняли ее сердце.
Никогда еще Валерий не испытывал того, что только что с ним произошло. Он лежал потрясенный и счастливый.
— Что это? — вдруг испуганно спросила Актис.
— Где?
— Вот, — Актис указала на простыню под ними.
Валерий увидел два маленьких темных пятнышка.
— Это, когда я был в твоем саду, — объяснил он, — и сорвал там самый красивый цветок, два лепестка все-таки выпали из него.
Он поцеловал Актис.
— Не волнуйся, так должно быть, — успокоил он.
— Я знаю, — Актис улыбнулась. — Просто всё-таки я не ожидала, что это действительно будет так.
Остатки боли всё еще находились в ней где-то в области ниже живота, но это было даже слегка приятно. Они сладко ныли, вызывая волнующие воспоминания.
— Я велел приготовить ванну, — Валерий видел, что Актис уже отдышалась. — Пойдем, я сам помою тебя.
Вода в ванной была горячая, даже сперва захватило дух. Клубы пара делали круглое помещение купальни таинственным.
Актис и Валерий целовались и разговаривали прямо в воде.
— Мне так хорошо, — Актис уже в который раз повторяла эти слова.
Валерий лишь гладил в ответ ее волосы и улыбался. Вода тихим плеском отвечала девушке вместо него, и на улице за окнами звонко пели цикады.
Проснулся Валерий рано, лишь только солнце заглянуло в окно спальни. Он долго смотрел на спящую Актис. Девушка лежала, по-детски положив руку под щеку, и ее густые волосы веером разбежались по подушке.
Валерий смотрел на нее и с трудом верил в реальность происшедшего этой ночью. Все, что было, казалось красивой волшебной сказкой.
Актис все не просыпалась. Чтобы разбудить ее, юноша начал целовать Актис прямо в губы. Девушка, еще не проснувшись, стала отвечать ему. И вот влюбленные снова сплелись в объятиях. Юные и прекрасные, лежали они на голубых шелковых простынях и любовались друг другом.
— Когда я думаю о том, что уже сегодня днем мы должны расстаться, готов землю грызть от досады, — сказав это, Валерии заскрежетал зубами.
Тут Актис тоже вспомнила, что сегодня тот день, когда она покинет этот дом и вернется в свою темницу, чтобы затем снова работать целыми днями среди цветов, а ночью спать и дрожать при мысли о том, что хозяйка опять будет тобой недовольна.
Сердце наполнилось отчаянием. Глаза заморгали, и на ресницах заблестели слезы.
— Неужели судьба так жестока, и опять нас разлучает? — простонала она, бросаясь Валерию на шею.
— Любимая, — успокаивал тот, целуя девушку в глаза. — Всё равно настанет день, и мы снова будем вместе. Я сделаю все, что можно, а если этого будет недостаточно, то сделаю и невозможное, чтобы добиться этого. И мы с тобой будем вместе, но уже навсегда. Слышишь, Актис, навсегда! И мы поженимся. Ты хочешь быть моей женой?
— Хочу, — Актис продолжала плакать. — Только, я думаю, что у нас ничего не выйдет. Я уже испытала коварство богов. Они всегда, когда видят, что мне хорошо, посылают несчастье. Ты только успокаиваешь меня.
— Как мрачно ты смотришь в будущее!
— Потому что в прошлом у меня было так мало хорошего, что я уверена, и будущее сулит мне то же самое. Сейчас мне так хорошо, как еще никогда не было. Я боюсь, что это уже не повторится.
Неужели ничего нельзя сделать?
Валерий с жалостью смотрел на плачущую подругу. В отличие от других женщин слезы не портили Актис, наоборот, даже придавали ей новое очарование. Но сердце молодого человека от боли заранее готово было разорваться на мелкие кусочки.
На глазах Валерия тоже засверкали слезы.
— Что я могу сделать? — сказал он. — При всем моем богатстве и могуществе я не могу нарушить закон, он слишком суров и всегда беспощадно карает тех, кто сделал это. Не раздумывая, я бы похитил тебя и увез бы на край света. Но, подумай, Актис, какая бы судьба ждала нас тогда? Беднягу Корнелия распяли бы на кресте. А нам бы не дали ни минуты покоя. Всегда быть в бегах. Не иметь родного угла. И самое главное — жить с мыслью о том, что в любую минуту случай или злой рок может разлучить нас. Мы будем глубоко несчастны.
— Зато вдвоем, — прошептала Актис.
— Клянусь тебе, я разделю с тобой эту жизнь без капли сомнений и сожалений. Но я сделаю это, когда других путей у нас уже не останется. Валерий смотрел прямо в глаза Актис.
— Я жизнь готов отдать за тебя, — прошептал он.
Девушка, чьи глаза уже не смотрели столь отчаянно как прежде, не могла сказать ни слова.
— Ты слышала, что я сказал? — прошептал еще раз Валерий.
Его губы искали на лице девушки слезы и когда находили их, оставляли на том месте мягкий поцелуй. Так целуют ребенка, когда он плачет.
— Да, — ответила Актис.
— Скажи еще раз, — шептали губы Валерия.
— Да!
— Ты веришь мне?
— Да!
— Ты любишь меня?
— Да! А ты?
Вместо ответа Валерий обнял Актис и они вновь, в который уже раз, в поцелуе забыли о внешнем мире.
— Но ты мне не ответил, — сказала Актис, когда поцелуй кончился. — Ты любишь меня?
— Конечно.
— Что конечно? — Актис с притворной сердитостью нахмурила брови, что очень рассмешило юношу. — Ты должен сказать: «Люблю!»
— Люблю!
Валерий засмеялся и, схватив Актис за руки, закружил ее. Девушка испуганно взвизгнула, затем засмеялась тоже.
— Я могу сказать тебе это тысячу раз, — Валерий серьезно смотрел на Актис. — Начнем? Люблю…
— Мне просто будет лень считать, — сказала Актис, осторожно лаская пальцем его губы. — И потом, я боюсь, что пока ты будешь мне это говорить столько раз, тебе это так надоест, что потом ты мне уже ничего подобного не скажешь.
— Актис, — Валерий наполнился нежностью. — Я готов говорить тебе это каждый день. Уверяю тебя, мне не надоест это никогда.
— Девушка уронила голову назад и вздохнула, преисполненная радостью.
— И все равно, — сказала она. — Расстаться с тобой — это такая мука. Только мысль об этом заставляет меня вздрагивать от ужаса. Что со мной будет, когда мы действительно покинем друг друга.
Грустным было это утро. Утренняя трапеза была такой мрачной, словно в доме находился покойник. Эней напрасно пытался утешить влюбленных веселым разговором.
— Лучше почитай нам стихи, — попросил его Валерий, — что-нибудь из Сафо или Алкея для Актис.
Дважды Энея просить не пришлось. Он стал читать стихи Сафо, и еще более поверг в печаль Актис и Валерия, ибо стихи эти тоже были о разлуке.
Услышав родную речь, Актис залилась слезами, и Валерий в растерянности перед этим печальным событием кинулся корить Энея.
Актис вступилась за него.
— Я благодарна тебе за эм стихи, — сказала она библиотекарю. — Никогда их не слышала. Ты напомнил мне о родине. Я ее плохо помню, но язык никогда не забуду. Она грустно улыбнулась и прошептала: строку из стиха:
— «Милый сердцу Лесбос».
Она уже погуляла в саду с Валерием, спустилась к рыбе и дельфину с мальчиком на спине. Попрощалась она с ними и даже со слезами на глазах поцеловала мраморные губы ребенка. Но как ни было ей горько, Актис взяла себя в руки и без слов пошла к носилкам, когда настал роковой для влюбленных час. Лектика тронулась в путь. Девушка смотрела на Валерия, который снова оделся бродягой, внимательно, словно навсегда хотел сохранить его образ в своей памяти на случай, если они не увидятся. Недалеко от «Гальского петушка» Валерий и Актис вышли наружу. Рабам, которые несли лексику, было приказано отправляться домой. Валерий повел девушку по узким улицам. За одним из углов Корнелий уже ждал их.
— Иди к нему, — сказал Валерий и слегка ежа ладонь Актис, затем повернулся и быстро пошел прочь.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Поворот за поворотом, улицу за улицей проходили Актис с Корнелием. С верхних этажей домов доносился шум. Кто-то ругался с женой, кто-то кричал на своих детей. Иногда слышен был безудержный хохот или протяжный плач. Одни звуки сменялись другими. Кто-то ради шутки бросил под ноги Корнелию и Актис дохлую крысу. Старший садовник, обернувшись, поглядел на затянутые кусками ткани окна, но заметил лишь тень скрывшейся человеческой фигуры.
Актис не успела предупредить Корнелия, когда тот, никого не увидев в мрачных оконных проемах, шагнул вперед и споткнувшись о плиту, лежавшую у края сточной канавы, вдруг оказался по колено в воде, несшей помои из близлежащих домов. Несколько человек засмеялись, высунувшись из своих окон, когда увидели стоявшего в канализационном стоке мужчину, и стиравшего с лица капли воды, обрызгавшие его. Но особенно хохотали дети. Несколько малышей и подростков прыгало около Корнелия, они визжали, свистели ему в спину, а тот крепко ругаясь, старался как можно быстрее уйти от того места, где с ним произошла эта нелепость. Садовник догнал Актис и, грубо схватив ее за руку, потащил за собой.
— Сколько же с тобой хлопот. Никогда еще так не шутили над стариком Корнелием. А все прихоти твоего друга, — попытался садовник сорвать свою обиду и унижение на девушке.
— Корнелий! Я не виновата, что люди бывают злы, и что ты так неловок, — ласково глядя на своего спутника, проговорила Актис.
— Хорошо тебе так говорить. Посмотри на меня! На кого я теперь похож? Индюк и то выглядит лучше, когда его обдадут кипятком, — садовник, брезгливо морщась, оглядывал себя.
— Дойдем до виллы, там и умоешься. Взгляни вперед! Три дома осталось пройти и город кончится, а потом тебя до самого поместья никто не увидит.
— Ладно, ладно, Актис. Извини, что накричал на тебя, — ответил садовник, а про себя подумал: «Я уж у Валерия выманю несколько золотых за свое унижение. Юпитер-громовержец пусть покарает меня, если не выпрошу ничего у этого юнца».
Актис оказалась права. Дорога, по которой шел садовник с цветочницей, была малолюдна. В это время римляне отдыхали в своих опочивальнях и лишь двое носилок, в которых за занавесками возлежали патриции, отправившиеся, по-видимому, по неотложным делам, да группа рабов, подгоняемая надсмотрщиком, встретились им на пути. Корнелий втолкнул Актис в дверь, которую открыл привратник-сириец, и приказал девушке следовать в эргастул.
Валерий, проводив Актис до того места, где их ждал Корнелий, решил побродить немного по городу, чтобы развеять терзавшие его думы. Юный патриций задумчиво шел по узким улицам Капуи, запоздало отвечал на приветствия знакомых, иногда рассеянно называл повстречавшегося ему человека не тем именем. Дул порывистый западный ветер и приходилось удерживать шляпу рукой, чтобы ее не сдуло. В одном месте плебеи обступили какого-то человека, который собирался сделать объявление, «Умеет говорить по-латыни, неплохо охраняет дом. Продам тому, кто мне понравится. Великолепный пес, купите. Будьте добры». Буквы, написанные красной краской, неровной линией расползались по серой стене харчевни. Люди читали объявление, смеялись, некоторые хвалили такую рекламу, другие тут же собирались оформить сделку с продавцом, рылись у себя в одежде в поисках денег и, не найдя их, клялись, что сейчас же побегут домой за золотыми, чтобы купить себе породистого пса.